Снежный ком

Несбыточные мечты! Злые мечты! Я ненавидел Тему всей душой, и в то же время меня неудержимо тянуло к нему.

Пройдя вдоль деревенской улицы, я наконец-то увидел тополь возле дома с великолепными резными наличниками на окнах, с жестяным петухом на трубе. Всего два дня назад Тема купил этот дом у какой-то одинокой бабуси, уехавшей к родственникам, а вчера завез в свое деревенское жилище три машины всякого имущества…

Что говорить, вновь приобретенная Темина недвижимость — залюбуешься: весь дом в деревянных кружевах: и крылечко, и веранда, еще и под крышей такие вавилоны закручены — хоть в музее деревянного зодчества выставляй… Мне бы, например, и не снилось купить такой дом в такие сроки: не успел приехать, а уж и своя крыша над головой. Спрашивается, откуда деньги?..

Сердце у меня бухало в груди, как паровой молот, горячую голову не могла остудить вечерняя прохлада, слезы подступали к горлу. Вывернуть бы этот дом вместе с Темой корнями вверх да покатить с высокой горы, чтобы от него и щепок не осталось!

Я стоял и смотрел на кружевные наличники нового жилища Темы, как смотрит некое парнокопытное на новые ворота, и вдруг увидел, что откуда-то сверху спланировало письмо. Подхваченное ветром, оно нырнуло раза два в воздухе и плавно опустилось к моим ногам. Штамп — «Пионерская правда».

Я наклонился и поднял его, заинтересовавшись, кому в Костаново пишет «Пионерская правда». Текст был отпечатан на машинке:

«Дорогой Тема! Твои стихи мы получили. Пишешь ты о делах своего 5-го класса «Б», но вот, что значат слова: «ханыги» и «ханурики» — не объясняешь. Напиши нам лучше о ваших пионерских делах: занимаетесь ли физкультурой и спортом, помогаете ли родителям? Ждем от тебя письмо и еще стихи, если ты их напишешь. Те, что ты прислал, из-за непонятных нам слов напечатать не можем».

Прочитав такое, я не сразу понял, какому Теме прислали письмо из «Пионерской правды», но мои сомнения развеял сам «юный поэт». Створки окна распахнулись, и из него выглянул Тема.

Я был, конечно, рад, что именно сейчас он оказался дома: теперь, по крайней мере, не надо его убивать. Но с другой стороны, то, что он вернулся, означало — Лялька все-таки улетела самолетом, причем специально для нее поданным по просьбе всемогущего Темы. Значит, Тема и правда всесильный?.. Одно это соображение еще больше испортило мне настроение.

Я все колебался, входить ли мне в ненавистный дом, но в эту минуту на всю улицу раздался пронзительный голос Симочки:

— Я тебе покажу «конкурс юных поэтов»! На старости лет в стихи ударился? В кого влюбился, позволь тебя спросить?

«В Ляльку, вот в кого!» — подумал я и собрался было уходить: не очень-то мне хотелось слушать семейный скандал, но в эту минуту из окошка высунулся сам Тема.

Морщась, как от зубной боли, он вдруг принялся грести руками от себя, как морской лев ластами, дескать, сгинь ты, не показывайся Симочке на глаза.

Меня заинтересовало, что же такое здесь происходит, и я с письмом в руках ушел за угол дома.

Хлопнула входная дверь, на крыльце появился Тема, увидел меня, скомандовал:

— Быстро за сарай и не высовывайся!

Мне уже стало любопытно, чем закончится эта сцена, поскольку «значительный» и «влиятельный» человек выглядел сейчас не в самой лучшей форме. Спустя минуту Тема был уже возле меня, проверив на всякий случай, не отправилась ли Симочка вслед за нами. Удостоверившись, что погони нет, потребовал:

— Давай письмо.

— Так это ты — юный пионер?

— Тихо!..

Тема еще раз выглянул из-за угла, доверительно пояснил:

— Соображать надо! Взрослый пришлет стихи, их сразу в корзину: свои девать некуда, — поэтов развелось сейчас как собак нерезаных. А с ребенка что возьмешь? Поговорят, повоспитывают, глядишь, и напечатают…

— Про пионерскую жизнь?

— А хотя бы и про пионерскую… Про учебу там, культурный отдых… Только не те люди теперь в редакциях сидят, в стихах не больно разбираются. Написал я им юмор — сатиру «Как ханыги портят книги», так им, видишь ли, слово «ханыги» не понравилось. Нам, пишут, надо положительных героев. А где их взять, положительных, когда кругом одни отрицательные?

