Костер для сверчка

Сразу за вершиной сопки склон обрывался отвесно. Обширный котлован внизу напоминал, собой отработанный карьер.

Груды бута и щебня слежались, окрасились снаружи разноцветными кружками лишайников. Прямо под обрывом валялась искореженная вагонетка. Опрокинутая вверх колесами, она походила на дохлого жука. В отсутствие рельсов, бывшая узкоколейка едва угадывалась редкими черточками полузасыпанных, полузаросших дерниной березовых шпал. С устройством пути здесь в свое время не мудрили: березовые чурки укладывались как попало. Устроителей не смущало даже наличие коры на примитивных шпалах, с кучеряво взлохматившейся по периметру берестой. Можно было подумать, что дорога устраивалась на день-другой, не больше.

Глубина карьера казалась значительной и мелкие детали на дне его плохо просматривались. Но не попадался на глаза и «очкарик», обладавший примечательной внешностью, хорошо затаиться для которого в пустом карьере — было делом невозможным.

Из предосторожности Валерик решил спуститься в обход имеющейся дороги. Перед спуском он полежал, затаив дыхание, и, цепко ощупывая взглядом каждый бугорок в карьере, каждый подозрительный выступ на его стенах. Но неизвестный словно растаял.

Спуск прошел быстро. Правда, подкашивалась ушибленная нога, но это был сущий пустяк по сравнению с тем, что могло ожидать Валерика, в случае обнаружения его незнакомцем с револьвером.

Вблизи карьерное пространство смотрелось захламленным; лет двадцать здесь не было живых, деятельных рук. А в отсутствие человека природа навела свойственный ей порядок. Природе не достало зим и лет, чтобы полностью исправить безобразие, совершенное грубыми механизмами и взрывчаткой. Зато она преуспела в другом, — замаскировала картину разрушения: где-то присыпала слоем пыли, смочила, заплела корневищами травы. Доброго слова заслуживал подорожник. Там, где он вырос, место выглядело вовсе нетронутым.

Валерик покрутился, у вагонетки, уже без внимания озирая каменную стену, с вершины которой спустился. Глянул еще... подобрался, как перед прыжком. Центральная часть стены была из бетона. Мало отличная от естественной породы, не имеющая правильных очертаний площадка выделялась зольно-белесым цветом затвердевшей смеси песка, гравия и цемента низкого качества. По причине скверного состава бетонная кладка кое-где обшелушилась и была корявой. Некогда заподлицо оштукатуренная дверь выказывала, рассекреченный узкой щелью вход.

Бронзовые петли двери сработали. Он сунулся внутрь, ожидая окрика, удара, чего-то еще. Тьма встретила тишиной и затхлостью.

Тотчас за порогом ощущался каменный пол, не успевший впрочем выветриться, и оттого гладкий. Помещение внутри имело небольшой объем, звуки шагов глохли, не успев возникнуть. Вытянутые в стороны руки подтвердили догадку: кончики пальцев касались противоположных стенок комнаты? коридора? тоннеля? Этого он определить не мог.

Он брел в темноте, держа правую руку наготове. Свободное пространство замыкалось новой дверью, тоже металлической, на таких же массивных петлях, что и наружная, от которой Валерика отделяло пятнадцать шагов.

Он нашел ручку и потянул на себя. Толстая железная пластина чуть помедлила и плавно отошла. Перед глазами забрезжил далекий свет. «Следующий проход тянулся под тупым углом к предыдущему. Малопривычный воздух заполнял искусственную щель, вырубленную в толще породы. В воздухе было много озона, или чего-то еще, придающего свежести. Это было лучше, чем обычная подземная затхлость вначале. По крайней мере отсутствовала опасность задохнуться.

Последний проход вел в комнату. Именно из комнаты выходил красноватый свет, замеченный Валериком. Источником света служило два десятка горящих свечей, расставленных определенным образом: на длинном, под бордовым сукном столе, в карминного цвета нишах, на вишневом полу. Алое, красное, багровое, пунцово-золотистое присутствовало всюду, отчего комната казалась раскаленной от жара, словно засыпанной грудами пламенеющих угольев.

