Закон парных случаев

Я не знал, что ей сказать. Мне на кладбище было очень даже неуютно. И хотелось поскорее уйти. Но Женя, похоже, и не ждала ответа – словно разговаривала сама с собой.

- Послушай, а ты позвонила? Ну, предупредила, что приедешь? – спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.

- Кому? – не поняла Женя. – Маркину? Нет, у меня нет его телефона.

- Да нет, матушке. Ну, ты вчера говорила – по которой соскучилась. Ксении, кажется.

Женя закусила губу. Мне показалось, что она едва сдерживает смех.

- Прости, Мартин, я совсем забыла, что ты не знаешь. Здесь похоронена одна замечательная святая, блаженная Ксения. Та маленькая церковь, мимо которой вы проходили, - это часовня над ее гробницей. Ты правда о ней не слышал?

- Нет.

- Ее не так давно прославили. Но и до этого люди к ней ходили на могилу молиться. Это, наверно, одна из самых любимых наших питерских святых. Многие о ней так и говорят, как о живой: пойду навещу матушку Ксению, попрошу Ксеньюшку, она поможет. Ей даже записки пишут с просьбами. И она действительно помогает.

- И ты писала?

- Писала.

- А о чем, если не секрет?

Женя смутилась, ее лицо порозовело.

- Наверно, чтобы стать матушкой отца Кирилла? – не сдержался и поддел я. – Тогда тебе она не помогла.

- Ты знаешь, Мартин, мне кажется, что часто ее помощь не в том, чтобы упросить Бога исполнить чью-то просьбу, а в том, чтобы умолить его как раз не исполнять просьбу глупую и необдуманную. Ну какая из меня матушка? Это подвиг на самом деле. А я на такое не способна.

- Расскажи мне о ней, - попросил я. – О Ксении.

- Она жила в XVIII веке. Молодая, красивая женщина. Ее муж был придворным певчим. Он умер скоропостижно, без исповеди и причастия. Когда его хоронили, она надела одежду мужа и заявила всем, что это Ксения умерла, а она – Андрей Федорович. Ушла из дома и жила на пустыре.

- Может, просто с ума сошла? От горя?

- Нет, просто стала юродивой. Ты знаешь, что это?

- Да, конечно. Когда человек ради Бога отказывается от всего. И даже от разума. И ведет себя, как сумасшедший, хотя на самом деле здоров.

- Ну вот. Ксения молилась за всех, кто умер без покаяния. Помогала, кому могла. По ночам приходила на стройку вот этой церкви, - Женя махнула рукой в сторону показавшегося за деревьями храма, - подтаскивала кирпичи, камни. А потом стали происходить всякие чудеса. Она предсказывала будущее, молилась за больных – и люди поправлялись. Давай сначала сходим в часовню, а потом уже к твоей бабушке?

Я согласился. Мы купили свечи в лавке, похожей на маленькую избушку, и свернули к зеленовато-голубой, очень красивой часовне. Внутри было довольно много народу. Поставив свечи к иконе с изображением женщины в мирской одежде: юбке, кофте и платке, - мы встали в очередь, чтобы приложиться к гробнице.

Странное дело, сначала я как-то не воспринимал все это всерьез. Разумеется, мне внушили с детства, что святых надо почитать, но я все равно плохо понимал, зачем молиться им, если можно обратиться прямо к Богу. Но когда я опустился на колени и коснулся лбом белого мрамора гробницы… Мне вдруг захотелось остаться там подольше.

Но из этого ничего не вышло.

- Проходите, проходите, не задерживайтесь, - проворчал раздраженный голос.

Я оглянулся. Старуха в надвинутом на лоб платке стояла у подсвечника с тряпкой и кисточкой и смотрела на меня, поджав губы.

- Пойдем, - Женя коснулась рукой моего плеча. – Не обращай внимания, - сказала она, когда мы вышли на улицу. – Это баппки, - она так и сказала: «баппки». – Неизбежное околоцерковное зло. Только они знают, в какой одежде надо приходить в церковь, как стоять, как креститься – и вообще, как жить «по-церковному». Если б ты знал, сколько людей они своим «благочестием» от церкви отогнали. Приходит девочка в храм впервые. Ну вот позвал ее Господь – она и услышала. Или горе у нее какое. Ничего не знает. Без платка, - я только сейчас обратил внимание на черный шарф у Жени на голове, - в брюках, накрашенная. И вот на нее такое чудовище налетает: «куды прешь, шалава!». Думаешь, она скоро после этого снова в церковь зайдет? Может, и вообще никогда. И детям своим скажет, что там нечего делать. Это все равно что росточек затоптать.