Заметив, что я смотрю на него, прищурив один глаз, Тема неожиданно обозлился:

— Ничего! — сказал он. — Женишься — переменишься! Жизнь заставит! Смолоду и я так рассуждал: «Не буду врать супружнице». А на деле чем дороже тебе жена, тем больше приходится от нее утаивать… Чтобы не расстраивалась… Тому надо дать, этому дать, тому одолжил, этому сам долги отдаешь. Глядишь, и приработка как не бывало, разошелся неизвестно куда.

«Очень даже известно, куда тебе денежки требуются, — подумал я. — Развлекаться с такой красавицей, как Лялька, никаких приработков не хватит, хоть ты ночи напролет стихи пиши да в «Пионерской правде» печатай».

Тема по-своему расценил мое молчание.

— Я ведь из-за того и с Клавдией Ивановной — твоей родной теткой разошелся, — сообщил он мне доверительно. — Слишком много знала. И соображала с ходу. Затеешь что-нибудь провернуть, тут же тебя раскусит, и — готово дело — выволочка обеспечена. Умная жена умному мужу вовсе ни к чему… Спроси у Клавдии Ивановны, сколько в Одессе на черном рынке атомная бомба стоит? Точно скажет, на рубль не ошибется!.. Так и разошлись, хотя, честно говоря, жили неплохо… А вот Симочка — прелесть! Кроме своих тряпок, знать ничего не знает. Что ни расскажи ей, все скушает. Просто не повезло, что наткнулась она на это письмо…

Я подумал, что не так уж хороши у Темы дела, если даже стихами не брезгует. Понемногу тайное становилось явным, приоткрывалась завеса, за которой таились «успехи» «значительного» человека — великолепного Темы. Настроение мое стало понемногу исправляться. Поощряя его молчанием, я внимательно слушал.

— Погоди-ка! — вдруг спохватился Тема. — А тебе, брат, в общежитие не пора?

Я насторожился: «С чего это вдруг он меня гонит?»

— Командир отряда знает, что ночую у родственников.

— Ну так иди и ночуй, — с некоторой досадой сказал Тема, явно не зная, как от меня избавиться.

Вполне понятно, что после таких его слов я твердо решил никуда не уходить.

По дороге, подпрыгивая на ухабах, грохотал какой-то грузовик. В светлых сумерках я рассмотрел между днищем кузова и бортом ярко-оранжевый черепок. Грузовик этот явно волновал Тему, а я ему, видно, мешал: смотрел он на меня так, как будто я у него коня украл. Что-то тут назревало.

Догадавшись, что так просто от меня не отделаться, решив: «Будь что будет», Тема перемахнул через изгородь, выскочил на дорогу и принялся махать руками, действуя так, как будто заранее договорился с водителем.

Не успел я и глазом моргнуть, как машина свернула с шоссе и направилась к домику. Подскочив к открытому окошку кабины и обменявшись с шофером двумя-тремя фразами, Тема одним движением распахнул ворота, скомандовал шоферу подпятить грузовик к сараю, там откинул задний борт кузова и начал ловко сгружать короткие керамические трубы оранжевого цвета.

— Чего смотришь? Давай помогай! — крикнул он мне. (Раз уж оказался свидетелем «левой» покупки, деваться было некуда.)

— Зачем они тебе? — спросил я с наивным видом.

— Керамические трубы нужны всем, — огрызнулся Тема. — Да не стой ты, таскай их в сарай!

Я постарался запомнить лицо шофера и номер машины. Ради этого можно было и «помочь» таскать в сарай эти трубы.

Мы уже заканчивали работу, когда на улице протарахтела какая-то телега. Тема тут же, чтобы нас не засекли, швырнул на оставшиеся неубранными трубы охапку сена, повернулся спиной к улице: мало ли кто там может ехать!

Сунув деньги шоферу, он затворил ворота за отъехавшей машиной, поправил на трубах сено и, возбужденно похохатывая, потер свои длинные, поросшие светлыми волосками, ужасно цепкие руки.

— Все-таки, зачем тебе эти трубы? — спросил я, раздумывая, когда и кому на него заявлять. Не очень-то мне хотелось это делать. Выходило, что я мщу из-за Ляльки, как мелкий доносчик.