Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 35



— Однако, дядя, ты, я вижу, разговорчивый парень. С тобой не соскучишься.

Удар кнутом по тощей спине серого мерина…

Мы с Семен Семенычем разлеглись в тряской телеге и тоже примолкли. Мои мысли унеслись в далекие тургеневские времена. Я думал о том, о сем… Ну, не странно ли это: много десятков лет назад писатель Тургенев возвращался с охоты в тряской телеге. По дороге он вел беседу с кучером и встретил Касьяна с Красивой Мечи… Сегодня я еду на охоту в такой же тряской телеге, беседую со своим возницей, и быть может, тоже встречу Касьяна, с Красивой Мечи… А между тем так далеко шагнули мы с тургеневских времен! Касьян с Красивой Мечи — тогда. Касьян с Красивой Мечи — теперь, — какая пропасть!..

Мои мысли уносились в далекие тургеневские времена… Много десятков лет назад Тургенев возвращался с охоты в тряской телеге…

Что, если бы Тургенев жил в наши дни, — написал бы он рассказ «Касьян с Красивой Мечи», в котором дал бы яркий художественный образ отживающего кулака-мельника, спаивающего самогонкой трудовой народ?..

Жалобно скрипело подо мной немазанное колесо, и сороковерстная дорога, извивавшаяся по бесконечным черноземным полям, показалась нам чертовски скучной волынкой.

— Эй, вылазьте… — растолкал нас угрюмый бородач. Мы протерли глаза и увидали, что находимся в небольшой деревушке. Высокие старые ивы росли перед избами с соломенными крышами. Под деревней расстилался широкий зеленый луг. Вдали — голубая запруженная река.

Итти на охоту было поздно, и мы приняли приглашение бородача переночевать у него в сарае на сене, а пока что — откушать чаю.

Деревушка Бучан, повидимому, была преглухим уголком. Недаром она находилась в стороне от больших дорог. Наш приезд вызвал целую сенсацию. Покуда мы вылезали из телеги и вытаскивали ружья, — чуть ли не все население узнало о нашем приезде. Мы мгновенно оказались окруженными толпой местных жителей. На нас тыкали пальцами, а ребятишки громко делились между собой своими впечатлениями.

— У, длинный какой. Во-о дяденька то… — говорит один, указывая на меня.

— А у этого дяденьки, гляди, стеклышки какие на глазах… А ружье-то у него какое, ууу! Во, небось, громко стреляет…

— Вы чьи будете? — спрашивали нас взрослые. — Зачем сюда приехали? — Комиссары будете?

— Мы охотники… из города. Приехали сюда диких уток стрелять.

— Охотники? Во-от чего!.. Охотники приехали… Эй, Касьяшка, Никитка, Пашка: сюда, охотники приехали!..

Толпа наростала. Каждый вновь приходивший обязательно спрашивал нас, кто мы, откуда и что нам здесь собственно нужно. Мы каждому отвечали, что приехали из города, чтобы охотиться. Наши ответы вызывали недоумение и даже недоверие… Местным жителям дико было слушать, что к ним могут заявиться охотники из самого уездного города…

Покуда мы пили чай в избе бородача, туда набилось пропасть народу. Все желали посмотреть на нас и на наши ружья. В этот вечер мы заснули лишь после того, как в двадцатый раз ответили на вопрос: чьи мы будем и зачем приехали в деревню Бучан.

* * *

Мы встали рано и, наскоро закусив, отправились к реке. Нас провожал молодой парень. Накануне, вечером он присутствовал при нашем чаепитии. У его отца была единственная во всей деревне лодка. Парень любезно разрешил нам воспользоваться ею и рассказал нам, что в двух верстах ниже плотины находится длинный заливчик, заросший осокой. Там всегда водились дикие утки. По словам парня, кроме как в этом месте, больше нигде уток не было.

