Произведение в алом

После официального обмена любезностями общество, устроившись поудобнее в благодатной тени, предалось куртуазной беседе.

Верблюд и в самом деле производил весьма приличное впечатление: кончики его холеных усов были загнуты вниз a la Mongol[136] и придавали ему модное в этом сезоне разочарованное выражение, в левом глазу респектабельно поблескивало стеклышко монокля - само собой разумеется, без шнурка.

Четверо хищников изумленно взирали на безукоризненно отутюженную складку на больших берцовых костях элегантного собеседника и изящно сплетенную в аппонийский[137]галстук гриву.

«Проклятье, принесла нелегкая этого пижона!» - подумала пантера, сконфуженно пряча свои когти, черные траурные каемки которых красноречиво свидетельствовали о пагубной страсти их обладательницы к азартной карточной игре.

Хорошо воспитанные, деликатные люди быстро находят общий язык.

Прошло всего несколько дней, а новоиспеченные друзья прониклись друг к другу такими нежными чувствами, что порешили больше никогда не расставаться.

Само собой разумеется, благородный верблюд и думать забыл

О прежних страхах и теперь по утрам отдавался чтению «The Gentlemans Magazine» с тем же душевным комфортом, с каким это делал в дни своего одиночества.

Правда, время от времени не в меру чувствительного Читракарну преследовали ночные кошмары, однако, всякий раз просыпаясь от собственного крика, он лишь снисходительно усмехался и, сославшись на нервы, изрядно потрепанные прежней бурной, богатой приключениями жизнью, вновь отходил ко сну.

Сколь бы ни был мал круг тех избранников, под именем которых целые эпохи и государства входят в историю, однако они есть и, благодаря сокровенным законам провидения, будут, наверное, и впредь изредка посещать нашу убогую земную юдоль. Посеянные в мир сей мысли и чувства этих одиноких и непризнанных гениев не умирают -подобно таинственным токам, до поры до времени находящимся под спудом, перетекают они от сердца к сердцу, а когда пробьет их час, прорываются на свет божий такими передовыми идеями и воззрениями, которые еще вчера внушали суеверный ужас инертным и неискушенным умам своих современников, а уже завтра будут восприниматься как нечто привычное, само собой разумеющееся...

Так по прошествии всего нескольких месяцев изысканный вкус благородного верблюда, преодолев враждебную настороженность своего отсталого, погрязшего в вековой рутине окружения, стал отражаться на всем и на вся.

От плебейской суеты и спешки не осталось и следа.

Небрежной, слегка вихляющей походкой скучающего денди фланировал по джунглям лев, надменно глядя прямо перед собой - смотреть по сторонам строго-настрого возбранялось неумолимо строгим аристократическим этикетом, - а лис из тех же соображений, что и знатные римлянки в античные времена, ежедневно пользовал терпентин[138] и строго следил за тем, чтобы все его семейство принимало это снадобье.

Пантера сделала себе маникюр и до тех пор полировала свои когти замшей, пока их безупречно глянцевая поверхность не засверкала на солнце розовым блеском, однако всех перещеголяли рептилии - с каким эгоцентричным вызовом сплеталось змеиное племя в какие-то вычурные, экзотические орнаменты, словно

пытаясь доказать манерной пластичностью противоестественно гибких тел, что свое происхождение оно и в самом деле ведет не от Господа Бога, а как стали кощунственно утверждать с недавнего времени его отдельные, преуспевшие в эстетстве представители, - от Кола Мозера и знаменитой «Венской студии».

Одним словом, культура и стиль повсеместно возобладали над грубыми, животными нравами, благотворные веяния модерна проникли даже в самые консервативные круги.

Каково же было всеобщее удивление, когда джунгли облетела невероятная весть, будто бы бегемот стряхнул с себя всегдашнюю флегму и теперь днями напролет, явно воображая себя актером Зонненталем, неустанно начесывает волосы на лоб, в надежде воспроизвести так называемую «челку Гизелы».

Тропическая зима нагрянула, как всегда, некстати.

