Побратимы(Партизанская быль)

В селе — ни души. То же и в Алексеевке. Выскочив снова в степь, партизаны зашагали по выгону, окидывая взглядами бескрайнюю равнину. Тут нельзя — догонят. Если спрятаться в кукурузу, в скирды — найдут. Обнаружат в селе — сожгут дома, постреляют жителей. Надо скрыться там, где искать не станут. И они нашли такое место…

Немцы ищут повсюду. Рота солдат, два отряда полицейских, конные разъезды, три команды на грузовиках, самолет «штукас» — все брошено на поиск. Усердствуют каратели, забегают в каждый дом, ищут в копнах и скирдах; прочесывают кукурузу, пулями ощупывают лесополосы.

Беляев видит их. Видны командиру и лежащие рядом Илья Мычка и Ваня Швецов.

Лицо Мычки неузнаваемо. Оно как-то сразу осунулось, стало скуластым. Сквозь слой пыли, замешанной на поту, пятнами проступает мертвенная бледность. Тяжко, видать, ранен. И сейчас, наверное, истекает кровью. А оружие наготове — автомат, диски, гранаты. Начеку и Ваня. Только лицо у этого, в противоположность Мычке, — черное от пыли, грязи, дымовой гари. Руки — на автомате. Взгляд настороженных глаз там, где рыщет противник. Парень следит за врагом и, сам того не замечая, чутко реагирует на все его действия: когда с ревом пролетает «штукас», Ваня прижимает голову к земле; конники врываются во дворы и оттуда слышатся крики — и пальцы рук крепче сжимают ствол и приклад автомата. Вдвойне тяжко партизану: за себя и за жителей.

А враги уже рыщут в полусотне метров. Но день постепенно угасает. Сначала улетел самолет. Постепенно разъехались и каратели. Правда, степь еще шумит гулом моторов и хлопками выстрелов, но ребята приободрились. Они знают партизанскую мудрость: солнце книзу — нос партизана кверху.

По-летнему долго тлеет полоска вечерней зари. Вот уже она затягивается шторками плотной темноты.

В селе и тут, на толоке, рядом с околицей, становится темно и тихо. В курае где-то совсем близко завел песню сверчок.

Но вот слух уловил шорох шагов, рука Михаила сразу же легла на оружие.

— Ребята, вы тут?

Курай отвечает все той же песней сверчка.

— Ребята! — раздалось еще ближе. Женщина подошла прямо к кураю. Стало понятно: жители видели место, где еще утром зарылись партизаны. Следом появились и другие крестьянки. Они заботливо перевязали раны, накормили и напоили партизан.

— В селе Джага-Мамыш[25],— рассказывали женщины, — рота жандармов. На день лучше остановиться под Бешаранью. Там дикие степи и каменные карьеры. Но нет воды. В ночное время ее можно добыть во дворе ветеринарной лечебницы. Дальше к лесу идти лучше всего степями вдоль речки Зуйки. Можно и Киркской долиной, если держаться западной стороны.

— А застава есть на мосту? — спросил Михаил Беляев, вспомнив о старике, который предупреждал об опасности.

Есть, оказывается, застава, даже две: одна на железнодорожном мосту за Андреевкой, а другая на шоссейном, переброшенном через реку.

Узнав дорогу, партизаны стали готовиться в путь, а женщины заботливо помогали им.

Тяжелым был этот рейд. Дорогой ценой заплачено за удары по врагу. Впереди еще немало маршей и бросков. Будут и стычки с врагами, и новые потери. Начиная бросок в лес, Михаил Беляев и его друзья готовят себя к новым испытаниям. И как нужны были сейчас партизанам слова этих незнакомых заботливых женщин! Каждое прикосновение их добрых рук как будто прибавляло силы, и сколько невысказанных теплых слов унесли в своих сердцах партизаны! Чьи-то матери, сестры, спасибо вам!

Огонь на себя

Храбрость — это до конца осознанная ответственность.

В гущине высоких трав, щедро залитых лунным светом, три человека с вещевыми мешками на спинах склонились над четвертым, лежащим на земле.

— В ушах крови нет, — тихо говорит Сакович. — Значит, просто контузило парня. Степан Рак лежит неспокойно, то и дело мотает головой, будто пытается что-то вытряхнуть из ушей, тянется к ним руками. Вдруг он начинает что-то говорить, но так медленно, тихо и шепеляво, что трудно понять. Какую-то фразу он повторяет несколько раз. Наконец, слова становятся отчетливее:

— Вители, как вахоны вслетели?

