Страница 28 из 72
Ниобе повернулась к ней с отвращением:
— Даже не верится, что ты действительно происходишь от тех людей, которые являются твоими предками и всё же так мало знаешь.
Люк вышел вперёд и с помощью нескольких слов починил стол. Заклинание Ниобе собрало воедино Эйфелевою башню из зубочисток и вставило лампы, так что у меня от магии закружилась голова. Они идеально работали вместе, безмолвно подстраивали свои движения друг под друга. Это зрелище оставило во мне неприятное ощущение, так что вместо того, чтобы смотреть на них, я предпочла перевести взгляд на Констанцию.
Интересно, я так же пялилась как она, когда впервые увидела магию? Были ли мои глаза также широко распахнуты от испуга? Возможно, но выражение голода на её лице казалось более жадным, чем всё, что я когда-либо чувствовала. Когда разбросанные бумаги снова аккуратно собрались в стопку, при этом отдельные листочки летели по воздуху словно чайки, и Констанция взяв один из них в руки, окончательно поверила в магию.
Действия Люка и Ниобе были более лучшим доказательством, чем мои слова.
— Пойдём, — сказала Ниобе, когда они закончили, а Люк сделал движение, будто хотел прогнать её.
Констанция последовала за Ниобой, и остановилась ещё только для того, чтобы бросить на нас взгляд полный ненависти. Я опустилась на стол. Я не хотела казаться слабой перед другими, но головная боль неожиданно вернулась, а перед глазами поплыли черные точки. Я сморгнула их прочь.
— С тобой всё в порядке? — спросил Люк и подошёл ко мне.
— Да. Я просто устала.
Хотя, я была не совсем в этом уверена. Каждый раз, когда я имела дело с магией, боль становилась сильнее. До Разрушительного потока такого не было; хотя мне и не нравилось заходить в Межпространство, но мне это не вредило. Я начала беспокоиться о том, что то, что повредило магию, нанесло ущерб и мне.
— Я мог бы ещё раз вылечить тебя.
— Ниобе сказала, что это рискованно. Что она имела ввиду?
Он уселся на край стола, болтая ногой и сказал:
— Ниобе просто сварливая баба. Она счастлива только тогда, когда может заставить окружающих понервничать.
— Люк, она же однозначно на что-то намекала!
Он перенёс своё вес на другую сторону.
— Она просто насмехалась. Хотела сказать, что я слишком скован, чтобы беспокоиться о тебе. Ей это не нравится, ведь ты Плоская.
Я посмотрела на него прищурившись:
— И это всё?
Он вытянул руку и положил её на школьный знак, вышитый на моём свитере.
— Клянусь, Мышонок.
Момент, казалось, остановился вместе с моим дыханием, плывя во времени.
— Это плохо…, - наконец сказала я.
Он приподнял одну бровь и зацепил пальцем мой V-вырез.
— При всём уважении, не могу с тобой в этом согласится.
— Я серьёзно. Что если бы нас кто-то увидел? Что если бы пришли Сумрачные? Магия опасна, Люк. Я не могу допустить, чтобы она оказалась в моей настоящей жизни.
— Мы такие же реальные, как и всё здесь. Или кто-либо. А если тебе не хочется, чтобы мы приходили в твой мир, то займи своё место в нашем. — Я хотела возразить, но он прервал меня. — Кварторы выполнили свою часть договора. Теперь они ожидают от тебя того же.
Я оглядела комнату, которую он так легко отремонтировал и поняла, что он прав. Чем дольше я буду сопротивляться, тем больше будет ущерб.
— Я готова, — сказала я. Но я знала, что нет никакой возможности подготовиться к тому, что меня ожидает.
Глава 18
Неприятный, ледяной дождь забарабанил по мне, когда я покинула школу и побежала к грузовику. Серое небо цвета стали точно соответствовало цвету глаз Колина.
— День прошёл хорошо? — спросил он, когда помогал мне забраться в машину.
— Не совсем. — Я протянула руки к древним шторкам отопления и вдохнула запах горелой пыли.
Он осмотрел меня.
— Магия, не так ли?
— Откуда ты знаешь?
— Ты ходишь по-другому после столкновений с магией. Так, будто несёшь стакан воды и боишься пролить, если споткнёшься.
Это было не особо утешительным.
— Я часто спотыкаюсь.
Он выехал на проезжую часть с хмурым лицом.
