Неизвестный террорист

Она все-таки заставит его к ней повернуться! Заставит! А когда ее выступление на пилоне будет закончено, сама подойдет к нему, сядет рядом и продолжит «работать» – уж этому-то искусству она за минувшие пять лет научиться успела. И все это лишь с одной целью: заставить его раскошелиться и заплатить за пятнадцатиминутное «приватное шоу». Правда, болтать с ним она не станет – разве что это будет абсолютно необходимо; она решит держать ушки на макушке, а рот – на замке. Так она поступала со всеми мужчинами, побуждая их рассказывать о своей жизни и мечтах. И ей всегда удавалось заставить их говорить, так что на нее водопадом обрушивались всякие дерьмовые подробности, а ей оставалось лишь время от времени восклицать: «Да? Вау! Правда? Невероятно!»

В последнее время клиенты в основном представлялись управляющими какой-нибудь крупной шахты, хотя пару лет назад сказали бы, наверное, что торгуют земельной недвижимостью. А еще чуть раньше сказали бы, что являются антрепренерами или продюсерами. Но они всегда делали деньги. И у каждого «вот-вот» должен был осуществиться его главный проект. И во всех этих бесчисленных историях единственной константой, которую Куколка оказывалась в состоянии запомнить, были ее собственные стандартные восклицания: «Да? Вау! Правда? Невероятно!»

А если кто-то из них все же давал себе труд поинтересоваться жизнью самой Куколки, то она отвечала, что работает в Chairman’s Lounge только для того, чтобы платить за учебу в университете, что она уже на третьем курсе медицинского, что не замужем, что до сих пор так и не встретила настоящего мужчину.

Иногда, танцуя на пилоне, она смотрела сверху вниз на всех этих обманщиков, сидящих в зале, и ей казалось, что весь мир основан на лжи. Разве хоть один из них сегодня, придя домой, расскажет жене или подруге, где он был, на что смотрел и до какой степени от этого завелся? Нет, конечно. Однако все женщины знают о подобных местах и молча мирятся с тем, что мужчины продолжают туда приходить и развлекаться, но никогда об этом ничего не рассказывают. Мужчины вообще о подобных вещах предпочитают помалкивать, разве что могут намекнуть на это в разговорах друг с другом.

И в итоге Куколка пришла к выводу, что мир действительно существует в основном за счет лжи и обмана: люди постоянно выдают себя за кого-то другого; говоря вслух о заветных желаниях, они на самом деле хотят чего-то совсем иного; и все это – и ложь, и бесконечные обманы, – как она впоследствии убедилась, считается абсолютно приемлемым.

Когда, например, Джоди или Эмбер, закончив танец на пилоне, отправлялись с кем-то из мужчин в гостиницу – разумеется, если плата была достаточно высокой и им самим этого хотелось – и там проделывали всякие трюки, притворяясь, будто невероятно возбуждены, а мужчины тоже делали вид, будто не замечают их притворства, и все прекрасно понимали, что это ложь, нагромождение одного обмана на другой, что люди никогда не являются тем, кем кажутся, и никогда не говорят правду о том, чем занимаются и какие чувства на самом деле испытывают. Однако все это считалось абсолютно нормальным, настолько нормальным, что, когда Куколка как-то раз высказалась по этому поводу в раздевалке, Сэллс посмотрела на нее как на сумасшедшую, покачала головой и произнесла: «Да ты что? Все очень даже хорошо».

Когда Куколка вернулась на пилон, к бронзовой надежности шеста, то оказалось, что толстяк в дорогом костюме уже ушел, и теперь она вряд ли смогла бы сказать, что «все очень даже хорошо». Она вилась вокруг шеста, который в такие моменты, как этот, казался ей единственной стабильной вещью в мире, и продолжала внимательно осматривать сидящих в зале мужчин, надеясь отыскать еще кого-нибудь с достаточно толстым кошельком.

Одного она наконец все же приметила: это был одинокий мужчина средних лет, только что вышедший из бара и направлявшийся в сторону помостов с танцовщицами. Он был невысокий, коренастый, с брюшком-бочонком; на нем красовался дорогой, но безвкусный светло-серый летний костюм, видимо, итальянский. Лицо его отчего-то показалось Куколке знакомым. «Тип в таком костюме, – подумала она, – либо даст на чай долларов пятьдесят, либо от него и селедочного хвоста не дождешься».

