Страница 18 из 27
– Они же христиане. Я о них лучше думал.
Ингвар только хмыкнул.
Шуточками побратимы утешались, но радоваться было нечему. Они слишком мало знали Чернигу, чтобы теперь томиться сердечной скорбью, но внезапная гибель старейшего из воевод и единственного, кто был в Олеговом походе на Царьград, всем показалась дурным предзнаменованием. В глубине души Мистина был уверен, что этой смертью боги наказали их за беспечность среди чужой земли – отвесили что-то вроде подзатыльника. Но в войске поползли слухи, что за удачу придется заплатить дорого. Боги-де намекают, что принесенных перед походом жертв оказалось недостаточно.
Наутро после нападения «бесов» все шестьдесят воевод сошлись в княжий стан. Еще один остался лежать в своем, укрытый с головой плащами, под пологом шатра.
Чтобы всем было видно князя, Ингвар сидел на борте лодьи. Мистина и Тородд – на песке у его ног. Позади него расстилалось залитое солнцем море, а перед ними двумя рядами, будто за столами в гриднице, расселись бояре. Разные это были люди. Из славянских воевод каждый возглавлял дружину, собранную в том или ином племени или волости и избравшую его главой над собою. Каждый из воевод перед отъездом из Киева возложил руку на голову коня в жертву Перуну и поклялся на время похода повиноваться князю, как сын отцу, но над своими людьми был полным хозяином. Русы возглавляли дружины в основном наемные – не считая молодого Эймунда, приведшего плесковичей, и еще троих вроде него. Почти у каждого рядом на кошме лежал меч, у многих топоры, и перед каждым – золоченый воеводский шлем как знак власти в дружине. Правда, отделка из настоящего золота была только на шлемах Ингвара, Тородда и Мистины, а у остальных – из яркой меди и бронзы. Позади вождей устроились по двое-трое отроков и старших оружников, так что общее число собравшихся перевалило за полторы сотни.
Ближе всех к Ингвару сидел мрачный Буеслав: он так и не прилег до самого утра. Это был среднего роста, коренастый, круглоголовый мужчина чуть менее тридцати лет, со скуластым низколобым лицом, черноволосый, с черной короткой бородой. И так-то некрасивый, сейчас он имел откровенно угрюмый и насупленный вид. Ему предстояло заменить старика во главе черниговцев. Ингвар немного знал Буеслава еще с Грозничаровой свадьбы: тот приезжал в Киев по невесту в дружине жениха. Еще дома, на прощальном пиру, князь приказал каждому из воевод указать своего преемника на этот грустный случай, поэтому никаких заминок и тем более споров при переходе главенства не было.
Только князь и его приближенные точно знали, что произошло ночью, а остальные очень хотели знать. Слухи ходили самые разные: что выскочили бесы из Нави и что напал сам царь Петр.
Между Мистиной и Тороддом на кошме полулежал Боян. Его непривычный вид сразу привлек взгляды славян и русов, и пока Ингвар рассказывал о ночном происшествии, все полторы сотни слушателей почти не сводили глаз с «царя бесов», напряженно его разглядывая. Некоторые только сейчас с облегчением убедились, что «хвост», о котором все уже были наслышаны, означает прическу, а не растет, откуда обычно растут хвосты…
– И теперь у нас два дела, – завершил свою повесть Ингвар. – Как будем Чернигу к дедам провожать и что с царевым братом делать.
Он не хотел этого, но первое и второе слишком легко слились в мыслях слушавших.
– Пусть с Чернигой на тот свет идет, – тут же сказал Величко, единственный в войске древлянин. – Из-за него воевода погиб, собой и искупит.
– Заодно и боги порадуются – уж за такого рода человека нам удачу пошлют выше облака ходячего! – крикнул Добрин с Семь-реки.
– А то как-то невесело наш поход начинается! – бросил князь Зорян.
– Надо, надо богов подкормить!
– Чернига старый на сани сел ни за что, хоть жертвой хорошей надобно дух успокоить, а то всем беда будет!
– Богам отдать болгарина – тогда уж нам удачи будет полный короб!
– Для того нам боги его в руки послали!
По рядам пробежал невнятный гул: оживленный и одобрительный.
В лице Бояна не дрогнула ни одна жилка, хотя он, конечно, понял эти выкрики.
