Страница 11 из 72
— Мы не будем этого делать, — хрипло повторил он, не отрывая глаз от края моего лифчика.
— Не хочу возражать тебе, но…
Он опёрся на локоть.
— Бог мой, — прошептал он. — Ты так безумно красива.
Его пальцы провели по изгибу, там, где кружева закрывали мою кожу, и я закрыла глаза, когда почувствовала прикосновение. Моё дыхание сбилось. У него были такие красивые руки, шершавые от столярной работы, но всё же нежные.
А затем он отстранился и оставил меня одну на холодной и узкой кровати.
— Нет. — сказала я. — Сначала говоришь такие вещи, а потом просто останавливаешься.
Он снова поцеловал меня, а я выгнулась, потому что хотела чего-то, что не могла выразить словами, хотя знала, что мне это необходимо. Сузив глаза и нахмурившись, он откатился в сторону.
— Я не хочу быть таким типом, — сказал он.
— Каким? — Я попыталась придвинуться к нему ближе, но он вытянул вперёд руку и остановил меня.
— Тем, который с тобой спит, а затем требует, чтобы ты держала это в секрете. — Он закрутил прядь моих волос вокруг пальца. — Это ещё одна вещь, которую я о тебе знаю. Тебе не нравятся секреты.
— Это другое… — Так оно и есть. Мы скрывали наши… как бы там нас не захотели назвать… не из-за стыда. Это безумие моей семьи заставляло нас молчать.
— Ты уверена? За последние пару месяцев ты изменилась, но всё ещё счастлива, когда люди не обращают на тебя внимания, когда ты можешь оставаться в тени. Это будет делать сложнее, если все узнают, что мы вместе.
Покалывающие волнение разнеслось по венам, как только он произнёс слово «вместе» и придало мне смелости.
— На этих выходных в школе будет танцевальное мероприятие. Балл Сади Хавкинса. Девочки приглашают мальчиков.
— Мо…
По-видимому, я была настолько же глупа, как и смела, но я не сдавалась.
— Пойдём туда со мной. Я не хотела, потому что кроме тебя нет никого, кого я хотела бы пригласить. Поэтому я приглашаю сейчас тебя.
— Но всё ещё есть Билли.
Эти пять слов, будто валуны, уничтожили всё возбуждение.
— Ты мог бы сказать ему, что присматриваешь за мной, — объяснила я, но это слабый аргумент, и он это знал.
— Ты должна пойти туда, — сказал он и прикоснулся лбом к моему лбу. — Повеселиться от души. Провести время с подругами. Побыть ребёнком.
Я оттолкнула его.
— Ребёнком? Ты это сейчас серьёзно? Мы что опять вернулись к той же теме?
Я запахнула блузку и застегнула не сгибающимися пальцами, разрываясь между смущением и гневом.
— Я не так имел это в виду, — сказал он. — У тебя есть возможность целый вечер побыть обычной девочкой. Почему ты не используешь её?
— Потому что я не люблю ложь, — сказала я. — Почему я должна притворяться нормальной, если все знают, что это не так?
Он не ответил, растянувшись рядом со мной на выцветшем петчворк-одеяле и притянул меня к своей груди.
— Мы найдём какой-нибудь способ.
Я уткнулась лицом в его футболку и вдохнула запах его кожи. Это единственный способ, как я могу находится с ним рядом.
— Ты всегда так говоришь, но нам это никогда не удаётся.
Я почувствовала, как его тело затряслось от смеха, но в нём не присутствовало ничего весёлого.
Г
лава 8
После того, как Колин отвёз меня обратно в школу, у меня было ещё только время поставить сумку в шкафчик и проскользнуть на урок журналистики, последний на сегодня. Я, как могла, незаметно юркнула на своё место, но мисс Корэлли приподняла бровь и постучала по своим наручным часам. Она наверняка оставила бы меня после уроков, если бы как раз сейчас не проводилась лекция приглашённого докладчика.
Ник Пэтрос был политическим репортером «Трибуны» и несколько раз в неделю писал в разделе на странице 2. Статьи о мэре — считались одной из его любимых тем, также, как и организованная преступность и широко распространённая коррупция. Моя фамилия в настоящее время упоминалась не часто, но когда я набрала её в гугле, то выяснила, что тринадцать лет назад Пэтрос довольно сильно интересовался моей семьёй. Даже сегодня дядя жаловался на него и его «клеветническую, охотящуюся за сенсацией, так называемую журналистику».
