Страница 5 из 70
В преследование за отступающим неприятелем из Кубы по бакинской дороге был послан отряд под командованием командира Апшеронского полка полковника П.Г. Мищенко — 6 рот Апшеронского и 2 роты Куринского пехотных полков при 4 орудиях. Навстречу ему из Баку к Арбату выступил майор А.Х. Карцов с двумя ротами Каспийского морского батальона — 5 обер-офицеров, 26 унтер-офицеров, 7 музыкантов, 247 рядовых, 1 нестроевой. 5 октября роты пришли в Арбат, сопровождая 200 четвертей сухарей и муки. Оставив в Арбате все тяжести и 1 орудие, Мищенко поручил Карцову охранять их и, дождавшись остальные две роты батальона, спешно идти к Шемахе. Но в связи со стремительным бегством врага Мищенко занял Шемаху уже 7 октября и приказал Карцову следовать к нему, не дожидаясь Ильинского. В то же время, собрав верных шекинских беков, он поручил командование над ними капитану Каспийского морского батальона Л.К. Перкину и послал их для разъездов вдоль Куры. Но, несмотря на все усилия Перкина, беки боялись идти дальше 15 верст, а один нечаянный выстрел обратил всю конницу в бегство. Не рассчитывая на помощь беков, отряд Мищенко двинулся 11 октября из Шемахи к месту слияния Аракса и Куры у Джевата. В Шемахе были оставлены две роты Каспийского морского батальона с 2 орудиями. «Оставить их здесь счел я необходимым, — доносил Мищенко, — как для соблюдения коммуникации между Курою и отрядом моим, равно и для содержания города и провинции в должном повиновении». Кроме того, ротам поручили заготовить провиант для отряда.
12 октября Перкин с шекинской конницей присоединился к отряду Мищенко, который 14 октября настиг войска Мустафы-хана возле Джевата. Неожиданное появление русских вызвало панику среди персов и мятежников, бросившихся по канатному мосту через реку. Перейдя за Куру, они обрезали канаты и попытались устроить батарею из 4 орудий. Но метким огнем русской артиллерии 2 вражеские пушки были подбиты, после чего конница хана бежала в Муганскую степь, бросая на ходу снаряды, амуницию и оружие. В этом сражении погиб один из ветеранов героического штурма Ленкорани — Лука Кондратьевич Перкин. «С нашей стороны тяжело ранен и в ночь помер командующий ширванской конницей Каспийского морского батальона храбрый капитан Перкин, — доносил полковник Мищенко, — он принял команду над стрелками Апшеронского пехотного полка и занял пункт против моста и отличною храбростью своей заслужил особенное внимание».
Отрезанный персами канатный мост через Куру быстро восстановили. Правда, переправить по нему артиллерию не представлялось возможным. Тем не менее, Мищенко послал в степь пехоту и донских казаков, активно преследовавших бегущего противника. Дорога на Ленкорань была открыта. Но Ермолов решил пока не занимать Талышинское ханство, «ибо малого числа войск послать туда я не решаюсь, большого же нет средств продовольствовать». Отряд Мищенко расположился от Джевата вниз по Куре с целью пресекать попытки мятежников переправиться через реку для зимнего кочевья.
После завершения кампании командир Каспийского морского батальона неожиданно узнал о своем предании военному суду. Правда, теперь сторону опального майора принял даже сам А.П. Ермолов, который 26 января 1827 г. направил начальнику Главного Штаба барону И.И. Дибичу рапорт: «Ныне по изгнании из пределов наших персиян я требовал от майора Ильинского объяснение насчет действий его с начала возникшего мятежа в Талышинском ханстве и, рассматривая оное со вниманием с присоединением разных полущенных о том особо сведений, нахожу действия майора Ильинского не только не заслуживающими какого-либо взыскания, но напротив того даже одобрения, ибо нельзя обвинить майора Ильинского за несоединение постов, потому что он не мог никак предвидеть, чтобы персияне столь нагло нарушили мир. <…> За всем тем распоряжения, делаемые майором Ильинским, были довольно благоразумны». Ввиду этого Ермолов просил барона Дибича ходатайствовать перед императором об отмене суда. Казалось, что теперь ничего не помешает благополучному исходу дела. Но судьба Ильинского снова сделала неожиданный поворот.
