Рассказы

1950 г.

КИНОХРОНИКА

В ту субботу, придя из школы и пообедав, я вынул из шкафа самодельный киносъемочный аппарат и приступил к своему обычному занятию: я завел пружину аппарата, наставил пустой, без пленки, аппарат на кошку, умывавшуюся посреди комнаты, и нажал на спуск. Аппарат затрещал; кошка посмотрела на меня долгим взглядом, зевнула, потянулась и ушла под кровать. Я побрел на кухню и наставил рамку видоискателя на маму, которая мыла посуду. Кинокамера снова затрещала. Мама тяжело вздохнула и покачала головой: - Боже! Как ты мне надоел со своим аппаратом! Я тоже вздохнул и поплелся прочь из квартиры. Во дворе на лавочке сидела старушка. Перед ней катали жестяной самосвал двое малышей. Я навел свою камеру на них. - Все трещит и трещит! - прошамкала старушка. - Которые дети книжки читают или играют себе, а этот все трещит и трещит... Больше я трещать не стал. Я вернулся домой, спрятал свой аппарат, сел у стола и уныло задумался. Прошло уже десять дней, как я с помощью папы построил свою киносъемочную камеру и проектор к ней. Выглядела моя камера неказисто, но первая же пленка, снятая ею, оказалась вполне приличной. С тех пор и начались мои мучения. Папа купил мне два мотка пленки. Первый пробный моток я сгоряча извел на всякие пустяки, а стоил он не так уж мало. Я дал папе слово, что больше не истрачу зря ни одного кадрика. Я решил на оставшейся у меня пленке снять такую боевую, такую увлекательную кинохронику, чтобы все зрители были поражены. Несколько дней я слонялся со своим аппаратом по городу, ожидая, что случится какое-нибудь происшествие, но ничего не случалось. Я надоел всем родным и знакомым, расспрашивая их, не готовится ли где-нибудь интересное событие, но так ничего и но узнал. Моточек пленки лежал нетронутым в моем столе, а сам я утешался лишь тем, что наводил пустой аппарат то туда, то сюда и заставлял его трещать на холостом ходу. Этим треском я тоже всем надоел, да и самому себе порядком надоел. Раздался звонок. Я вышел в переднюю, открыл дверь и увидел своего двоюродного брата, пятиклассника Владю Аникеева. Я сразу догадался, что у Влади что-то произошло. Занятия в школе давно кончились, а он был с портфелем в руках. Кроме того, обычно солидный, аккуратный, он имел сейчас какой-то растрепанный вид: пальто его было распахнуто, воротник гимнастерки расстегнут, а большие круглые очки сидели криво на его носу. - Здравствуй! Дело есть! - сказал он, хмуро взглянув на меня, и стал снимать пальто. - Из школы? - спросил я. - Ага! - Что так поздно? - Сбор проводил. - Отряда? - Нет, с третьим звеном. Владя прошел в комнату и стал разглядывать в зеркале свое лицо. - П-подлецы! - процедил он сквозь зубы. Тут только я заметил, что правая дужка его очков сломана, а вдоль щеки тянутся четыре царапины. - Ты что, дрался, никак? - спросил я. - Разнимал, - проворчал Владька, не отрываясь от зеркала. - Кого разнимал? - Третье звено. - Вот это звено! На сборе подрались? - Нет, после. - Владя поправил на носу очки, но они тут же снова съехали набок. - А что за сбор у вас был? - На тему "Дружба поможет в учебе и труде". Я плюхнулся на диван и захохотал. Владя отошел от зеркала. - Тебе смех, конечно, а меня как председателя на каждом совете дружины за это звено прорабатывают. - Он сел на стул, расставив ноги и опершись руками о колени. - В общем, давай ближе к делу. Твой аппарат работает? Я сразу перестал смеяться: - Работает. - И пленка есть? - Есть. Только немного. Моточек один. Владя пристально смотрел на меня сквозь перекошенные очки. - Кинохронику снять хочешь? Боевую? Тут уж я совсем насторожился: - Конечно, хочу! А что именно! - Драку. Настоящую. Четверо мальчишек будут драться и, может быть, три девчонки. Я так и подскочил. Я прямо ушам не верил, что мне привалило такое счастье. - Владька! Ты не врешь? Кто будет драться? Где? Когда? - Завтра в девять утра. В парке. Третье звено будет драться. - Опять третье звено! - Ага! Погоди, я тебе обрисую положение. - Владя придвинулся со стулом поближе ко мне. - Понимаешь, в нашем отряде с дружбой не совсем благополучно. Мы с Люсей, нашей вожатой, за один