— Я знаю. Хочешь рассказать мне об этом?
— Это Констанция. Мы должны были рассказать ей о магии. Ситуация немного вышла из-под контроля.
— И под «мы» ты имеешь ввиду себя и Люка?
— И женщину, которая получила задание заботиться о Констанции. Ниобе. Она работает теперь в школе.
— Как это восприняла Констанция?
Я приподняла плечо.
— Примерно так, как и ожидалось. Она думает, что Эванджелина умерла при попытке остановить Разрушительный поток.
— И ты не стала её переубеждать. — Он приподнял бровь. — Это плохо закончиться. Рано или поздно она узнает правду.
— А может и нет.
— Правду очень сложно скрывать.
— Тебе же это удаётся, — сказала я и прищурилась. — Может, ты смог бы дать мне парочку советов.
— Боже, Мо, не начинай.
— Что? Ты не можешь иметь и то и другое. Либо важно говорить другим правду, и в этом случае, я бы с удовольствием узнала, что у Билли есть против тебя. Или же врать это в порядке вещей, и я не сделала ничего плохого.
Он не ответил. Не то, чтобы я рассчитывала на ответ.
— А кроме магии? Были же ещё какие-то школьные дела?
— Они грозились выгнать меня из НСП. Если это всплывет в моей анкете… — У меня сорвался голос. — Тогда меня не примут в НЙУ.
Он провёл большим пальцем по костяшкам моих пальцев.
— Мы сможет это исправить. Они сказали, что они от тебя ожидают?
— Ты не поверишь.
— Невероятное ты уже рассказала мне, — сказал он, и уголок его рта дёрнулся в улыбке.
— Я должна помогать с баллом. — При виде его непонимающего выражения лица, я добавила. — С Сади-Хавкинс баллом.
— Это же не так плохо. Ты всё равно хотела туда пойти, разве нет?
— Я хотела пойти туда с тобой, но тебе это не интересно.
Он отпустил мою руку.
— Это сложно.
— Нет, всё очень просто. Тебе важнее сохранить свою тайну, чем быть вместе со мной. И это причиняет боль, Колин, в этом нет ничего сложного. — Я сжала на коленях руки в кулаки.
Он не отрывал взгляда от дороги.
— Ты не понимаешь.
— Потому что ты ничего мне не объяснил.
— И не собираюсь, — сказал он окончательно и неуступчиво как камень. — Я не должен был целовать тебя вчера. Я вообще не должен был тебя целовать.
Долю секунды я даже не чувствовала, какую сильную боль причинили мне его слова — также как бывает, когда режешь хлеб и нож соскальзывает. Ты понимаешь, что что-то не так и что должно быть больно, но испуг оглушает, даже когда рана начинает кровоточить. А затем наступает шок.
Давно это было, когда Колин в последний раз разговаривал со мной в таком невыносимом, пресыщенном тоне. Услышав его теперь, я вернулась обратно в тот день, когда мы познакомились, и он называл меня «дитя» вместо «Мо», таким образом причислив к избалованному ребёнку, а я предположила, что он безголовый и бессердечный головорез. Если он действительно думал, что это была такая ошибка поцеловать меня, значит мы изменились меньше, чем я думала.
— Тогда прекрати это.
— Мо…
Он припарковал машину на узкой улице позади Слайс и выключил двигатель. Тепло из кабины испарилось.
— Ты сказал, что знаешь меня. — Я разозлилась на него, потому что он не доверял мне, и на саму себя, потому что давила на него. — Ты должен знать, насколько это больно.
— Я знаю.
Он потянулся ко мне, но я оттолкнула его руку.
— Тогда прекрати это. Снова ограничься лишь тем, чтобы быть моим телохранителем. Или ещё лучше — найди мне нового. Я с тобой покончила.
Я выскочила из машины и так сильно хлопнула дверью, что аж заболело плечо. Не оглядываясь, я вошла в кухню. Никогда прежде я не радовалась так монотонному наливанию кофе и подаче тыквенного пирога, а ля мода.
Колин не последовал за мной, и я внушила себе, что рада этому.
Когда я одевала фартук и платок, я разглядывала сегодняшних гостей через кухонную стойку. Моя мать остановилась, чтобы поговорить с одним постоянным клиентом, Брэнтом, который управлял страховой конторой в нескольких кварталах отсюда.