В начале 1827 г. Николай I, недовольный действиями Ермолова на Кавказе, готовился заменить его генералом И.Ф. Паскевичем. Повторный рапорт Ермолова император принял с явным неудовольствием как лишнее подтверждение его неспособности, о чем и поставил на вид Дибичу. Раздосадованный барон 22 марта 1827 г. сообщил Ермолову, что если «майор Ильинский точно исполнил все, что долг и честь от него требовали, то для него самым лучшим оправданием будет, когда военный суд, который объяснения его рассмотрит, найдет его невинным». Итак, судебное разбирательство началось.
Весной 1827 г. новый командир Отдельного Кавказского корпуса генерал И.Ф. Паскевич, блокировав Эривань и готовя наступление к Нахичевани, велел устроить коммуникационную линию для снабжения армии провиантом — из Астрахани через Баку и далее через Сальяны на плавучих транспортах по рекам Куре и Араксу. Одновременно требовалось организовать их охрану в Ширвани и Карабахе от набегов персов и мятежников. В связи с этим Каспийский морской батальон, собравшийся и зимовавший в Шемахе, был двинут в Карабах и 23 марта вступил в Шушу. Затем две его роты перешли к Сальянам и 28 июня 1827 г. расположились в рыбном промысловом пункте Божий Промысел. Здесь, в 14 верстах от морского побережья, была организована главная промежуточная база, где провиант нагружали на киржимы. Понимая стратегическую важность этого пункта, персы предприняли набег и 7 июля атаковали Сальяны и Божий Промысел. Но две роты Каспийцев при поддержке вооруженного катера на Куре отразили противника огнем. Из кулей с провиантом морские солдаты построили защитные стенки и три дня вели перестрелку с окружившими их персами. 10 июля подошедший из Сальян сильный отряд деблокировал Божий Промысел. За храбрую оборону трех нижних чинов Каспийского батальона наградили Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия.
Вскоре поражения на главном театре войны склонили Персию к миру. 10 февраля 1828 г. был заключен Туркманчайский договор, по которому шах обязывался «вывести свои войска в двухмесячный срок, начиная с даты подписания настоящего договора, и передать российским комиссарам, направленным с этой целью на места, всю ту часть Талышинского ханства, которая по праву принадлежит Российской империи». 23 апреля Паскевич направил российских представителей для приема ханства от персов, и 30 мая 1828 г. Каспийский морской батальон возвратился в Ленкорань. Всех его солдат и офицеров наградили памятными серебряными медалями.
Серебряная медаль «За Персидскую войну». (Из частной коллекции). Такой медалью на соединенной Георгиевской и Владимирской ленте были награждены офицеры и солдаты Каспийского морского батальона, участвовавшие в русско-персидской войне 1826–1828 гг.
Переформирование Каспийского морского батальона и служба частей-преемников
Библиография и источники.
Бларамберг И.Ф. Воспоминания. М. 1978.
Хроника 262-го пехотного резервного Сальянского полка 1805–1905. Б. м., б. г.
РГВИА. Ф. 395. Оп. 29. Д. 1109; Оп. 30. Д. 518; Оп. 36. Д. 93.
После возвращения Каспийского морского батальона в Ленкорань мятежный Мир-Хассан-хан не смирился с поражением. Рассчитывая на поддержку Турции, вступившей в апреле 1828 г. в войну с Россией (см. Главу VIII), он снова попытался разжечь в Талышах восстание. 16 февраля 1829 г. команда Каспийского батальона на Астаринском пограничном посту отразила нападение приверженцев Мир-Хассан-хана, за что 4 нижних чинов наградили Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия.
Все это время командир Каспийского морского батальона майор И.В. Ильинский находился под судом. По мере разбирательства стали выясняться его злоупотребления 1825–1826 гг., за что майору грозила отставка. В связи с этим 26 марта 1829 г. Ильинского отстранили от командования батальоном. Но далее вскрылось уже настоящее преступление. Во время восстания Ильинский арестовал по подозрению в сочувствии мятежникам некоторых жителей Ленкорани и отправил их на остров Сари. Здесь, якобы по предписанию Ермолова, он приказал утопить 14 человек. Естественно, что никаких бумаг из Тифлиса изолированный на острове Ильинский не получал. Но зато среди казненных оказался купец Аджи-Мехмет-Хасан, тюк с ценными вещами которого был, видимо, присвоен Ильинским. Дело приобретало криминальный оборот. Но тут в судьбу Ильинского снова вмешалась женщина.