только месяц два мероприятия по внедрению дружбы провели: сбор отряда на тему "Отлично учиться и крепко дружить" и литературную викторину на тему "Классики мировой литературы о дружбе". Мы с Люсей и сами замучились и ребят замучили, готовя эти мероприятия, а дружба все еще не на высоте. Особенно в третьем звене. С ним прямо спасу нет! Как перегрызлись летом из-за чего-то, разделились на две партии, так до сих пор и воюют. Мы с Люсей думали, думали, как с ними быть, и решили для них специальный сбор звена организовать, посвященный дружбе. Главарю одной партии, Андрею Тарантасову, велели доклад подготовить на тему "Зачем нужна дружба", а его врагу, Оське Дробилкину, поручили сделать содоклад "Что мешает нашей дружбе". Тане Зарубиной (она у них поэтесса) заказали стихи о дружбе написать и всех вместе заставили песню разучить - "Дружно шагает наше звено". Сегодня, значит, и провели. Андрей свой доклад благополучно сделал, а Оська как начал свой содоклад, так сразу и заявил, что дружбе мешают Андрюшка и его компания и что все они такие-то и расперетакие-то. Мы с Люсей их кое-как угомонили, но дальше сбор все равно насмарку пошел: Татьяна стихи читать отказалась, а песню они такими голосами провыли, меня аж мороз по коже продрал. А после сбора выхожу из школы на улицу, смотрю, а они уже! Гришка Тамару за косу ухватил, а Зинаида Гришку портфелем по голове, а Оська... Словом, каждому дело нашлось. Я вмешался, и вот тебе результат. Мило, а?.. - Ну ладно! Ты давай главное говори: о завтрашнем дне. - Погоди! Сейчас будет главное. Подоспели старшеклассники, разогнали их, и они отправились по домам. А я задержался: все пытался дужку к очкам приладить. Наконец иду домой, вхожу в парадное (мы с Гришкой на одной лестнице живем) и слышу на верхней площадке голоса. Там уже собрались Гришка, Андрей и Татьяна. Останавливаюсь, прислушиваюсь и знаешь, что слышу? Гришка с Андреем сговариваются на Оську засаду устроить. Тот, понимаешь, завтра в кино собирается на десять утра, а эти хотят с девяти в парке засесть и его подстеречь. И Татьяна с ними пойдет: из кустов будет смотреть. Я, значит, послушал их, послушал, тихонько вышел из парадного и бросился к Оське. Прибегаю к нему и говорю: так, мол, и так, ты завтра по тропинке, что через парк ведет, не ходи - там тебя Гришка с Андреем отлупить собираются. А он очень обрадовался и говорит: "Спасибо, что сказал. Я завтра с собой Никиту возьму и всех наших возьму, и мы сами на них засаду устроим и так их отделаем, что папа с мамой не узнают". Я прямо на Оську глаза вытаращил. "Ты что, спятил? - говорю. - Ты думаешь, я, председатель совета отряда, к тебе прибежал, чтобы такое побоище организовать?" А он отвечает: "Ты меня не агитируй! Тут вопрос принципиальный. Гришка с Андреем затеяли хулиганский поступок, а хулиганам нужно давать отпор. И имей в виду, говорит, если ты Гришку с Андреем предупредишь, мы тебя самого отлупим, хоть ты и председатель". Я посмотрел, посмотрел на Оську и вдруг сказал: "Ладно! Поступайте как знаете! Никого я предупреждать больше не буду". Это знаешь, почему? Я вспомнил о тебе и принял такое решение: пусть они дерутся завтра сколько им влезет, а ты их потихоньку сними. А потом мы твою кинокартину в школе покажем. Пусть на них вся дружина полюбуется! Может, хоть такой позор их перевоспитает! Я вообще человек сдержанный, но тут я обнял Владьку, чмокнул его в щеку, потом два раза перекувырнулся через голову на диване. Когда я успокоился, Владя объяснил мне подробно, в каком месте парка будет засада, и на прощанье крепко пожал мне руку. - Желаю удачи. Я бы сам с тобой завтра пошел, да мы с утра за город уезжаем. Проводив Владю, я подумал, что мне надо заранее осмотреть место завтрашней съемки. Я побежал в парк. Местечко, выбранное вояками из третьего звена, было очень удобно для засады. Парк в нашем городе большой, старинный. Он больше похож на лес, чем на парк. Полянка, через которую шла тропинка к кинотеатру, была со всех сторон окружена густым кустарником. Даже находясь в трех метрах от полянки, нельзя было бы разглядеть, что на ней происходит. А вот выбрать