16

Со стаканом в руке Ричард Коуди забрался поглубже в обволакивающий уютный полумрак зала и обнаружил разлапистое кресло рядом с пилоном, на котором танцевала какая-то брюнетка в еле заметных трусиках-стрингах. У брюнетки были округлые женственные руки, вполне весомые бедра и восхитительные ягодицы – на такой фигуре приятно отдыхал глаз после мускулистых прелестей остальных танцовщиц, которые они с гордостью выставляли напоказ. С интересом следя за спектаклем, который брюнетка устроила на пилоне, Ричард Коуди все пытался вспомнить, где же он ее видел. В ее облике явно было что-то знакомое. Как же ее звали?.. Может, Тиффани? Или Тиффани звали ту, из клуба «Дерзкая девчонка»? «Да какая разница, как ее тут кличут? – подумал он. – Задница у нее просто потрясающая!»

Он поудобней откинулся на спинку кресла, и его охватило странное и глубокое удовлетворение – тем более приятное, что оказалось знакомым. И он в очередной раз подумал о том, что люди вот уже целую вечность считают, что рай – это где-то еще, хотя на самом деле в данный момент он здесь; разумеется, за райское удовольствие полагалось платить, зато, чего бы ты ни пожелал, это сразу же будет исполнено, и тебе совершенно не нужно знать, кого и как здесь зовут.

«Ах, – думал Ричард Коуди, – как мило! Как мило!»

И он, чуть наклонившись вперед, поднял руку с зажатой в пальцах двадцатидолларовой банкнотой. Его, правда, несколько ошеломило то, как ловко Куколка выхватила из пальцев банкноту – вообще-то, он вовсе не собирался так легко расставаться с деньгами, – но все же он явно был этой девушкой очарован, да и жизнь сразу перестала казаться ему отвратительной. У него даже возникло ощущение, что мир странным образом изменил свое движение по накатанной колее исключительно для того, чтобы доставить удовольствие ему, Ричарду Коуди.

Однако если он по-прежнему не имел понятия, кто такая Куколка, то она-то сразу его узнала, когда смогла разглядеть поближе, и поняла, что это «мистер ТВ», Ричард Коуди. На экране телевизора он казался ей чем-то похожим на каталог мебели из сосновой древесины, однообразной, но внушающей доверие тем, что она всегда одинакова и ты и так уже знаешь все о ней. Впрочем, слушать его было даже, пожалуй, приятно. Вот только сейчас, в зале, он выглядел каким-то ненастоящим, словно был не самим собой, а собственным призраком, устроившимся прямо напротив ее помоста, протягивавшим Куколке чаевые и даже что-то ей говорившим.

Куколка вспомнила, что, по словам Марии, Ричард Коуди в последнее время стал чуть ли не завсегдатаем их клуба, хотя приходил обычно только по вторникам и только в компании нескольких сотрудников ТВ. Вот почему Куколка, до сих пор работавшая в более позднюю смену, ни разу его не видела. Сегодня они встретились впервые. Она также вспомнила, как Джоди рассказывала, что пару недель назад он пригласил ее в гостиницу для «приватного шоу» и у него оказался отвратительный, плоский и толстый член, похожий на раздавленную жестянку из-под кока-колы, и все вышло настолько ужасно, что она заставила его заплатить ей по двойному тарифу.

– О, вы настоящий джентльмен! – сказала Куколка, улыбаясь и засовывая двадцатидолларовую банкноту под боковую резинку трусиков. – Люблю танцевать для настоящих джентльменов.

Глядя ему прямо в глаза и не давая отвести взгляд, она крутанулась вокруг шеста и упала на колени так, чтобы ее ягодицы оказались в предельной близости от лица Ричарда Коуди. А затем, оглянувшись через плечо, медленно качнула своей великолепной попой прямо у него перед носом, успев заметить, что ему принесли выпивку.

– Комплимент от управляющего, мистера Холстейна, – сообщила официантка, тоже топлес, и мотнула головой в сторону Ферди, стоявшего у барной стойки в окружении пяти толстопузых бизнесменов. Ферди тут же поднял свой стакан, радостно салютуя Ричарду Коуди.