Возвращенное имя

— В храмах нет для них места. Пространство храмов нужно для молящихся, — безжалостно припирал ребят к стенке Помонис — Нет места для запасов продовольствия и на улицах и площадях, и потом, они должны находиться в охраняемом помещении и быть надежно укрытыми от непогоды.

— Сдаюсь, — с мужеством признал Адриан. — Наши выводы поспешны. Не все главные линии жизни римской крепости мы знаем. Раскопки римского слоя необходимо продолжать. Они не только могут, но и должны дать новое качество. Мы должны найти продовольственные склады — склады запасов зерна, масла, фасоли и других продуктов.

Помонис же, проявляя несвойственное предводителю варваров великодушие, не стал продолжать экзекуцию…

После ужина, когда крепость опустела, до самой темноты Адриан, Галка, Николай и еще несколько человек с лопатами в руках бродили повсюду, то там, то здесь производя зачистку. Как-то само собой получилось, что и мы с Помонисом занялись этим делом, но все безрезультатно.

Помонис злился.

— Крепостные склады должны быть очень большими, это не придомный погреб, — ворчал он. — Может быть, вход в них как раз под не раскрытым еще византийским слоем? Да, может быть, — отвечал он сам себе, — но маловероятно. Ведь раскрыто почти три четверти всей площади римской крепости. Потом, раскрыт весь центр. Где-то здесь и должны быть входы или вход в склады.

Из крепости в дом нас загнала только темнота и внезапно пошедший, редкий в этих местах, дождь. Мы с Помонисом присоединились к ребятам, которые сидели в столовой при свете керосиновой лампы, тихо и лениво напевая что-то.

Дождь так же внезапно, как начался, перестал. Сильный ветер разнес тучи, огромная полная луна поднялась над крепостью. Помонис, вместо того, чтобы лечь спать, снова предложил мне походить по узким древним улицам, уверяя, что, освещенные лунным светом, они особенно живописны. Так оно и было, но я-то понимал, что сейчас дело не в этом. Помонис сам больше всех мучился загадкой, которую он загадал ребятам.

Больше часа бесцельно бродили мы по развалинам крепости. Я уже давно хотел спать, но меня удерживало чувство товарищества.

Неожиданно пришло счастье, то самое археологическое счастье, которое иногда приходит, когда все чувства обострены до предела, а мысль упорно бьется над одним и тем же вопросом. Счастье, которое чаще всего результат напряженной работы подсознания, еще не разгаданного механизма интуиции.

Омытые дождем, ярко блестели в лунном свете камни домов. Вот мы дошли — уже в который раз! — до центра крепости, где возвышались остатки преториума.

— Смотрите, какую густую и правильную, почти прямоугольную тень отбрасывает стена преториума, — обратил я внимание Помониса.

Помонис довольно безучастно посмотрел и вдруг застыл. Несколько секунд он пристально всматривался, а потом прошептал:

— Это не тень, это совсем не тень!

— Почему? — удивился я и, вглядевшись, понял, что соотношение положения луны и стены преториума было таким, что тень не могла быть отброшена в эту сторону.

— Что же это?

Но Помонис исчез. Впрочем, он появился через несколько минут с лопатой и рулеткой в руках. Движения его были снова быстрыми, четкими, сильными. Прежде всего он процарапал лопатой полоски по периметру темного прямоугольника. Потом, обернувшись ко мне, сказал:

— Да, это совсем не тень. Тут по-другому высыхающее от дождя место, чем почва вокруг. Оно высыхает медленнее, потому что плотнее окружающей почвы. Но скоро эта разница в цвете исчезнет. Потому я и торопился очертить его. А правильная форма говорит о том, что это не случайное уплотнение почвы, а дело рук человеческих.

— Но ведь вся площадь вокруг преториума замощена известняковыми плитами! — воскликнул я.

— Да, — отозвался Помонис, — вот и надо вскрыть эту мостовую там, где темный прямоугольник, и выяснить, в чем дело.

Не скрою, я плохо спал в эту ночь и несколько раз зажигал спички, чтобы посмотреть, долго ли еще осталось до подъема.

