Культура вязания

Представление о значимости родословной и стремление поддерживать связь с родиной просматриваются в жизни заявляющих о себе этнических сообществ. Например, большинство жителей города Декоры в штате Айова – выходцы из Норвегии. Норвежская культура вязания, специфические узоры и стили воспринимаются как часть местной традиции, поддерживая связь иммигрантов с их наследием и способствуя созданию и утверждению новых тенденций. В Декоре свитера вяжут из шерсти, которая импортируется или доставляется из Скандинавии. Это сообщает вещам ауру аутентичности, и практика рассматривания свитеров[188] (восхищения стилем и узорами) – одно из развлечений местных жителей. Оно обусловлено не только личными предпочтениями, но и приобретенными знаниями о норвежском вязании, то есть, иначе говоря, знанием родной культуры.

Такой подход кажется весьма привлекательным, поскольку предполагает сентиментальную связь вязальщиц с традиционными практиками и фольклором и тем самым пробуждает интерес к ремеслу, обеспечивая его жизнеспособность. Однако в его рамках вязание превращается в феномен, не причастный движению времени и не способный к дальнейшему развитию.

Бритт-Мари Кристофферссон, шведский дизайнер трикотажных изделий, работающая в США, использует в своих работах традиционные вязальные техники и мотивы; она создает модели, удовлетворяющие запросам современных производителей и потребителей. Она не копирует оригиналы, но отсылает к ним, демонстрируя, как достижения традиционных ремесел могут быть встроены в современность. По ее словам, аутентичные вещи слишком жестки, им не хватает эластичности, присущей их современным аналогам, и поэтому они непригодны для повседневного ношения[189]. «Моя работа не имеет ничего общего с производством предметов традиционного гардероба. Я не намерена воссоздавать свитера из Дельсбу или Ярвсе в 1990-е годы; я делаю вещи для повседневной носки, и традиция здесь – лишь одна из составляющих образа»[190]. Использование традиционных стилей как источника вдохновения часто подразумевается в дизайне трикотажных изделий, особенно тех, которые могут быть связаны дома. Слияние нового со старым получило название «ретрошик». Этот термин впервые был использован в 1970-е годы во Франции для описания популярного тренда, предполагающего возрождение исторических стилей[191].

В перечисленных примерах традиция, и традиционное вязание в том числе, предстает скорее как концепт, чем как реальная практика. Она воспроизводится для удовлетворения нужд потребителя лишь в форме подражания оригиналу, которое всем, кроме знатоков, кажется вполне приемлемым и неотличимым от подлинника. Вполне возможно, однако, что не существует ни традиции, ни стиля, которые можно было бы с достаточной степенью уверенности назвать аутентичными – так же как не существует подлинного свитера. Собственно, в этом и заключается дилемма исторических исследований: факты, артефакты, документы и воспоминания постоянно пересматриваются и переоцениваются; ни одна интерпретация не является статичной или доминирующей. Гарольд Пинтер писал: «Прошлое – это то, что вы помните, воображаете, что помните, убеждаете себя в том, что помните или притворяетесь, что помните»[192]. Прошлое всегда присутствует в настоящем, поскольку мы в нем нуждаемся, – и это значит, что оно служит объектом для манипуляций, в основном потому, что оно должно отличаться от реальности «здесь и сейчас» и одновременно быть связанным с ней.

Классическая мода и прошлое как актуальный тренд

С точки зрения моды и модных стилей само понятие сарториальной классики представляется парадоксальным. Мода динамична, она все время меняется, постоянно движется вперед, тогда как классика соотносится с идеей неизменности. Иными словами, мода и классика диаметрально противоположны друг другу. Разумеется, одежда может быть классической – но не модной (как, например, футболка или жилет, входящие в число базовых элементов гардероба). Мода меняется, классика – нет.

