Страница 18 из 41
— И заканчивал прогулку на кладбище? — со смехом заключил Септимус.
— Совершенно верно, — подтвердила она, — вот только кладбище здесь появилось лишь через несколько лет после его смерти. При жизни Бекфорда на этом месте был разбит сад с растениями, собранными со всего мира.
— Откуда вы все это знаете?
— До работы в полиции я была журналисткой.
— И занималась журналистскими расследованиями, — добавил Даймонд. — Надоела нам до смерти, к счастью, мы наконец додумались завербовать ее.
— В общем, — продолжала Ингеборг, — башня перешла по наследству к дочери Бекфорда, а та завещала ее англиканской церкви под кладбище — при условии, что там перезахоронят ее отца. Его гранитное надгробие прямо у вас за спиной.
Септимус оглянулся:
— Я не вижу свежих могил. На этом кладбище больше не хоронят?
— В этой части — нет, — ответила Ингеборг. — Теперь она считается природным парком.
— Все ясно? — спросил Даймонд. — Как видите, в природном парке навели порядок: мы искали орудие убийства, но ничего не нашли. Лично я не удивлен. Убийца был себе на уме. Он даже предпринял попытку выдать убийство за несчастный случай. — Он показал собравшимся пятно крови на ближайшем надгробии и рассказал о прилипшей травинке.
— А отпечатков ног он не оставил? — осведомился Септимус.
— Связать следы с убийством нам не удалось.
— Само по себе это преступление выглядит скорее спонтанным нападением, чем спланированным убийством. У жертвы пропало что-нибудь ценное?
— Когда его нашли, при нем не было ни бумажника, ни кредиток. И судя по его поведению на базаре, он сидел на мели.
— И мы даже не знаем, где на него напали в первый раз?
— Разве что можем строить догадки. Его машина так и осталась на стоянке у ипподрома. В машине нашли его военный мундир, значит, можно с уверенностью утверждать, что вместе с остальными он вернулся на стоянку после боя и переоделся.
— И получил дубинкой по голове. Чем занимаются эти игрушечные солдатики по вечерам?
— Насколько я могу судить, проводят время там, где стоят их фургоны и автомобили. Там под навесом устроили пивную.
— Если его машина осталась на стоянке, — начал рассуждать Септимус, — первое нападение произошло вечером в день битвы.
— И я так думаю, — согласился Даймонд.
— Я почти убежден, что убийца — кто-то из «круглоголовых». Такую рану, как у него, могло оставить их оружие?
— Вполне. Речь идет о тупом тяжелом предмете. Но это может быть и автомобильный инструмент, и просто палка. Что там?
— Извините. — Ингеборг достала из кармана телефон, приложила к уху, помолчала и объявила: — Звонит Кит. В деле о скелете наметился прорыв.
Комната, выделенная следственной группе, преобразилась. Появились новые компьютеры, освободили одну из досок. Но главная перемена была в лице Холлиуэлла. Он выглядел так, словно выиграл в лотерею.
— Не зря мучились, шеф. — Он потряс прозрачным пакетом для вещдоков. — Все получилось, как вы и говорили. Это принесли сегодня утром из лаборатории.
Даймонд поднес пакет поближе к свету и увидел серебристый блеск застежки-молнии. Он вернул пакет Киту: умением осторожно обращаться с вещдоками Даймонд не отличался.
— Показывайте сами.
Не открывая пакет, Холлиуэлл ухитрился отвести брелок молнии в сторону и повернуть нижней стороной вверх.
— Вот.
Даймонд прищурился, вглядываясь в кусочек металла, пока наконец не разглядел некий символ. Может, профессия и заставляла его судить предвзято, но увиденное напомнило ему виселицу.
— Что это? Эмблема?
— Сначала я тоже так думал. Все утро с ней провозился, к экспертам носил. Это буква «Г» кириллического алфавита.
— Кириллического? Русского?
— Верно. Если это джинсы из России или одной из бывших республик Советского Союза, скорее всего, наша жертва не была британкой.
— Если только мы не импортировали подобные джинсы.
— Мы говорим о событиях двадцатилетней давности, шеф. В то время мы не торговали с Россией. Когда пала Берлинская стена?