– Нет, – медленно и весомо ответил Ингвар, и Мистина тайком перевел дух.
На самом деле князь думал именно так, как люди сейчас говорили. Он тоже считал, что столь бесславное начало похода следует перед живыми, мертвыми и богами искупить пышным погребением с жертвами, чтобы переломить неудачу. А жертва княжьей крови навек прославит не только Чернигу, но и князя, и его войско, а походу принесет победу. Мистина половину ночи убеждал побратима не разбрасываться таким пленником. Может быть, царь Петр обожает брата и все за него отдаст, а может, так же тайком мечтает видеть его мертвым, как они – Хельги Красного. Но так или иначе, жизнь и смерть Бояна в руках русов, и пока они этим товаром не распорядились, Петру можно предложить любое из двух – именно то, что ему нужно. Выслушав, Мистину поддержали все четверо родичей: Тородд, Эймунд и Фасти с Сигватом – сыновья Ветурлиди, Ингварова дяди по отцу. Но Ингвар без смущения мог стоять один против всех, и до последнего мгновения Мистина не знал точно, что же князь решил.
– Чернигость был хорошего рода, но не такого, чтобы его в Навь провожал царский сын, – продолжил Ингвар. – Это будет неуважение к княжеской крови, и боги этого не одобрят. А к тому же болгарин мне живой пригодится. Сколько мы еще будем здесь ждать – пока неведомо. И потом еще идти нам до Греческого царства вдоль Петровых земель. Хотите на каждой стоянке воевать? Этак до греков к зиме доберемся, не раньше. Не для того мы лодьи снаряжали. А плыть нам как раз Петру навстречу – он южнее живет, в Великом Преславе. Покажу ему живого брата: он нам даст чистый путь, да и выкуп заплатит. Не покажу – и не один еще из воевод попусту голову сложит.
– А чего ждем – Красного вашего? – с осуждением крикнул Дивьян из Любеча. – Куда твой шурь запропал? Из-за него и засядем здесь до зимы!
Мистина поднял руку, показывая, что хочет говорить. Ингвар кивнул, и Мистина встал, чтобы его было лучше слышно. Бояре притихли.
– Что-то быстро иные разуверились в своих богах и удаче, – немного насмешливо начал он, уперев руки в бедра. – Все мы скорбим по воеводе Чернигостю, но кто сказал, что эта смерть для него – несчастье? Я не раз от него слышал, что он желает быстрой смерти в бою. Боги исполнили его желание: он умер быстро, легко, за веселой беседой, в кругу своей дружины, но от вражеской стрелы, и его посмертная участь будет хороша. Это ли не счастье? Не каждый ли достойный муж пожелает и себе такой же доли?
Мистина обвел глазами лица – молодые и постарше, задумчивые, удивленные таким оборотом дела, – и продолжал:
– Но боги сделали добро и нам. Взяв к себе Чернигу, они взамен принесли нам прямо в руки царева брата. Чернига скоро будет пировать у Перуна, а у нас есть заложник, что даст нам покой на всем пути до рубежей Болгарского царства. Боги добры к нам, бояре, а только глупец отталкивает дары судьбы, не в силах их распознать.
Он помолчал, будто давая желающим возможность возразить. Никто случаем не воспользовался, многие лица просветлели. Придя сюда с тяжелым сердцем, в предчувствии грядущих неудач, бояре вдруг увидели в случившемся одни только дары богов: и ушедшим, и оставшимся.
– К тому же расцвет Чернигиной славы был позади, а теперь у Буеслава есть случай показать себя, – закончил Мистина. – И я уверен – он рода не посрамит.
– А ты что скажешь, Буеславе? – окликнул киевлянин Дивосил Видиборович. – Твой был родич, твои люди и пленника взяли.
Ингвар бросил на него суровый взгляд: судьбу столь знатного пленника он намеревался решать сам, а Буеславу полагался лишь выкуп, если он будет заплачен.
– Ты, княже, может, и прав про болгарского князя, – начал тот, – тебе виднее, а мы клятву давали тебе служить, как отцу. Но кроме князя болгарского, у нас еще болгар шесть голов. Пусть они с Чернигой на тот свет идут. Иначе и ему, и роду, и земле нашей позор и поношенье.