С близкого расстояния Пэтрос казался приятным типом. На нём были штаны цвета хаки, с отглаженной складкой впереди и чёрная рубашка поло с длинными рукавами. И то, и другое было немного тесноваты на животе. Его седеющие волосы были убраны с красноватого лица и аккуратно причёсаны, на носу и щеках проступали лопнувшие капилляры, которые я часто видела у алкоголиков в Чёрной Моргане. Он не прерывал лекцию, когда я вошла. Сунув руки в карманы и прислонившись к подиуму, он продолжил говорить, но у меня было такое впечатление, будто его внимание явно перешло на меня.
Когда же он задал вопрос, что-то о беспристрастном ведении репортажа, многие школьницы из младших классов дико замахали руками, Лена толкнула меня в бок локтем.
— Ну? — спросила она уголком рта.
— Я отвезла её домой, — пробормотала я. — С ней всё в порядке.
— А вот с Колином — нет. Он был в ярости, когда я ему рассказала, что ты ушла. Что бы ты ни говорила, ты ему не безразлична.
А я и не безразлична ему; просто он был упрям. Я не была уверена в том, что из этого ужаснее.
Голос Пэтроса вырвал меня из размышлений:
— То, что известно, всегда отделено от того, что можно доказать. Я пишу, самое большее, лишь десятую часть из того, что знаю.
— Разве это не расстраивает? — спросила какая-то девочка.
Он рассмеялся.
— Конечно. Я работаю до изнурения, капаюсь в грязном белье и ищу необходимые доказательства. Но когда-нибудь всё встанет на свои места. Возможно для этого потребуется некоторое время, но тем слаще будет победа.
Лена прошептала:
— С ней точно всё в порядке?
— Да. Пищевое отравление.
Я попыталась сказать это с лёгким отвращением в голосе, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Лена не поверила ни слову.
— Ну, конечно…
Пэтрос подошёл к нашему столу, и мы обе виновато посмотрели на него.
— Давайте-ка спросим наших главных редакторов. Скажите-ка, девочки, вы попадали во множество ситуаций, требующих моральной выдержки?
— В школьной газете? — спросила Лена. «Фанфара» и впрямь не была газетой, печатающей жёсткие следственные статьи. Мы публиковали отчеты о спортивных командах, благотворительных проектах и театральном клубе.
— В газете, в повседневной жизни, где бы то ни было. Могу себе представить, что время от времени всё становится довольно мутно.
Он внимательно смерил меня взглядом, пока говорил, а я нервно заёрзала на стуле.
— Мы — школьная газета. — сказала Лена, широко распахнув карие глаза. — Мутную писанину мы оставляем на таких людей, как вы.
Он повертелся в сторону Лены, которая склонив голову на бок, одарила его ничего не выражающей улыбкой. После долгого, неловкого момента он развернулся и снова обратился ко всему курсу.
— Не забывайте, что если хотите что-то напечатать, то должны это доказать. Если вы копнёте достаточно глубоко, то когда-нибудь наткнётесь на истину.
Лена легонько ткнула в меня карандашом и сморщила нос, чтобы снять напряжение. Я благодарно улыбнулась ей.
Мисс Корэлли встала, немного озадаченная, но всё же в хорошем расположении духа. Она наверняка больше рассчитывала на советы в выборе профессии, чем на подобную речь.
— Девочки, давайте поаплодируем мистеру Пэтросу в благодарность за то, что он согласился поговорить с нами сегодня.
Мы, повинуясь, захлопали, в то время, как Пэтрос взял свой плащ и портфель.
— Я оставлю вам насколько моих визитных карточек, на случай, если будут ещё вопросы.
По пути к двери, он снова остановился у нашего стола.
— Держите, — сказал он и протянул каждой из нас по карточке. — Серьёзно, если захотите зайти в «Башню Трибуны», чтобы посмотреть на новостной отдел редакции, немного поболтать, задать мне вопросы… просто приходите. Мне было приятно познакомиться с вами обоими, Лена и… Мо, не так ли?