Сказки для психов

Алина Чинючина

Сборник «Сказки для психов»

Жила-была Лялечка…

Ленку Ивашову все в нашей компании звали Лялечкой. Или Лялькой, если сильно сердились; но долго сердиться на нее было невозможно. И никакое другое имя не подходило ей – ни в 15 лет, ни в 25, ни в «сильно за тридцать», Лялечка всегда производила впечатление вечной барышни – юной, восторженной и романтичной.

Да и внешний вид Лялечки соответствовал внутреннему состоянию. Всегда в длинных, развевающихся юбках, на шее – платок или цветной шарфик; коса, уложенная на затылке, и челка на лбу, над вечно горящими восторгом глазами; то и дело цитирует кого-то из поэтов Серебряного века – ими Лялечка увлекалась со школы. Вот только в институт она поступила не на филфак, в чем ничуть тогда не сомневались ни друзья, ни учительница литературы, а почему-то на экономиста. Впрочем, вопрос «почему?» не стоял – на эту сугубо земную специальность Лялечку «устроила» мама, всю жизнь проработавшая старшим экономистом и считающая, что твердый кусок хлеба дочери эта профессия обеспечит, а литература – для души, не от мира сего и вообще от лукавого. Спорить Лялечка не умела, и мир обогатился еще одним рядовым бухгалтером, устроенным на завод «по знакомству», недотепистым и рассеянным настолько, что от выговоров ее не спасало ни влияние мамы, ни слезы и обещания исправиться. До увольнения, правда, дело пока не дошло – видимо, благодаря все той же маме.

Кто знает, сожалела ли сама Лялечка о своем выборе – нам, по крайней мере, она не жаловалась. Впрочем, вряд ли ее так уж сильно это занимало; интересы Лялечки лежали далеко от скучных цифр, зарплаты, налогов и основных фондов. Порой казалось, что она вообще не понимала, в каком веке и в каком мире живет; бесконечные восторженные цитаты поэтов, романтичные юбки с оборками, веер в летнюю жару дополняли ее образ феечки, по ошибке залетевшей на грешную землю.

Сколько раз нам приходилось вытаскивать Лялечку едва ли не из-под колес пролетающих мимо машин. Переходя с ней вместе дорогу, следовало крепко держать ее за рукав, капюшон или развевающийся по ветру платок и пристально следить за светофорами – сама она на такую мелочь, как оживленная улица, внимания не обращала. Готовить Лялечка не умела и не любила; Бог весть, может, и потому к своим тридцати четырем так и не вышла замуж. Нет, какие-то мужчины у нее были, конечно. Но вся беда в том, что и голубые глаза, и роскошные русые волосы, и во всех отношениях достойная фигура начисто перечеркивались ее недотепистостью и восторженностью. Мужчины были не против романа с женщиной, которая вечно ахает, восхищается, все теряет, забывает время и место встречи и то и дело цитирует Ахматову, но жить с ней рядом никто не хотел.

И ведь не сказать, что была Лялечка уж вовсе безрукая или неуклюжая. Она вязала потрясающей красоты салфетки, шали и палантины, вся наша компания обеспечивалась ими с завидной регулярностью. Она умела вышивать и лепить из глины. Но… но. Придумывая новые схемы для салфеток, Лялечка могла запросто сесть не в тот трамвай. Зачитавшись очередным сборником стихов, проезжала нужную ей остановку. Ее постоянно обсчитывали в магазинах; Лялечка плакала втихомолку, но попытки «качать права» не заканчивались успехом. Если что-то могло испортиться, сломаться, упасть или не решиться, это падало, ломалось и откладывалось именно так и именно у нее. Что уж говорить о работе…

Цитаты из Бунина или Бальмонта в ответ на «Лена, где папка с актами приемки-передачи?» невероятно злили коллег в бухгалтерии; за двенадцать лет работы Лялечка прочно заслужила репутацию не самую лучшую, а премии получала только по большим праздникам. Да и мудрено было иначе – большинство вопросов, которыми она занималась, то и дело оказывались нерешенными, откладывались по неведомым или нелепым причинам, бумаги ее терялись и находились в самых неожиданных местах, на них проливали чай или засовывали «не в ту папку», а перед сдачей годового отчета весь отдел пил валерьянку. Кажется, только авторитет мамы, работающей в том же заводоуправлении, только в другом отделе, спасала непутевого бухгалтера от увольнения. Лялечка поплакивала втихомолку и продолжала смешить коллег нелепостями.