Имея это в виду, можно было бы предположить, что классический дизайн отличается простотой, лишен специфических признаков актуальных модных трендов в том, что касается силуэта, цвета, узоров и мотивов. Соответственно, классические вещи чаще неярки, изготовлены из натуральных материалов, характеризуются нейтральной цветовой гаммой и не подвержены капризам моды. Подобные вещи весьма аскетичны. И вместе с тем их описывают как элиту сарториального мира. Они ассоциируются с идеальным стилем, который не подвластен времени и никогда не устаревает. Предметы одежды, включаемые в эту категорию, как правило, интерпретируются как знаковые; это означает, что они рассматриваются как пребывающие вне мира моды. Предполагается, что владелец подобного гардероба имеет хороший вкус, уверен в себе и не увлекается сиюминутными трендами. Таково, например, маленькое черное платье от Шанель, которое носила Одри Хепбёрн. Классический дизайн превратился в культовый символ. В этом платье словно воплощены идея красоты и связанные с ней ассоциации.

В отношении трикотажа это утверждение выглядит весьма парадоксально. Трикотажный дизайн может быть авангардным и соответствовать всем требованиям моды. В то же время многие трикотажные модели подходят под определение классических. Во-первых, они изготавливаются из натуральных материалов (шерсть, хлопок, лен и шелк); во-вторых, их производители зачастую имеют долгую историю; и в-третьих, стиль, узоры и мотивы изделий можно охарактеризовать как традиционные, то есть противостоящие исторической динамике.

Использование натуральных материалов связывает одежду с культурным наследием прошлого и представлением о вечной классике. В эпоху, когда достоинством одежды становится легкость ее стирки и сушки, производители редко используют стопроцентно натуральные волокна. Подобные вещи сегодня – редкость, они требуют особого внимания, за ними труднее ухаживать. Поэтому они вызывают у владельцев ощущение путешествия во времени, переселения в эпоху, когда еще не существовало автоматических сушилок и химчисток. Натуральные вещи ассоциируются с чем-то цельным и здоровым, они не имеют ничего общего с синтетикой и химией. За такой одеждой нужно бережно ухаживать; упаковывать ее отдельно от прочих вещей, оберегать от моли. Мы тратим на нее время, которое в современном мире очень дорого. Все это придает натуральной одежде особую ценность. Такие вещи также ассоциируются с роскошью, декадансом и высоким качеством: ничто не сравнится с ощущением кашемира, ласкающего вашу кожу, или с тактильными свойствами шелка, льна или хрустящего вязаного хлопкового полотна. Отсюда следует и высокая цена одежды: она предстает как лучший выбор, по сравнению с которым другие материалы – всего лишь второй сорт.

Производители и продавцы трикотажных изделий часто упоминают о связи с традицией, причастности к которой жаждут потребители. Хорошим примером может служить позиция шотландской трикотажной компании Pringle[193]. Традиция уже не предполагает просто принадлежности к миру прошлого; прежде всего она ассоциируется с качеством и особым статусом изделия. Не случайно производители подобной одежды подчеркивают свои связи с королевским двором или знаменитостями. Потребитель ожидает, что ему предложат нечто исключительное, высококачественное и неподвластное времени. Обладать подобной вещью – значит приобщиться, пусть и опосредствованно, к высшему обществу. Благодаря подобным ассоциациям, а также формированию брендовой идентичности, такие товары приобретают статус классики. Кроме того, если фирменный стиль опирается на связь с культурным наследием и традицией, он также становится маркером национальной и региональной идентичности.

188

Martinson K. Knitters. 1993. Fall. Р. 10.

189

Christoffersson B. – M. Swedish Sweaters: New Designs from Historical Examples. Newtown, CT: The Taunton Press, 1990. Р. 9.

190

Ibid. Р. 9.

191

Samuel R. Theatres of Memory. London: Verso, 1994. Р. 85.

192

Цит. по: Lowenthal D. Ibid. Р. 201.

193

McDermott C. Made in Britain. Mitchell Beazley, 2002. Рр. 70-74; King H. B. Pringle of Scotland and the Hawick Knitwear Story. JJG Publishing, 2006.