Страница 6 из 52
Глава II
Полицейский участок Белькомба напоминает улей, это я вам говорю. Можно подумать, что находишься в универсальном магазине «Галери Лафайет» во время предпраздничной распродажи. Тут жандармы и постовые, стражи порядка и укротители беспорядков, полицейские в штатском и штатские в форме, местные коллеги и ребята из госбезопасности. Я уже не говорю о журналистах, слетевшихся на объедки бараньего жаркого. Все это кишит, кричит, вопит, дымит, перекликается и откликается.
Пока я с трудом припарковываю свою тачку, экс-унтер-офицер Морбле, привыкший находиться в передовых шеренгах, устремляется в комиссариат, как майор индийской армии во главе своего полка. На него тотчас же бросаются два жандарма.
– Вы куда?
Морбле представляется. Его бывшее звание не производит никакого впечатления на жандармов.
– Проваливайте! – гремят они.
– И это вы говорите мне! – подпрыгивает от возмущения Морбле.
– Я убежден, друзья мои, что могу оказать неоценимое содействие и...
В ответ он удостаивается пинка ногой в то место, куда порой вставляют термометр. После такого поворота событий подхожу я, протягиваю им свое удостоверение.
– Этот господин со мной! – говорю я.
На сей раз мы удостаиваемся попеременного приветствия под козырек. Взбешенный, Морбле отряхивает пыль со своего атлетического зада, костеря на чем свет стоит двух жандармов.
Кто-то из старших по званию спрашивает, что здесь происходит. Жандармы отвечают: «Ничего страшного», начальник говорит, «0'кэй!» Мы входим. Мое появление вызывает всеобщую тишину. Парижские полицейские остолбенело глядят на меня, потом ошалело – Друг на друга. Наконец главный комиссар Конруж (который заступил на этот пост в прошлом году вместо главного комиссара Конвера, чего начальник, будучи дальтоником, даже не заметил)5 устремляется мне навстречу.
– А, это ты, красавчик! Тебя тоже бросили на это дело?
– Неофициально, – уточняю я.
В сущности, это всего лишь полу ложь. У коллег появляется гримаса неудовольствия.
– Ну, тогда нам ничего другого не остается, как отправиться на рыбалку, – насмешливо замечает один из них. – Похоже, в этих местах объявилась форель.
Конечно, это лестные слова, но они пропитаны едва прикрытым неудовольствием. По-моему, если я вмешаюсь в это дело по собственной инициативе, мне основательно будут совать палки в колеса.
Я перехожу на шутливый тон.
– Не стоит об этом столько говорить. Просто Старик, любопытный, как ласка, попросил меня поподробнее разузнать об этом деле. Есть что-нибудь новое об этих двух убийствах?
– Беспредельный ноль, – замечает Конруж. – А-а, мы надолго завязли в этом дерьме. Это одно из тех дел, где продвижение по службе не светит.
– Раздавим бутылочку? – предлагаю я. – Я вас всех угощаю, доблестные собратья.
Это их немного смягчает, и мы отправляемся в кафе на Большую площадь, которая находится на маленькой прилегающей улочке. Я заказываю виски для всех. Вышеупомянутый унтер-офицер Морбле после второго глотка начинает изводить всех своими разглагольствованиями.
– В этом деле нет ничего сложного, мои юные друзья. Нужно объявить в городе осадное положение. Основательно допросить всех жителей, дом за домом, не упуская ни детей, ни стариков, пока кто-нибудь не сознается. Клянусь вам, что, действуя таким образом, вы быстро добьетесь результата. Итак, господа, на карту поставлен престиж французской полиции! Наш долг – показать народу, что нельзя безнаказанно убивать тех, у кого хватило мужества изъявить желание стать нашим избранником.
– Кто этот старый хрен? – спрашивает один из инспекторов, указывая на унтера.
Экс-унтер дрожит от негодования. Я его успокаиваю.
– Знакомый по пансионату, – примирительно поясняю я коллегам. – Мы вместе кормимся в соседней харчевне.
– Одним словом, он тебе в срочном порядке заменил Берюрье?
– Что-то в этом роде.
Главный комиссар дергает меня за рукав:
– Скажи-ка, твое неофициальное участие, не является ли оно чисто приватным?
– Твой мизинчик оказался на длинных волнах, – соглашаюсь я. – Ты же знаешь, что я, как охотничья собака: как только где-нибудь появляется загадка, меня не удержишь.
– Ах вот как, – вздыхает главный. – Так вот, парень, разнюхивай по своему усмотрению и, если что-то узнаешь, сообщай мне. Я ничего не имел бы против твоего негласного сотрудничества.
Конруж в добром настроении! Он не без удовольствия готов воспользоватьс моими мозгами.
– А теперь в двух словах обрисуй мне ситуацию, – прошу я.
Мы уединяемся в конце стола, и он кратко меня информирует:
– Ровно семь дней назад, на следующий день после собрания избирателей, депутат от коммунистов, граф Гаэтан де Марто-и-Фосий6 был поднят с постели телефонным звонком. Он встал, чтобы ответить. Его камердинер, который занимался своими утренними обязанностями, услышал, как граф сказал: «Алло!» Он уловил несколько выстрелов, которые принял за выхлопы глушителя какого-нибудь грузовика. Двадцать минут спустя он понес своему хозяину завтрак. Завтрак солидный, ибо у графа был завидный аппетит: икра, копченый лосось, куриное желе, варенье из роз и бутылка домашнего вина. У него вывалился поднос из рук, когда он обнаружил лежащего в луже крови графа Марто-и-Фосий. Его правая рука все еще крепко сжимала телефонную трубку. Он схлопотал три пули в грудь. Все три попали в сердце. Все три выстрела были произведены менее чем с пятидесяти сантиметров – явное свидетельство того, что убийца находился в комнате. Но не было обнаружено ни следов, ни отпечатков. Никто не видел подозрительной личности в окрестностях. Подозрение пало на камердинера, но он в момент выстрелов находился рядом с кухаркой.
Что касается второго убийства, сегодня утром, он повторил мне лишь то, что рассказал почтальон Тюрлюрю. Жорж Монфеаль7 , кандидат от национального союза за республику, лег спать поздно после бурного собрания, которое проходило в зале для бурных собраний Белькомба-на-Му. На нем присутствовало с дюжину избирателей, в том числе его супруга, мать, тесть, сын, его садовник и прачка, друг детства, звукотехник, прислуга, безголосый оппонент и широкая публика. Он встал рано утром и написал тексты шести листовок и одной речи, после чего пошел принять ванну, в то время как члены его семьи занимались каждый своим семейным делом. Спустя час супруга Монфеаля, не дождавшись его выхода из ванной, постучала в дверь. Затем вошла и упала в обморок при виде ужасного зрелища.
5
В оригинале фраза содержит комизм, заключающийся в том, что фамилии комиссаров обозначают соответственно «Краснохеров» и «Зеленохеров»
6
В оригинале созвучно русскому «Молотосерповский»
7
Фамилия может быть переведена, как «Верноподданный»