— Заговорил! Значит, восстановится и слух. Порядок!

Под головой Степана появляется вещевой мешок, а к вздрагивающим губам прикладывается бутылка с вином — остатки трофеев.

Сделав несколько глотков, Степан отстраняет бутылку. Он пытается улыбнуться, но из этого ничего не получается. Потом ребята едят по кусочку лепешки и запивают водой.

В степи раздается стрельба. Там, где произошло крушение, небо высвечивается ракетами.

— Потопаем, Степа? — спрашивает Яков Рака. — Засиживаться нам нельзя.

Идут полями, избегая даже глухих дорог, — там тоже рыщут ищейки. Ведет Яков по слуху — сначала прислушивается к доносящимся шумам и только тогда избирает то одно, то другое направление. Следом за вожаком движется Степан. Друзья стараются помочь ему. Яков несет его автомат, вещевой мешок тащит Сейдали, рукой Степан опирается на плечо Николая Парфенова.

Яков то прибавляет шагу, то, оглянувшись на Степана, сбавляет.

Вдруг Николай останавливается, прислушиваясь.

— Слышите, черти, кто-то сойкой кричит? Это Мария нас зовет.

Крик сойки слышит и Яков. Он вступает в перекличку. На один крик ответ дается двойной, на два крика — два ответа парных. Эти сигналы они дали Марии. Значит, она зовет. Сейдали идет на встречу с сойкой и вскоре возвращается вместе с незнакомым мужчиной.

— Я от Марии, — торопливо говорит незнакомец.

— Что она передала?

— Караси на сковородке.

— А еще?

— Вино, разбавленное теплой водой.

— С чем послала?

— А ваш отзыв?

— Жажду утоляет кислое.

— Здравствуйте, товарищи. Я — «учитель». Так меня зовут в организации «Дяди Вани».

«Учитель» с предупреждением от «Дяди Вани»: немцы подняли на ноги все воинские гарнизоны и полицейские силы. Рыщут повсюду. Под селом Аджикечь четырех окружили и уничтожили. Вся охрана брошена на усиление заслона под лесом.

— Когда Мария рассказала о встрече с вами, — продолжает посланец, — мы решили предупредить вас об опасности. Вот я и пришел к вам.

— Спасибо, дорогой. Большое спасибо, — крепко жмет руку «учителя» Яков.

Он просит его немного отдохнуть, а сам с друзьями держит совет.

— В лес пробраться, конечно, можно. Но обстановка осложнилась. Степа контужен, — тише обычного говорит Яков. — В бою он — не вояка. Выдержит ли броски? А ситуация такая, что в любую минуту фашист может увязаться за нами. Придется и отбиваться. Не потерять бы нам Степана, а? Второе, сигнал о гибели ребят. Надо бы разведать. Возможно, кто живой. Гляди, вырвем. И еще одно, и, пожалуй, самое важное: в степи сейчас не только наша группа. А раз немцы насели на предгорье, то надо отвлечь их внимание в другую сторону. Выручить те группы.

— Вроде вызвать огонь на себя? — вставляет слово Николай Парфенов. — Я не против. Но как это сделать?

— Повернем в Присивашье, — твердо говорит Яков. — Там будет тихо. Сманеврируем. И Степан сил наберется.

— А разве этим мы поможем другим? — недоумевает Парфенов.

— Конечно! Мы наделаем там шума. Покажем, что виновники катастрофы отходят к берегу Азовского моря. Немцы подумают, что дорогу громят не партизаны, а десантники Красной Армии, высаженные с моря. Часть охранников направится в Присивашье, и тогда нашим группам пройти в лес будет легче.

Попрощавшись, «учитель» уходит в Желябовку. Там он проверит сведения о гибели четверки партизан, а вечером будет пущен слух, что диверсантов видели в Присивашье. Яков же с друзьями проскользнет через шоссе и железную дорогу и объявится в каком-нибудь селе Присивашья, севернее железной дороги.

Так и порешили. Снова пустились в трудный путь. Наконец, Присивашье.

В село вошли глубокой ночью. Пробрались в коровник. В нем темно. Звенят цепи налыгачей. Слышно, как упругие молочные струи ударяются в подойник.

25

Ныне с. Сухоречье.