Неизвестный террорист

С соседних улиц доносились полицейские свистки, гремела музыка, причем самые различные мелодии одновременно, и только теперь до Ричарда Коуди дошло: так ведь сегодня Mardi Gras! И по одной из соседних улиц наверняка движется праздничная процессия. Ему стало обидно: в такой день сам бог велел заниматься сексом, так почему же он должен лишать себя этого удовольствия?

И он направился прямиком к танцовщице из клуба. Подойдя к ней со спины почти вплотную, он произнес:

– Ба, да это, кажется, вы, Тиффани!

– Привет, – бросила Куколка, старательно избегая его взгляда и всматриваясь в непрерывную череду машин. Она еще больше выдвинулась на проезжую часть и активней замахала вытянутой рукой, чтобы у этого типа никаких сомнений в ее намерениях уж точно не осталось.

Ричард Коуди улыбнулся самой своей очаровательной и лучезарной улыбкой и повернулся к Куколке так, чтобы она могла видеть его профиль с левой стороны. Однажды кто-то из операторов в шутку сказал, что слева его профиль смотрится гораздо лучше, чем справа.

– Тиффани, – заявил он, абсолютно уверенный, что именно так девушку и зовут. Впрочем, даже если и не так, то какое это имеет значение, разумно решил он. – Знаете, Тиффани, я отлично плачу за хорошо сделанный минет.

Куколка повернулась к нему, сразу заметив, что он стоит в какой-то странной позе и старается держаться к ней боком.

– Ты что это себе в голову вбил, дружок? – процедила она сквозь зубы и быстро прошла мимо него к остановившемуся такси, бросив на прощание через плечо: – Задница вонючая!

18

Но уже через минуту, когда такси нырнуло в шум и суету огромного, забитого потными людьми города, Куколка и думать забыла об этом скользком типе с телевидения. Повсюду сияли яркие огни и краски, звучала громкая музыка – празднование Mardi Gras было в самом разгаре. Царивший на улицах хаос только усугубляли представители сил безопасности, которым вроде бы надлежало поддерживать порядок: повсюду виднелись полицейские машины, копы ходили в защитной форме и даже с собаками, а кое-где территория была временно огорожена и поставлены переносные детекторные рамки для проверки сумок. Пешеходов было куда больше, чем машин, но они еле ползли; такси, в котором сидела Куколка, с трудом пробивалось сквозь плотные толпы людей и автомобилей и ехало гораздо медленней текущей по тротуарам человеческой реки. От Кросса до ее дома в Дарлингхёрсте было, собственно, рукой подать, но ей нравилось сидеть в замкнутом пространстве машины среди этого огромного кипящего Сиднея и ощущать собственное одиночество. Ведь чем больше город, тем сильней в нем чувство одиночества, а Куколка больше всего на свете любила быть одна.

В итоге такси, окончательно угодив в ловушку, намертво застряло в пробке, и Куколка решила пройти оставшийся квартал пешком. Она свернула в боковой проезд, где уже давно торчала брошенная синяя «Тойота», продолжавшая собирать штрафы за парковку, и теперь этих квитанций собралось уже так много, что машина почти вся была ими покрыта, точно сорванными с деревьев листьями в бурю. Миновав синюю «Тойоту», Куколка свернула к подъезду в ничем не примечательном грязноватом многоквартирном доме.

По меркам сити, где цены на квартиры порой взлетали до небес, квартирка Куколки на третьем этаже считалась дешевой – маленькие комнаты, обветшавшая кухня, убогая ванная, – но именно по этой причине Куколка редко позволяла своим знакомым сюда приходить. Когда-нибудь, мечтала она, у нее будет совсем другая квартира, настоящий дом, куда можно будет приглашать людей, где все будет дизайнерским – от сахарницы Alessi и кофейной машины La Pavoni до туалета от Филиппа Старка. А пока что она покупала себе те дизайнерские вещи, которые имели смысл в ее сегодняшней жизни, то есть те, которые видели на ней другие, – в основном одежду.

Куколка включила одновременно и радио, и телевизор – она ненавидела, когда в квартире царит тишина, и предпочитала любой шум полному отсутствию звуков, – разделась, приняла душ, который, впрочем, только брызгался, как старый пьяница слюной, и голая, не вытираясь, прошла в спальню.