подходящую позицию для съемки оказалось не так-то просто. С полчаса я лазил по кустам да раздумывал, как быть. Заберусь поглубже в кусты и вижу, что ветки обязательно заслонят мне объектив, выберусь поближе к полянке и понимаю, что этак меня в два счета обнаружат, а этого мне вовсе не хотелось. Судя по рассказам Владьки, в третьем звене такой народ, что они сначала отлупят человека, а потом подумают, стоит ли его лупить. Пускай они пятиклассники, а я шестиклассник, но их-то ведь много, а я один! На краю полянки рос большой клен. Я осмотрел его. Листва клена уже сильно поредела, и спрятаться в ней было трудно, но я подумал, что во время драки люди не интересуются тем, что делается у них над головой. Я решил снимать с клена. Дома я весь вечер чистил и проверял свой аппарат и разводил химикалии, чтобы завтра же проявить пленку. Когда все легли спать и потушили свет, у меня появилось мрачное предчувствие, что меня завтра побьют. Но я вспомнил, что настоящим кинооператорам приходится снимать и на Северном полюсе, и в Антарктиде, и в лесах, кишащих дикими зверями, и в кровавых сражениях. И мне даже стало приятно от мысли, что я тоже буду подвергаться опасности. А утром, около девяти часов, я уже находился на своем боевом посту: лежал животом на нижней ветке клена, держа перед собой заряженный и заведенный аппарат. Утро стояло ясное, солнечное. С высоты трех метров мне открывался красивый вид. Кустарники, которыми зарос почти весь парк, казались клубами бурого дыма, а над ними, как языки пламени, подымались красные, желтые, оранжевые клены, березы и тополя. Сначала я думал, что мне ничего не стоит пролежать на моей ветке хоть до самого вечера, но чем дольше я лежал, тем больше обнаруживал под собой каких-то бугров и сучков, которые все больнее впивались в тело. Минут через десять мне стало совсем невмоготу, и я сел верхом, чтобы немного передохнуть. Сел... да так и замер. Вблизи послышался легкий топот, и на полянку со всех ног вылетел мальчишка в лыжном костюме. Круто свернув с тропинки, он поскользнулся, шлепнулся, вскочил и нырнул в кусты где-то справа от меня. Не успел я и глазом моргнуть, как примчались две девчонки: одна блондинка, другая ярко-рыжая. Они приостановились, повертелись на одном месте с огромной быстротой, потом бросились в разные стороны и тоже исчезли в кустах. Последним прибежал еще мальчишка, маленький, худенький. Он прятаться не стал. Он с ходу опустился на карачки, сделав полукруг, подполз к крайнему кусту и стал выглядывать из-за него на тропинку. Тут только я опомнился. Бесшумно и стремительно я снова растянулся на ветке и так напоролся животом на сучок, что от боли даже крякнул, как утка. Четверо внизу не заметили этого. - Идут? Ося, идут? - громким шепотом спрашивали из кустов. - Не! Не видать, - отвечал маленький мальчишка. - Ось! Где ты их видел? Где ты их видел? - Метров двести от нас... Мы уже в парк входили. Я посмотрел назад, а они из переулка на площадь выходят. Девчата! Зина, Тамара, слушайте: мы с Никитой на мальчишек нападем, а вы сразу на Таньку наваливайтесь. Ладно? Блондинка за своим кустом ничего не ответила, а рыжая проворчала почти басом: - Ну да еще! Станем мы драться! Что мы, хулиганки какие... Оська снова взглянул на тропинку и тут же подался назад: - Идут! Трое в кустах затихли. Я не мог видеть тропинку, я видел только Оську, наблюдавшего за ней. Он то припадал грудью к самой земле, то ложился на бок, то снова поднимался на четвереньки. - Идут! - шептал он в страшном волнении. - Метров пятьдесят осталось. Остановились... Ой! Одеваются во что-то... Ой!.. Маски надевают. Маски! Черные! Идут! - Оська попятился, заполз в кусты и уже оттуда торопливо прошептал: - Девчата! Зина! Если Танька будет мальчишкам помогать, вы с Тамаркой свои предрассудки бросьте, слышите? - Угу, - послышалось из-за куста, сквозь который маячило рыжее пятно. Больше никто не произнес ни слова. И вот на полянке появились еще трое заговорщиков. Поэтесса Татьяна имела наружность, очень подходящую для поэтессы: у нее были темные локоны, бледное лицо и большие черные глаза с длинными ресницами. Обоих