«Во дурдом!» — подумал Валерик. «Ну чудики». Действительно четверо сидящих в комнате мужчин своим обликом могли вызвать столбняк: ярко-малиновые кители и галифе сливались с окружающим фоном, сверкающая кожа сапог — и та пламенела, невзирая на черноту кожи. Белыми были только полумаски на лицах четверки. В холодной белизне которых отражались оранжевые струи от горящих свечей.

Одним из ряженых был «очкарик». Переодетый, он утерял индивидуальность и стал безымянной куклой, участвующей в каком-то нелепом представлении. Незаметное появление Валерика пришлось в самый разгар выступления высокого малиновомундирника, которого выдавала знакомая плешь.

— ... сделано многое. И сделано ничтожно мало.

Прочие собеседники отреагировали без досады:

— Чего еще ждем?

— Пора, пора, товарищи, заняться основным объектом.

— ... чушь! Какова вероятность успеха?

Плешивый высоко поднял руку. Язычки огня на свечах метнулись в разные стороны.

— Вероятность стопроцентная. Наши люди консультировались с лучшими специалистами. Видите ли, товарищи, я не разбираюсь в разной там анатомии — физиологии, в белках, сахарах и углеводах. Мне это ни к чему... — В комнате одобрительно посмеялись.

— ... Но спецам можно верить. До определенной степени... До определенной степени. Тут уж, — как говорится, — доверяй, хотя и ...проверяй. Ответственно заявляю, никто из мозгачей — ученых ни слухом, ни духом не подозревает о настоящей цели заданных нами вопросов. Сидящий слева от стола чернявый привлек к себе внимание коллег:

— А нельзя ли консультантов несколько... э-э-э, проигнорировать, что ли? Во избежание... на будущее, э-э-э?

Плешивый незнакомец помотал головой.

Заверил:

— До сего дня такой необходимости не было. А впрочем стоит подумать. Береженого бог бережет. И так... Результат получается весьма обнадеживающий. Я не стану зачитывать, слово в слово, ученую муру. Доложу кратко, по существу. Нам достаточно иметь всего-навсего одну клетку. Его, к примеру, костные ткани, и он возродится; как... как птица Феникс.

Каламбур имел успех. От гогота, хихиканья, ржанья перегретый густо-красный воздух заколебался и выплеснулся в коридор. Затопил ноги стоящего за углом Валерика до колен.

— В одной — единственной Его клетке содержатся все необходимые для восстановления личности сведения, иначе говоря, имеется полная информация, потребная для реконструкции его организма.

— Он будет помнить все, что было с Ним в прошлом? — тройка слушателей напряглась. И получив успокоительный ответ, расслабилась вновь.

— Будет. Будет. Но не исключаются отдельные подчистки памяти... В разумных пределах, конечно.

Самый полный из сидящих за столом, мокрый от обильного пота, тактично переменил тему:

— А каковы успехи по вербовке «воскресителя»? Лично я сомневаюсь, что ваш Пархомцев согласится пожертвовать собой ради Идеи. — Скорбно вздохнул. — Нынешняя молодежь не любит жертвенности. Высокие чувства для нее — пустой звук. Вам удалось полностью изолировать Пархомцева?

Незнакомец поднялся. Стал расхаживать взад-вперед. Слушатели провожали его глазами. Сейчас, когда они согласно крутили шеями, трое ряженых здорово напоминали галчат, ожидающих корма. Невольный свидетель загадочного обряда потешался про себя. А «очкарик» продолжал:

— Из близких родственников Пархомцева в живых осталась только прабабка. Друзей-приятелей у него, — Валерик навострил уши, — двое. Обоих мы держим под контролем.

— «Сука»! — скрывающийся в темноте парень сжал кулаки.

А толстяк не унимался:

— Нам понравился способ, с помощью которого вы в свое время устранили (простите, у нас здесь все свои, и я позволю себе точные формулировки) папашу будущего воскресителя. Надеюсь, что и в дальнейшем...

— Вы надеетесь! Думаете мне легко? Да, отец Пархомцева был, по счастью, старомоден. А сейчас? Кто ныне стыдится за своих отцов?! Кто, тем более, умирает позором родителей, где они — совето-послушные потомки?..