- Я не думал, что ты… - я запнулся, с трудом подбирая слово, - настолько религиозна. Православный гот – это что-то. Настолько это не вяжется, что трудно поверить.

- Я паршивая христианка, Мартин, - вздохнула Женя, сворачивая шарф и пряча его в сумку. – Была б настоящей, не осуждала бы их, бабок этих, а пожалела. Не говоря уже об обрядах, которые я почти не соблюдаю. Молюсь мало, пощусь тоже, в храм хожу редко. Ну а гот… Наверно, я и гот тоже паршивый.

Мне осталось только промолчать. Если уж она паршивая, то я… К тому же главный вопрос оставался открытым: смогу ли не осудить родителей, узнав их тайну, - а я уже не сомневался, что тайна эта такова, что не осудить, понять, простить будет очень и очень непросто. А от решения этого вопроса зависело все: не только какой я христианин, но и какой вообще человек.

- Иди сюда!

Женя повела меня вокруг часовни к той стене, от которой только что отошла молодая женщина – она стояла там и тихо плакала, но когда я посмотрел ей в лицо, увидел, что оно удивительно спокойное, даже, наверно, счастливое.

- Вот и я так. Приду и стою, реву. А почему – и сама не знаю. Просто льются слезы – и все. И так хорошо. Как будто смывает всю гадость.

Во мне как будто две силы боролись. Одна моя половина про себя извиняюще улыбалась. Как взрослый, которому немного неловко за наивные слова ребенка, но он пытается быть снисходительным. А вторая изо всех сил цеплялась за то мгновение торжественной тишины, которая воцарилась в душе, когда я опустился на колени перед гробницей.

- «Дивен Бог во святых Своих», - прошептала Женя, и…

Я чувствовал, что со мной происходит нечто странное. Наверно, так я не молился с детства. Как будто исчез весь мир – и даже, наверно, Женя. Только я и – где-то там, за солнечной дымкой – Он. Хотя нет, за моей спиной стоял кто-то и молился вместе со мной – обо мне. Мне показалось, что это женщина в зеленой кофте и красной юбке. Ксения Блаженная…

- Ты хоть помнишь, о чем просил? – спросила Женя, когда мы вышли обратно на центральную аллею.

- Почти ничего, - покачал головой я. – Кажется, просто о помощи. И потом… Не знаю, как сказать. Но это были не слова. Просто…

- Я понимаю, - остановила меня Женя.

Дальше мы шли молча, и было в этом молчании что-то такое, сблизившее нас еще больше. Даже больше, чем ее кровь на моей одежде – тогда, в тот самый первый вечер. И я подумал, что все-таки, наверно, справлюсь со всем, что ждет впереди. Но только если она будет рядом.

52.

За черным склепом мы свернули на боковую дорожку.

- Осторожно, здесь крапива, - предупредил я Женю, но опоздал. Она обожгла руку и свирепо зашипела.

- А вот на Шуваловском… - начала она, но я ее уже не слушал.

Тогда, на бабушкиных похоронах, мама вдруг начала много и громко говорить. В том числе и о том, что здесь похоронены ее родственники. И правда, не доходя до бабушкиной могилы, я увидел сразу несколько надгробий с фамилией Закорчевский или Закорчевская. А еще – хорошо ухоженную могилу с черной плитой из полированного камня, немного потускневшего от времени. На плите было выгравировано несколько имен. Крупные, залитые золотой краской буквы победно расположились по всей плите: «Аркадий Иванович Чижов, 1919 – 1980. Любовь Витальевна Чижова, 1921 – 1981». Внизу было добавлено мелко: «Клавдия Хомякова». Этой самой злополучной Клавдии не хватило места на плите не только для дат рождения и смерти, но даже и для отчества.

Я остановился, задумавшись, кем она могла приходиться моим прадедушке и прабабушке. Это имя было мне незнакомо, в бабушкиной квартире не нашлось ничего, связанного с ним, но оно словно задевало какие-то очень тихие струны – точно так же, как имя Настя. В кино часто показывают флэшбэки[10]1 героев как вспышки света, на мгновение вырывающие из темноты картину прошлого. На самом деле бывает и так, что вспышки эти настолько слабы, что при их свете можно разглядеть только одно: там что-то есть. Но вот что?

10

1 Flashback (от flash – вспышка и back – назад) – мгновенное воспоминание героя фильма (англ.)