Культура вязания

Case study. Качки и копы: кардиганы для настоящих мужчин

Как я уже упоминала, маскулинный образ, представленный в руководствах по вязанию, несколько затушеван. Мужчина избегает прямого взгляда, он застенчив и лишен сексуальной притягательности. Это выхолощенная маскулинность, или, используя определение Наоми Вульф, образ евнуха, противопоставленный образу зверя[124].

За последние тридцать лет развитие феминизма и повышенный интерес к роли женщин в истории отодвинули обсуждение проблем маскулинности на второй план. Считалось, что маскулинность является нормой и, следовательно, неоспоримым феноменом. Разумеется, мужественность не универсальна; она не предполагает одной всеобъемлющей идентичности. Если феминность имеет свою собственную идентичность, противопоставленную маскулинной, то маскулинность должна иметь дефиницию, чтобы продемонстрировать обратное. Единого и всеобъемлющего образа женственности не существует. Точно так же маскулинность нельзя считать ни стабильным, ни универсальным феноменом, даже если она представляется таковой. Очевидно, что деятельность гомосексуальных сообществ в последние годы поставила под сомнение само представление о маскулинности и ее конструктах.

Историки и теоретики культуры писали о репрессивных смыслах маскулинности, ассоциирующейся с конкурентоспособностью, насилием, агрессией, властью и силой. Как ни парадоксально, именно эти характеристики маскулинности являются желанными и доминирующими в представлении общества. Они воспринимаются как норма, по отношению к которой маркируется «различие», или «инаковость».

Маскулинность всегда понималась как стабильный конструкт. Начиная с Викторианской эпохи, когда началась социокультурная дифференциация полов, мужское рассматривалось как норма, по отношению к которой формировался образ «Другого». Промышленная революция, колониализм, развитие естественных и социальных наук, достижения в области техники привели к тому, что «белый европейский мужчина» превратился в стандарт, которым поверяли, маркировали и соотносили все остальное. Маскулинность, таким образом, ассоциировалась с правотой и подлинностью, в то время как не-маскулинность (а также не-белая европейская маскулинность) понималась как нечто девиантное.

Если маскулинность считается нормой, то ее характеристики могут рассматриваться как ключевые идеологические составляющие западной белой цивилизации. Маскулинность ассоциируется с доминирующей, властной и рационалистической культурой. Бинарная оппозиция мужское/женское подразумевает множество аналогов: мужское связано с городом, трудом и торговлей, рациональностью, серьезностью, твердостью, силой; женское – с противоположными категориями: деревней, домом, иррациональностью, легкомыслием, мягкостью и слабостью.

В суровом маскулинном мире почти не находится места для моды, поскольку она ассоциируется с легкомыслием или гомосексуальностью[125]. Это не означает, разумеется, что мужской моды не существует и что мужчинам доступны только строгий крой и мрачные цвета. Сезонные изменения в равной степени характерны как для женских, так и для мужских коллекций[126]. Однако на разряженного в пух и прах мужчину всегда смотрели с большим подозрением. Соответственно, формальный стиль и деловой костюм доминировали в мужском гардеробе на протяжении большей части столетия. Можно предположить, что проблему составляла не одежда как таковая, а возможности демонстрации тела и самопрезентации с элементами перформанса. Отклонение от маскулинной нормы в этом случае ставило под угрозу социальный статус-кво и патриархальные устои общества в целом.

Разумеется, маскулинность имеет свои способы самопрезентации. Мужское тело позиционируется прежде всего как идеал, не подвластный объективации, как образец совершенного союза интеллекта и физической формы. Идеальным можно назвать образ спортсмена, демонстрирующего способность интеллекта дисциплинировать тело[127]. Спорт требует не только мастерства, но также умения контролировать других и себя. В спорте есть победители и побежденные, состязание – это дуэль, фигурально выражаясь, «битва не на жизнь, а на смерть». Бойцы мужественно переносят страдания и травмы, а когда бой закончен, стараются перепить друг друга за праздничным столом. Это испытание выносливости, постоянное движение к пределу своих физических и психических возможностей. Занятия спортом ассоциируются с героизмом и победой и демонстрируют власть личности над слабостью плоти. Мишель Фуко в психоаналитических исследованиях рассматривает образ твердого дисциплинированного тела как фаллический символ; оно является предельным воплощением маскулинности, ассоциирующейся не только с физической силой и крепкими мускулами, но и с торжеством человеческой воли над природой и умением побеждать боль. Мужественность предстает основанием и средством воспроизводства патриархального общества[128]. В образе обнаженного мужского тела изначально нет ничего специфически сексуального, хотя любое выставление напоказ мужских обнаженных черт может восприниматься как актуализация гомоэротического. Тело выступает репрезентацией маскулинного идеала, а не объектом страсти. Несмотря на то что сексуальность служит выражением силы и, соответственно, власти, описываемые образы не предполагают объективации. Они не служат объектом созерцания для стороннего наблюдателя и не могут быть им подчинены и присвоены. Начиная с XIX века подобная иконография традиционно бытует в литературе, адресованной мальчикам и молодым мужчинам. Как следствие, читатели убеждены, что спортивные занятия и достижения естественны для мужчины и служат воплощением его сущности[129].

