Страница 33 из 38
А меня трясло и прошибало холодным потом. Я склонялась близко-близко к её лицу и гадала, когда же это всё закончится.
С Буревестник было страшно, а без неё ещё хуже. Я глотала таблетки и растягивала губы в улыбке до ушей, уверяя Ласку, что со мной всё в порядке. Она недоверчиво качала головой.
— Как в порядке? — вопрошала она, — Весь твой вид кричит о том, что тебе нужна помощь.
Побег мне нужен! Мне уйти надо, как ты не понимаешь! Почему ты не видишь, что за тьму я распространяю?!
Когда уходила Кошка, мне хотелось вцепиться в неё и зарычать, чтобы она никуда не уходила. Но я знала, что здесь ей не место. она свободна, и держать её здесь будет кощунством. Не каждому выпадает такой шанс. Посему я, скрепя сердце, отпустила её. Она ушла, её ломкие волосы цвета соломы болтались из стороны в сторону, джинсы и свитер тряпьем висели на ней. Я мысленно махала её белым платочком, как Алиса Рыцарю.
Шла по коридору, не решаясь зайти в пустующую палату. я знаю, что там: холодное помещение, убранное постельное белье на всех кроватях, кроме одной и старые рисунки, как издевательское напоминание о былых днях. Не хотела идти в зал, поскольку там стоял молчащий проигрыватель. А может, кто-то включил на нём старые романсы. Зои такое не любит.
По коридору разливалась песня бархатистым голосом.
Меня разрывает на свет и тень,
На воздух и магму,
На бодрость и лень.
Я метаюсь с севера на юг,
Под воду и к облакам,
В леса и на луг.
Пять ушли, один остался, я о тебе говорю,
Эй, ты! Там, в пустоте,
Я тебе эту песню пою.
А вы думали, что я рычу и кусаю?
Нет, ошибочка вышла.
Клыки сточены, я глухо рыдаю.
А ты такая смешная и тёмная,
Шляпа, как у гриба,
Кожа мягкая, тёплая.
Куда мне? Я весь двойной.
Как посмел я?
Как посмел я смотреть на тебя? Смешной.
Девушки и парни столпились вокруг него, санитары хлопали. Певца я узнала. Дейл. Черная одежда, потертые джинсы, кроссовки, копна темных волос, обрамляющих бледное лицо, сумка с тканями в руках. Сначала я равнодушно кивнула ему и хотела пройти в сад, а спустя мгновение, осознав всю ситуацию, я остановилась, как вкопанная и ошеломленно посмотрела на Дейла ещё раз.
— Дейл.
— Ага.
— В психушке.
— Ага.
— Ложишься в психушку.
— Ага.
— Я… Я жду объяснений.
— Тогда поговорим в твоей палате.
Я недовольно цокнула и повела его к себе.
— Батя меня ненавидит, — сказал он, опускаясь на мою кровать.
— За что? — спросила я, занимая место на подоконнике.
— Я не его ребенок. Мать изменила ему.
— С такой-то семейкой — не удивительно.
Дейл неодобрительно покосился на меня.
— Я думал, что моей силы хватит на то, чтобы разнести пол мира. Но потом меня вырубило.
— Как давно ты здесь?
— Несколько дней. Сначала меня в реанимации продержали.
Я потянулась за сигаретой.
— Не кури, — сказал Дейл, — Ничего хорошего в этой привычке нет.
— Мне говорили, что это поможет мне расслабиться, — вздохнула я, — Но от курения ещё больше нервничаю.
Я выкинула пачку сигарет в окно. Дейл одобрительно кивнул.
— Призрак Клетки маячит передо мной, — бормотала я, — Глупая Ласка не понимает, что мне бежать нужно.
— Никаких реабилитационных условий, — пожаловался Дейл, — Тут даже стены гудят.
— Как ты сказал? — заинтересовалась я, — Стены гудят? Слышать подобную метафору от тебя… Впрочем, Сандра тоже что-то про гул говорила.
— Сандра милая, — сказал Дейл.
— Сладенькая, — облизнулась я.
— Чего? — обалдел Дейл.
— Духи у неё сладкие, — пояснила я, — Шоколадом пахнут. Какое-то время она брызгналась ими, а потом перестала. а жаль. Никогда не любила сладкое, но от этих духов мне хотелось шоколада.
— У меня есть шоколад, — сказал Дейл, — Могу поделиться.
— Не надо, — вяло отмахнулась я. А потом подскочила на месте, окрыленная идеей, — Точно. Реабилитационные условия! Ты гений, Дейл!
— Думаешь? — просиял Дейл.
— Не думаю, а знаю!
Я вскочила с подоконника и понеслась в кабинет Ласки. В дверях лбами столкнулась с девочкой. Извинилась, сконфузилась, обежала её и ворвалась к оторопевшей Ласке. Принялась рыться в бумажках.
— Что это с тобой? — поинтересовалась Ласка.
— Буклеты, — шептала я.
— Вот буклеты, — открыла ящик Ласка.
Я стала копаться в буклетах и выудила один. Реабилитационный центр в соседнем городе. С морем и Мариам.
— Вот он, — я показала его Ласке.
— Хочешь туда? — спросила она, — Учти, он платный. И точно не из дешевых.
— Без разницы, — горячо зашептала я, — Мне он нужен, понимаете? Я очень хочу к морю. Мне плохо здесь, понимаете?
— Ну… — подозрительно на меня посмотрела Ласка. Я постаралась придать себе как можно более спокойный вид, — Ты ещё не закончила курс терапии. У тебя было обострение, помнишь? Я знаю, что тебе плохо здесь, но ты должна находиться под нашим присмотром. Я проходила ординатуру в больнице в том городе и скажу, что персонал там менее приветливый, чем здесь. Да и к тому же, это незнакомый город, там ты абсолютно чужая. Останься пока здесь, и если тебе станет лучше, я обязательно тебя выпишу.
— Да что вы понимаете?! — заорала я, — Какое тут может быть выздоровление, если сама атмосфера этой идиотской больницы меня бесит?!
— Ты взвинчена, я понимаю, — успокаивающе сказала Ласка, — Но реабилитационный центр — это не больница. Потерпи, немного осталось. Ты прошла почти весь курс.
Я вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Возле него меня ждал Дейл.
— Ну как?
— Пошло оно всё.
Песня о разбитом сердце
— Радуйся, тебя выписывают.
Эта фраза прозвучала одним солнечным зимним днем. снег во дворе сверкал, с крыши спадал снег, деревья были словно окутаны белой фольгой. В ледяных лужах отражалось бирюзовое небо. пациенты играли во дворе, кидаясь друг в друга снежками. Выходить в это время было запрещено, но кому какое дело?
— Клэр, ты меня слушаешь?
Я завороженно смотрела на пейзаж из окна. словно мы попали в зимнюю сказку с эскимосами и тюленями. Так странно. Мне показалось, будто этот снег — чьё-то прощание, чьи-то замерзшие слезы. Или рассыпавшиеся в прах белоснежных крылья. или осколки разбитого сердца.