Отец Лялечки умер несколько лет назад, жила она с мамой и всегда обеспечена была горячей едой и свежими блузками. Мы, разрывающиеся между трамваями, кухней, детскими болезнями и утренниками, стиркой и уборкой, завидовали ей… и жалели иногда. А иногда брало зло: вечная девочка, вечная феечка… даст же кому-то Господь возможность жить так, как ей хочется! И, наверное, сильно она Богу приглянулась, раз, несмотря на свою фантастическую рассеянность, до сих пор оставалась жива, цела и благополучна. Видно, на нее у Высших сил были какие-то свои, особенные планы.

Но иногда и у Господа кончается терпение. По крайней мере, в это сентябрьское утро – точно кончилось.

С утра Лялечка проспала – был понедельник, накануне она вернулась с презентации поэтического сборника какого-то местного графомана очень поздно и забыла завести будильник. Спасибо маме, растолкала. Потом пролила кофе на только что выглаженную мамой любимую голубую блузку, пришлось искать в шкафу другую, в горошек, а к коричневой юбке она не очень… и гладить ее - с риском опоздать. Потом куда-то подевались шпильки, потом остался дома зонт и проездной на автобус… короче говоря, вылетела Лялечка из квартиры на полчаса позже, чем собиралась, встрепанная, всполошенная, теряя на ходу ключи и сумочку. И мчалась к остановке так, будто гнались за ней вся армия ангелов небесных с грозным воплем: «Ляля! Опоздаешь!»

Как назло, ночью резко похолодало – сентябрь, лето кончилось. Небо серой хмарью висело над деревьями, цеплялось за провода, прохожие торопились, упрятав носы в шарфы и воротники. Лялечка поежилась в своем легком плаще и подумала, что, наверное, зря не надела теплый свитер. Вот если успеет довязать новый кардиган… кстати, делать или не делать все-таки у ворота коричневую полоску? Или заменить ее высоким воротником? Пронзительный гудок мимоезжей иномарки заставил ее отпрянуть; водитель за стеклом возмущенно покрутил у виска пальцем. Ой, только бы не опоздать, она же отчет обещала отдать начальнице прямо с утра!

Подойдя к остановке, Лялечка выдохнула, посмотрела на часы, убедилась, что даже если транспорт подойдет вот прямо сейчас, к началу рабочего дня она опоздает. Как назло, ветер сдувает с ног, а нужный автобус потерялся где-то в туманной дали автопарка. И какой холодный ветер! Лялечка ежилась, пряча голову в поднятый воротник, и смотрела по сторонам.

Она ждала автобус минут двадцать, нервничала, притопывая каблучками по заплеванному асфальту, вздыхала, поминутно глядя на экран телефона, а когда окончательно замерзла, решила идти навстречу судьбе, то есть на остановку трамвая, откуда можно было хоть и с пересадкой, дольше, но все-таки добраться до любимой работы. Тем более, остановка совсем рядом, всего-то пройти пару домов и свернуть направо.

Старательно крутя по сторонам головой, чтобы вернуться, если вдруг устрашенный ее смелостью автобус соизволит все-таки явиться, Лялечка перешла дорогу и быстрым шагом, почти бегом, пошла вдоль девятиэтажек, попутно глазея не витрины магазинчиков в первых этажах. Подумала, что, наверное, придется позвонить и предупредить, что опоздает. На работе, конечно, никто не удивится, опаздывала Лялечка часто, но выслушать очередное виноватое объяснение коллеги пока не отказывались. Кусты по обеим сторонам дороги мотались под порывами ветра, накрапывал дождь. Старательно цокая каблучками, она на ходу искала в телефонной книге номер начальницы…

… и ощутила вдруг сильный удар в бок. Такой, что не устояла на ногах и рухнула на землю, больно ударившись коленом, боком, выронила телефон и запуталась в собственном длинном шарфе и подоле юбки.

Несколько секунд Лялечка лежала, оглушенная, не понимая, что произошло. В нос ударил запах мокрой земли и травы, асфальта и табачных окурков. Потом подняла голову…