Выбирать не приходилось и, усевшись в маленькую лодку, мы поплыли в ней вниз по реке. Эта лодка скорее походила на гроб, нежели на судно. Она с трудом вмещала двух человек, и была до того стара и дырява, что вода фонтанчиками врывалась внутрь, через прогнившее дно. Покуда один из нас греб, другой беспрестанно откачивал воду, и трудно было сказать, кто из нас больше работал…

Хваленый Бучанский заливчик не оправдал наших надежд и оказался сильно раздутой величиной. Мы изъездили его вдоль и поперек, неистово хлопая веслами по осоке, чтобы спугнуть диких уток. После часа бесплодных усилий, нам, наконец, удалось спугнуть одну старую утку с тремя утятами, которые еще почти не летали. Семен Семеныч убил одного из них. Вид у этого птенца был общипанный и преотвратительный…





— Владим Сергев, такую птицу стрелять — срамота! Выводок, похоже, поздний, а других выводков здесь больше нет. Опять наши с вами жены бузу затрут — ведь с пустыми руками вернемся…

— Что ж мы с вами теперь делать будем? — спросил я своего друга. — Ну не дураки ли мы были, что приперли сюда, за сорок верст от дома, чтобы убить этого паршивого утенка!..

— Владим Сергев, как хотите, а это уже ваша затея была. Ну чего ради захотелось вам посмотреть на эту, простите за откровенность, Красивую Мечу… Интереса в ней нет ни малейшего, а наоборот, только одна серость.

Семен Семеныч брезгливо взял за кончик крылышка отвратительного утенка и зашвырнул его в осоку.

— Лучше уж пустым домой вернуться, нежели такое паскудство за собою сорок верст таскать, чтобы над Боченкиным весь город смеялся!..

Мы были не в духе. Мой друг ужасно ворчал, а это бывало с ним редко. Чуть не поссорившись, мы выбрались из заливчика на середку реки. На том берегу сидел седой старик-рыболов в полинялой рубашке неопределенного цвета. Подобно истукану, он неподвижно застыл над длинными удочками в ожидании клева…

На берегу сидел старик-рыболов, застывший над длинными удочками…

Я чувствовал себя до некоторой степени виноватым перед своим другом за то, что увлек его охотиться на Красивую Мечу. Мне захотелось загладить вину и отыскать какую-нибудь дичь. Быть может, этот старик-рыболов смог бы мне в этом помочь? Я повернул к берегу и пристал рядом со стариком. У него была удивительно патриархальная и благообразная наружность…

— Что за народ?.. Откуда?.. Зачем приехали?.. — посыпались на нас все те же вечные и надоедливые вопросы. Не ответить нельзя было.

Я пояснил старику, что мы городские охотники за дикими утками. Старый дед явно не поверил мне. Он вспомнил, что лет тридцать назад к ним в Бучан, действительно, приехал из города настоящий охотник. Того охотника звали как-то очень чудно (дед даже запамятовал). Но у того охотника была мохнатая собака, и он убил много уток… а у нас нет собаки — какие же мы после этого охотники? Нехорошо с нашей стороны обманывать старых людей.

— Да вы чьи сами-то будете? — снова спросил меня словоохотливый старик.

Этот вопрос до такой степени уже успел мне наскучить, так глупо было отвечать все одно и то же, что я, наконец, не выдержал и с некоторым раздражением ответил:

— Мы?.. Мы агитаторы по борьбе с самогоном. Приехали сюда пощупать вашего мельника Касьяна и его самогонный завод.

— Ишь, какие вы прыткие!.. — протянул старик и, помолчав немного, добавил — Что ж, это дело хорошее. Трезвость в мужике надо поддерживать, но только Касьян-то наш, пожалуй, не дурак, чтобы такими делами заниматься…

— Ой ли?

— То-то, что «ой ли» — передразнил меня дед. — Что же, с вами, небось, отряд разъезжает, или вы так, без отрядов работаете?

— С отрядом, — уверенно ответил я старику. — К нам нынче из города наши молодцы подоспеют. Живо пронюхаем, кто самогоном промышляет… Ну, а пока что, скажи нам, дедушка, есть ли у вас дикие утки и где они водятся?

— Дикие утки?.. Этого добра у нас сколько хошь… Ступайте на болото… Утки там табунами плавают…

— А где это болото? Далеко? — обрадовались мы.