Спортивное мужское тело демонстрирует тугую рельефную мускулатуру. Оно воплощает собой силу, управляемую волей индивида. Накачанные тела подобны доспехам, которые невозможно пробить: маскулинность обеспечивает ее носителю превосходство и неприкосновенность. Тело становится маркером достижений, внушающим гордость идеалом, к которому следует стремиться. Его предельная твердость и конкурентоспособность, кажется, плохо совместимы с мягким, бесформенным и безобидным кардиганом. И все же именно этот предмет гардероба служит сегодня воплощением идеала маскулинности.

Начиная с XIX века трикотажная одежда (в особенности мужская) ассоциировалась с досугом и, соответственно, со спортом. Пластичность – основное свойство трикотажа: он легко тянется, повторяя очертания тела, греет, защищает, не стесняет движений. Это идеальная ткань для спортивных вещей, более комфортная, нежели альтернативные, менее гибкие материалы – тканое или клееное полотно. Впрочем, в культуре эта семантика трикотажа проявлялась довольно слабо. Вязаные вещи чаще предназначались для отдыха и не слишком серьезных занятий – хобби, которым люди посвящали свободное время.

Кардиган можно описать как жилет с рукавами или мягкий трикотажный жакет. Он имитирует официальный или деловой костюм, являясь его более спокойным и свободным вариантом. Его ввел в моду и популяризировал в 1854 году злосчастный герой сражения при Балаклаве лорд Кардиган. Ему хотелось иметь менее формальный жакет, который можно было бы носить, не повреждая прически. Действительно, кардиган смотрится более официально, чем свитер, и вполне сочетается с рубашкой и галстуком[130]. Таким образом, этот вид одежды характеризуется амбивалентностью: кардиган не формальная, но и не повседневная одежда. Можно сказать, что она подходит тем, кто не чувствует себя достаточно комфортно в какой-либо сфере деятельности. В популярной иконографии кардиган – это обычно рабочая одежда модного и снисходительного профессора колледжа, уже немолодого, но сохранившего богемный образ мыслей. Это также повседневный наряд напыщенного и слишком напряженного человека, для которого досуг ассоциируется с потерей контроля. Иными словами, кардиган символизирует следование идеалам и принципам в неудобных для его владельца ситуациях. Он обещает комфорт в некомфортной ситуации. В рамках такой интерпретации кардиган оказывается атрибутом пожилых мужчин. Он предназначен для мужчин, выпавших из актуального времени, пространства или социального окружения.

124

Wolf N. Promiscuities: A Secret History of Female Desire, Chatto and Windus. London, 1997.

125

Steele V. Clothing and Sexuality // C. Kidwell and V. Steele (eds.). Men and Women: Dressing the Part. Smithsonian Institute Press, 1989. Р. 61.

126

Craik J. The Face of Fashion. Routledge, 1993. Р. 176.

127

Pumphrey M. Why Do Cowboys Wear Hats in the Bath? Style Politics for the Older Man // Critical Quarterly 31:3. Autumn. Р. 96, referenced in: Craik J. The Face of Fashion. Routledge, 1994. Р. 191.

128

Donald F. Sabo Jr., Rinfola R. Jock: Sports and Male Identity, Prentice Hall Inc., 1980. Р. 7.

129

Wha

130

Hewitt P., Baxter M. The Fashion of Football: From Best to Beckham, From Mod to Label Slave. Mainstream Publishing Company, 2006. Рр. 79, 85; Ma