Страница 5 из 11
Но нас никто не слышал. Да вряд ли и могли услышать, так как наш самолетный радиопередатчик работал от динамо, которое приводилось в движение от ветрянки во время полета. На земле же оно бездействовало, и мы пользовались маломощной аварийной радиостанцией.
ЗЕМЛЯ БЕЗ ПОЛЮСОВ
Всюду юг
Глубокая бездна синего, успокаивающего неба и нестерпимый, всюду проникающий поток солнечных лучей так не вяжутся с застывшим, мертвым оледенением океана. Льды, солнце и небо создавали такую необычайную картину, которая никак не укладывалась в сознании человека, привыкшего к полутоновой игре красок природы средних широт.
Что снег белый, а лед голубоватый или зеленоватый, я знал еще с тех далеких лет, когда мой мальчишеский затылок не раз отпечатывался на тонком ледку только что замерзшего пруда, реки, когда так не терпелось скорее надеть коньки и украдкой от старших вырваться на лед!
А здесь? Что же это такое?! Я сбросил с головы тяжелый мех капюшона и, опираясь на кирку, вгляделся в бесконечные фантастически дикие нагромождения льдов.
Какая дерзость! Я сбросил даже светофильтры, рискуя глазами: хотел воочию убедиться, что такие сочетания красок существуют.
Передо мною гряда торосов; они зеленые, как цейлонские изумруды, а в изломах на солнечной стороне - бледно-голубые. В тени грани их - густо-фиолетовые. По искрящейся парче ледяного поля - мазки сумасшедшего художника - сиреневые тона перевиты золотом, а вдали алые торосы пылают на нежном палевом фоне, и над всем этим - купол неба, такого синего, спокойного, что бунт красок сразу смягчается.
- Валентин, надень светофильтры! Заболеешь снежной слепотой, что тогда будем делать?! - кричит Мазурук.
Молча опускаю «а глаза надоевшие до осатанения очки, поворачиваю голову к товарищам От них валит пар. И тут я не выдерживаю:
- Пар-то от вас цветной!
- А ты думаешь, от тебя белый?
Мы смеемся и садимся, вернее, ложимся на голубые глыбы только что разбитого снежного наддува.
- В этой сторонушке все не по-человечески, - философски замечает второй пилот Козлов.- Куролесит солнце, словно взбесившееся. Работаем сегодня уже 12 часов. Начали работу, кончили работу - оно все на одной высоте. И как бы оно ни катилось по горизонту, там будет или там, - он показал в противоположную сторону, - оно всегда будет на юге!
- А почему тебя это трогает? - спросил Мазурук.
- Потому, что это сбило все мои понятия о направлении. Я теперь не знаю, откуда мы прилетели и куда нам лететь!
Второй пилот, скрывая раздражение, закурил. Все молчали. От наших голов поднимался радужный пар. Холод, как вода, просачивался сквозь меха одежд. Тягостная пауза затянулась.
Я понимал, что этот скрытый упрек относится ко мне. Я штурман самолета. Я привел сюда самолет. Мы сели за географическим полюсом, почти рядом с ним. А потому не меняется высота солнца и потому всюду одно направление - юг. Но это впечатление обманчиво. Мне,определявшему наши координаты по солнцу астрономически, не кажется, что всюду юг. Так может быть лишь в точке полюса. Это не видно на глаз, но астрономические приборы замечают малейшее изменение высоты солнца. Но то, что мы не на самой точке полюса, а в 29 километрах от него… южнее, это только усложняет все мои навигационные расчеты, потому что мы сидим в самом сгустке меридианов, в настоящем лабиринте долгот. Стоит каждому из нас сделать несколько шагов, и долгота изменится на несколько градусов, и если один градус долготы в Москве равен примерно 67 километрам, то здесь он равен всего 0,46 километра.
Все это сбило с толку экипаж самолета СССР-Н-169. В свободное время только и шли споры, в какую сторону лететь, чтобы найти лагерь Папанина, который находился за полюсом уже в 160 километрах?
Положение осложнялось тем, что мы не имели радиокомпаса - прибора для выхода на работающую радиостанцию. Поэтому перед полетом в лагерь Папанина нам была поставлена задача - дойдя до полюса, сесть, уточнить астрономически свои координаты и потом, имея координаты лагеря, перелетать к ним. Все казалось просто. Но тогда мы многого не могли учесть.
Ведь это были первые в мире посадки самолетов у полюса. Поэтому, когда мы сели, то оказалось, что льдина для взлета 4-моторного гиганта мала. Уже пять дней мы пробивали гряду торосов, чтобы соединить наше ледяное поле узким коридором с соседней льдиной. И все эти дни помимо чрезвычайно тяжелого и изнуряющего физического труда, мне как штурману и командиру самолета, летчику Мазуруку, пришлось мучительно думать о методах самолетовождения в высоких широтах, о том, как увереннее и проще привести самолет в лагерь Папанина, как выбраться из этого запутанного узла меридианов и одновременно бороться с ложным мнением всего экипажа, которому из-за постоянства высоты солнца на горизонте казалось, что лагерь Папанина и даже остров Рудольфа находятся в противоположной стороне.
Особенно остро экипаж стал переживать безвыходность положения, когда, на третьи сутки после посадки О. Ю. Шмидт, узнав, что наш аэродром очень Мал, выслал к нам самолет М. В. Водопьянова с флагманским штурманом экспедиции И. Т. Спириным. Они должны были забрать часть нашего груза для облегчения взлета. Их машина пробыла в воздухе более часа, но нас они не нашли и передали по радио, что у нас сплошная облачность и туман.
Мы были крайне удивлены таким сообщением - у нас в то время стояла абсолютно ясная погода. Небо от горизонта до горизонта было совершенно чистое.
Мне стало ясно одно - сближение меридианов сбило их с курса. Самолет Водопьянова искал нас совсем не там, где мы сидели.
О себе мы не беспокоились. Самолет наш имел трехмесячный запас продовольствия и запас горючего, который обеспечивал нам возвращение на остров Рудольфа. Но надо было выполнить задание - доставить научное оборудование и приборы Папанину, без которых его четверка не могла работать. А потому все разговоры и споры - в какую сторону лететь к Папанину и каким методом выдерживать курс, чтобы прилететь в лагерь, были не чисто спортивным интересом, а делом чести. И как навигатор, я понимал, что решение этой задачи лежало на мне.
Часто, после работы на ледяном поле, забираясь в палатку, я часами просиживал у карты географического полюса, решал сотни вариантов перелета в лагерь Папанина. Меня смущала, конечно, не сторона, в которую лететь. Зная свои координаты и координаты лагеря папанинцев, эта задача не сложна. Меня волновало другое- как выдержать курс полета? По какому прибору и по какому курсу, вернее, по курсу относительно какого меридиана следовать из нашей точки, чтобы по прямой линии попасть в лагерь папанинцев? Смотрю и смотрю на карту. Из точки полюса во все стороны разбегаются меридианы. Как преодолеть этот лабиринт?
Сетка долгот
Географические карты - едва ли не самое древнее изобретение человеческого разума. Они родились, вероятно, тогда, когда один пещерный пращур объяснял другому путь к замеченной добыче. Он добросовестно рисовал прутиком на земле причудливые скалы, особо приметные деревья, повороты реки…
Потом человек вышел в море, и описания берегов стали ему особенно нужны.