— В ноябре 1989 года, — подсказала Ингеборг. — В наших временных рамках. Босс прав: она могла купить эти джинсы на Оксфорд-стрит.
— Как бы не так, — вмешался Холлиуэлл. — Берлинская стена пала, границы открылись, на Запад потоком хлынули жители стран Восточной Европы. Эту молодую русскую занесло в Великобританию, где ее и убили. Неудивительно, что в списках пропавших без вести она не значится.
— Погодите, Кит, — вмешался Даймонд. — В начале девяностых в Лондоне вполне могли торговать дешевыми русскими джинсами. Вам удалось выяснить, где была изготовлена молния?
— Не торопите меня, шеф. Я узнал о ней только сегодня утром. И с тех пор старался выяснить, означает ли что-нибудь этот логотип.
— Надо раздобыть список русских производителей. У меня есть знакомая в индустрии моды — может, она что-нибудь подскажет.
— Отлично, — кисло отозвался Холлиуэлл. — А я поспрашиваю Интернет. Будем пользоваться всеми ресурсами, какие у нас есть. Может, даже узнаем конкретный город.
На всем протяжении этой сцены Септимус и его коллеги из Бристоля стояли поодаль, впервые осматривая свой новый штаб и не радуясь увиденному.
— А отдельного помещения нам не дадут? — спросил Септимус.
— Тогда ради чего было объединять два дела? — возразил Даймонд. — С таким же успехом вы могли бы остаться в Бристоле.
Предоставив гостям возможность самим справляться с недовольством, Даймонд позвонил Паломе и сообщил о молнии.
— У тебя нет никаких мыслей на этот счет?
— Прямо сейчас — нет, — с холодком в голосе откликнулась она.
— Прошу прощения. Я злоупотребляю нашей дружбой?
— Просто она приобретает оттенок делового знакомства, вот и все. Дай мне подумать.
Холлиуэлл лихорадочно стучал по клавиатуре компьютера.
— Есть успехи? — не выдержал Даймонд.
— Пока нет. Пробую разные варианты. Если просто ввести в поиск «застежки-молнии» или «молнии», вылезает такая муть!
— Рано еще рвать на себе волосы.
— О господи! — Холлиуэлл с размаху хлопнул себя ладонью по лбу и обернулся. — Совсем забыл! Из лаборатории сообщили, что нашли в замке молнии обрезок волоса! Он крошечный, длиной несколько миллиметров. Говорят, темно-коричневый, почти черный, и довольно жесткий.
— Как это единственный волос мог сохраниться, когда все остальные истлели?
— Думаю, он был просто крепко прижат ручкой замка, потому и не пострадал. Будем надеяться, из него получат ДНК.
— Если он и вправду такой крошечный, на это лучше не рассчитывать, — предостерег Даймонд.
Перезвонила Палома и спросила, не мог бы он в ближайшие двадцать минут подъехать на Беннетт-стрит.
— Вход с улицы, зал для приемов.
— Нам бы опознать молнию, и все, — напомнил он. — Может, выберем менее официальное место — какой-нибудь паб или чайную?
— Там находится Музей моды, — терпеливо разъяснила Палома.
— Твоя взяла, — сказал Даймонд. — До встречи.
— Мы встречаемся с моей знакомой Маршей Мартиндейл, — объяснила Палома. — Если нам не поможет она, значит, во всей Великобритании никто не поможет.
Пренебрегая роскошным убранством зала, где некогда пила чай Джейн Остин, они направились в подвал, в исследовательский центр моды, где уже ждала Марша. Ей было за восемьдесят, она носила черную шляпку с малиновой лентой и длинным пером.
— Молнию нельзя выносить за пределы отделения полиции — это вещественное доказательство, — сообщил Даймонд, — но я принес рисунок символа, который мы нашли под ручкой молнии.
— Под брелоком, — поправила Марша. — Мы называем эту деталь брелоком. Можно взглянуть?
Даймонд положил перед ней рисунок.
— Это буква «Г» кириллического алфавита, — не упустил он случай похвастать своими лингвистическими познаниями.
— Знаю, — кивнула Марша. — Я читаю по-русски. Торговая марка с нижней стороны — необычное явление. Полагаю, молния металлическая?