Едва позавтракав, мы с Помонисом и ребятами, прихватив с собой еще несколько землекопов и вооружившись лопатами и ломами, подошли к преториуму. При ярком солнечном свете темный прямоугольник исчез совершенно, но очертания его, зафиксированные вчера Помонисом, виднелись четко. Интересно, что этот прямоугольник как бы вписывался в две плиты мостовых, был лишь немного меньше их по размеру. Когда мостовую в этом месте подняли, под ней оказалась плотная и тяжелая песчаниковая плита с вделанным в нее железным кольцом. Чтобы поднять эту плиту, понадобились еще десятка полтора рабочих, канаты и лом. Мы все работали, не давая себе ни минуты передышки, и все же только часа через два подняли плиту. Зато под ней оказались полузасыпанные землей ступеньки. Первой, как ящерица, скользнула по ним вниз Галка, и мы услышали ее приглушенный восторженный крик. Мне пришлось пропустить вперед Помониса и Николая, и лишь потом, с трудом протискиваясь сквозь полузасыпанный лаз, спустился вниз и я, за мной Адриан. Свет наших фонариков метался по какому-то большому помещению. Могучие, выдержавшие испытание на прочность в течение многих столетий каменные своды, такие же крепкие, как сама скала, на которой построена крепость, уходили вдаль. Это было огромное прямоугольное помещение, вырубленное прямо в скале. Оно в основном находилось под преториумом, лишь небольшая часть выходила за его пределы. Вход, который мы нашли, был, видимо, запасным. Мы протискивались между колоннами, на которые опирались своды. Повсюду ровными рядами были вкопаны в землю огромные глиняные сосуды — пифосы. Диаметры их были полтора-два метра. Весь этот заключенный в каменную коробку склад, надежно прикрытый сверху зданием преториума, сохранился прекрасно. Только в немногих местах треснули арки сводов и рухнули колонны, разбив ближайшие пифосы. На полу возле одного из пифосов Адриан нашел бронзовую монету Константина Великого.

Склады или, во всяком случае, один из складов, о которых говорил Помонис, существование которых он предсказывал, были найдены. Теперь оставалась только расчистка, разборка, описание, фотографирование, зарисовки, классификация, словом, как говорят, только начать и кончить, но это была уже совсем другая работа. Когда мы вылезли, изрядно перепачканные, на свет божий, у входа в склад толпилась вся экспедиция. Волей-неволей, работы пришлось прервать больше чем на час, пока каждый хотя бы одним глазком не взглянул со ступенек вниз. В помещение склада Помонис запретил входить кому-либо, кроме тех, кто будет заниматься расчисткой.

Настроение у всех было радостное. Вчерашние обиды прошли, и я с удовольствием видел, с каким восторженным выражением смотрят ребята на своего учителя.

А все-таки открытие склада было не последней и даже не главной неожиданностью, которая произошла в этот день.

Земляные работы дня закончились. Мы собирались уже идти в столовую обедать, а рабочие стали расходиться, вернее, разъезжаться по домам. К Помонису подошел один старый крестьянин, уже не первый год работавший землекопом. Смущенно помявшись, он сказал:

— Господин профессор, может, оно, конечно, все это так себе, а все же…

Помонис молча смотрел на него, и старик, приободрившись, продолжал:

— Так, господин профессор, вчера у меня в гостях свояк был из соседнего села — вон оттуда. — И он указал рукой на видневшиеся вдалеке крыши: — Так он сказывал, господин профессор, вот у них прошлый год осенью бригада колодец копала. А как прокопали с метр — так тут и крышка каменная. А под ней каменный же ящик. А в нем, господин профессор, чего-чего не было!

Помонис продолжал молчать, но я видел, чего ему теперь стоило это молчание.

А совсем разошедшийся старик продолжал и сам увлекаясь:

— А в том ящике и косточки, и горшочки, и бусины, да еще, сказывал свояк, кукла глиняная! Вот он рассказал, а я подумал, может, вам в этом интерес какой будет.

— Спасибо, — порывисто сказал Помонис, — а как зовут свояка?

Крестьянин сказал, и Помонис, еще раз, уже на бегу, поблагодарив его, бросился к берегу. Я без приглашения побежал за ним. Едва переправившись, мы по счастливой случайности наткнулись на крестьянина, сидевшего в запряженной телеге, и тот, сразу же согласившись, рысью погнал свою пару каурых к селу.