Поставив одну ногу на кровать между двумя смешными игрушками фирмы Garfields, с которыми она спала, а вторую на неустойчивую стопку журналов «Обновление сегодня», сложенных на прикроватном столике, она подняла руки и с некоторым усилием дотянулась до невысокого потолка. Затем отклеила постер с певицей Бейонсе, за которым открылась дыра в потолке размером с ладонь, и не без труда вытащила оттуда раздувшуюся косметичку из шелкового батика.

Затем Куколка, удобно устроившись на кровати, развязала на сумочке шнурки и извлекла оттуда толстую трубку из скрученных банкнот – она не считая знала, сколько их там: четыреста девяносто две стодолларовые банкноты. К этой сумме она прибавила еще пять стодолларовых банкнот, достав их из кожаного бумажника от Prada, поскольку имела привычку всегда носить при себе тысячу долларов на всякий случай: вдруг увидит что-то такое, что ей захочется немедленно купить.

Наверное, если на нее как следует надавить, или напоить, или застать врасплох, она бы призналась, что страстно мечтает испытать ощущения, о которых никогда не пишут в журналах и каталогах, за которые никто и никогда не платит наличными. Однако, чтобы описать свои тайные желания, у нее не хватало ни слов, ни опыта; она даже вообразить себе все это толком не могла – окружающее представлялось ей столь же загадочным, как то облако, которое совершенно заворожило ее сегодня утром на пляже и которое она впоследствии не смогла бы не только описать, но и не сумела бы припомнить даже его очертания. Да и кто может вспомнить, как выглядело какое-то облако? А вот $49 700 ни за что не забудешь!

Куколка копила деньги, чтобы сделать первый взнос за квартиру, о которой мечтала давно и уже прекрасно представляла себе, как там все устроит. Она была уверена, что непременно сумеет отыскать какую-нибудь старую симпатичную квартирку, случайно не замеченную риелторами, которую, не жалея усилий, полностью преобразит – ведь примерно так, точно по волшебству, преображались за какие-то семь минут подобные жилища в телепрограммах «Сделай сам».

Ну а вместе с квартирой чудесным образом изменится и ее собственная жизнь. Она пойдет дальше избранным путем, а выступления в клубе сведет до минимума – только чтобы хватало на выплату процентов. В общем, почти все уже было подготовлено. Поскольку законных доходов Куколка не имела, квартиру придется купить на имя Уайлдер, а затем переписать на себя. Еще несколько дней, самое большее неделя или две, – и начнется новая жизнь, о которой Куколка так долго мечтала. Ее нынешняя квартира служила хаотическим свидетельством давней мечты о новой квартире и новом порядке. Повсюду валялись журналы с советами, как обновить старое жилье, каталоги мебели и домашнего оборудования, списки выставленных на продажу квартир с обведенными кружочком отдельными предложениями, картонки с пришпиленными к ним образцами тканей и вырезанными из журналов картинками.

Каждый вечер после работы Куколка отправляла один и тот же священный обряд: сперва принять душ, затем извлечь из тайника в потолке сумочку из батика, улечься на кровать и медленно покрывать свое обнаженное тело стодолларовыми купюрами. И хотя деньги она пересчитывала каждый вечер, но все же реальный объем своих сбережений воспринимала только так – определив, какая часть тела еще остается непокрытой.

Три года назад «покрывало» из стодолларовых банкнот доходило только до живота. Затем поднялось до груди, а прошлой зимой купюры стали расползаться по интимным частям тела и по бедрам. Теперь ей сперва приходилось сесть и аккуратно разместить новую порцию денег у себя на лодыжках.

У нее было такое ощущение, словно она трудится, собирая на своем теле огромный пазл, аккуратно перекрывая край каждой предыдущей банкноты следующей наподобие рыбьей чешуи; иногда она даже воображала себя русалкой в чешуйчатой коже из денег. Ничего, твердила себе Куколка, скоро настанет тот день, когда она сможет полностью покрыть стодолларовыми купюрами все свое тело, и тогда сразу же отпадет необходимость каждый день отрабатывать у шеста полную смену. Ибо тогда у нее уж точно хватит денег на первый взнос за квартиру.