спутников ее даже без всякой драки стоило снять на кинопленку. Чтобы Оська их не узнал, они напялили на себя черт знает что: лица обоих были закрыты масками, вырезанными из темной тряпки. Кроме того, один мальчишка был до пят закутан в старый байковый халат малинового цвета, а на другом был драный свитер и огромные брюки галифе шириной чуть ли не в рост самого мальчишки. Они остановились среди полянки и стали оглядываться. - Мальчики, а где кляп? У кого кляп? - нежным голосом спросила поэтесса. Гриша, у тебя кляп? - У меня. - Заговорщик в галифе вынул из кармана скомканный носовой платок и длиннющую толстую веревку, - Только зря вы все это. Лучше просто отколотить его, как все люди делают, и порядок. Татьяна заспорила с ним: - Знаешь, Гришка... В тебе вот ни на столечко фантазии нет! Ну что интересного, если вы его отколотите? А тут... Тут прямо как в кино! Он идет, вдруг на него налетают двое в масках, затыкают рот, привязывают к дереву и исчезают. - А первый прохожий его развязывает, - добавил Гришка. - Ну и пусть развязывает, - вступился Андрей. - Зато он на всю жизнь это запомнит. А какой толк в твоем колочении? Он к нему с детства привык: его каждый день кто-нибудь лупит. Гриша сказал, что ему, в конце концов, все равно, как поступят с Дробилкиным, и что ому только жалко веревки, которую Оська им, конечно, не вернет. Все трое умолкли. Поэтесса отошла от своих спутников и стала разглядывать их с таким видом, словно это были прекрасные статуи. Вот она заулыбалась, прищурив глаза и наморщив нос. - Ой, мальчики, какие вы интересные! - пропищала она тоненьким голоском и, оглянувшись вокруг, потирая ладошки, добавила: - И вообще, как все это интересно! Как интересно!.. - Интересно, да? Интересно? - басом рявкнула Зинаида и вылезла из кустов. - Интересно! Интересно! - закричала вся Оськина компания, выскакивая на полянку. Заговорщики оторопели, но не пытались бежать. Они только головами вертели во все стороны. Я приник глазом к видоискателю. События стали развиваться очень быстро. Рыжая коренастая Зинаида, пригнув голову, упершись кулаками в бока, пошла на поэтессу: - Тебе интересно, да? Очень интересно, да? Интересно, как человека мучают, да? Поэтесса тихонько пятилась, нацелив на Зинаиду две растопыренные пятерни. - Только тронь, Зинка! Только тронь! Только тронь! Только тронь!.. Белобрысая Тамара прыгала перед Гришкой с Андреем, издеваясь над их костюмами, и называла их "шутами гороховыми". Никита, ухмыляясь, засучивал рукава и бормотал, что сейчас кое-кто узнает, как втроем на одного нападать. - Никита! Никита, дай им! Дай им! - надрывался Оська, держась поближе к кустам. - Вы слышали? Вы слышали, что они хотели со мной сделать? Кляп в рот! Как бандиты настоящие! Никита, дай им, чего боишься! Дай им! Вдруг Тамара подскочила к Грише и сдернула с него маску. Тот вытянул ее пониже спины сложенной в несколько раз веревкой. Дальше все пошло как по маслу: Тамара завизжала и ухватилась за веревку; Никита налетел на Гришу и повалился вместе с ним на землю. На помощь Грише бросился Андрей. На Андрея, оставив Таню, напала Зинаида, а через секунду ей в волосы вцепилась сзади поэтесса. - Ура-а-а! Бей! - завопил Оська, почти совсем исчезая в кустах. Весь дрожа от радости, чувствуя, что наступила самая счастливая минута в моей жизни, я поймал в видоискатель кучу малу, которая образовалась подо мной, нажал на спуск и... прямо похолодел. Раньше я никогда не обращал внимания на то, как трещит мой киноаппарат. Только теперь я по-настоящему услышал его. Он тарахтел, как пулемет. Наверное, во всем парке было слышно. Драка внизу прекратилась. Куча мала распалась. Взъерошенные, растрепанные члены третьего звена подняли головы. Оська вылез из кустов. Я остановил аппарат. Глубокая тишина наступила вокруг, и в этой глубокой тишине семь человек смотрели на меня, а я глядел сверху на них. - Во! Шпион! - сказал наконец Оська. Не спуская с меня глаз, Андрей зачем-то обошел вокруг клена. Маска его болталась на шее. У него были раскосые, как у китайца, глаза и под правым глазом темнел синяк, набитый, как видно, еще во вчерашней драке.