Кршш, кршш, пршш, пршш, прш, прш - так примерно шумит дождь в это время года в тропиках. Теперь представьте себе, что это «кршш, пршш» продолжается без перерыва на протяжении многих недель, с утра до вечера и с вечера до утра, и вы поймете, что такое тропическая зима.

Сквозь пелену дождя дрянным плесневелым пряником мреет мутное и унылое солнце.

В общем, есть от чего сойти с ума.

Понятное дело, на душе в такую погоду кошки скребут. Даже у хищников...

Казалось, сейчас, в эту гнусную пору сезона дождей, надо быть как можно мягче, дружелюбнее и приветливее, стараясь по мере сил и возможностей отвлечь впавших в хандру товарищей от мрачных мыслей - ну хотя бы из предосторожности! - так ведь нет же: благородный верблюд, словно нарочно, все делал наоборот и все чаще свысока желчно иронизировал над своими приунывшими приятелями, особенно там, где дело касалось тонких вопросов моды, шикарных манер и прочих деликатных штучек, что, конечно же, всех раздражало и fait du mauvais sang[139].

Как-то вечером ворон заявился во фраке с черным галстуком, что, разумеется, дало повод горбатому комильфо для высокомерного выпада.

- Каждый уважающий себя джентльмен - если только он не саксонец - знает, что надеть к фраку черный галстук допустимо лишь в одном-единственном случае... - небрежно обронил Читракарна и самодовольно ухмыльнулся.

Возникла мучительная пауза; слышно было только, как пантера, внимательно рассматривая свои безукоризненно отполированные когти, смущенно урчала какую-то фривольную шансонетку, - никто не решался первым нарушить затянувшееся молчание, пока ворон наконец не выдержал и сдавленным голосом не осведомился, что же это за случай.

- Так, ничего особенного - собственные похороны! - прозвучал исполненный ядовитого сарказма ответ, вызвавший у присутствующих приступ такого неудержимого, гомерического смеха, что ворон от стыда готов был тут же провалиться сквозь землю.

Ну а его запоздалые и маловразумительные оправдания: мол, с кем не бывает, а может, у него и впрямь траур, в конце концов похороны - церемония хоть и скорбная, но тоже проходящая в узком кругу приглашенных, как и особо интимные званые вечера, - только усугубили дело.

Однако придирчивый законодатель моды и не думал ограничиваться одной только этой унижающей достоинство гордой птицы выволочкой и в следующий раз - тот, первый, faux pas[140] был всеми давно забыт, - когда незадачливый ворон напялил под смокинг белый галстук, вновь дал волю своей снобистской иронии, язвительно осведомившись:

- Смокинг? С белым галстуком? Гм, такое, дорогой друг, воз можно лишь в одном-единственном случае...

- И в каком? - невольно вырвалось у ворона. Читракарна деликатно откашлялся и, смерив оторопевшую

птицу с головы до ног дерзким взглядом, ехидно проскрипел:

- Когда собираетесь кого-нибудь побрить...

Это было уже слишком.

В это мгновение благородный верблюд, сам того не подозревая, нажил себе смертельного врага, ибо ворон, оскорбленный до глубины души, поклялся жестоко отомстить за свою обиду.

Уже через несколько недель отвратительная погода заставила четырех хищников, питавшихся в основном мясной пищей, все больше урезать свой и без того скудный рацион, и тщетно ломали себе головы отощавшие звери, пытаясь найти ответ на роковой вопрос: как снискать хлеб насущный и спастись от голодной смерти?..

Вегетарианца Читракарну эти проблемы, разумеется, нисколько не волновали: всегда в прекрасном настроении, наевшись вдоволь пышно разросшегося чертополоха и сочных бамбуковых побегов, он совершал традиционный послеобеденный моцион - весело насвистывая какой-нибудь легкомысленный опереточный мотивчик, расхаживал в своем шуршащем непромокаемом макинтоше под самым носом у голодных приятелей, которые, съежившись под зонтиками и стуча от холода зубами, сиротливо ютились у подножия холма.