Чужие дети

– Придурок! Тебе восемнадцать через пару лет стукнет, и выпрут тебя из батора. Куда пойдешь?

– Тоже мне проблема! – Леха закатил глаза. – Я в отличие от тебя отказник, мне государство квартиру даст.

– Да-а-а-аст, – Юлька противно сощурила глаза и поджала губы, – лет через пять. Ванька уже сколько лет ждет, и ни фига. Ты его видел? Бомж.

– Заткнись! – Леха даже самому себе не позволял погружаться в мысли о будущем, и тем более никому другому такого права не давал. – Ванька не в Москве родился, у него все запутано. А я чистый. Москвич и без недвижимости. Все путем!

– Господи, – Юлька закатила глаза и передразнила Леху, – ма-а-а-асквич. Что ты в этом понимаешь?

– Слушай, – черные глаза зло сверкнули, – не смей меня лечить! А сама вали давай в семью, раз все так достало.

– Не знаю, – Юлька задумчиво поковыряла сломанным ногтем с облупившимся черным лаком край коробки планшета, – может, хотя бы в гости на выходные ходить?

– Вот-вот!

– Попрошусь, чтобы видео про меня сняли…

– Валяй.

– А ты? Застрянешь же в баторе.

– Ну и пусть. Денег на книжке больше накопится – пенсию по потере отца дают. Потом на биржу труда встану, буду по восемьдесят косарей в месяц получать.

– На бирже платят только полгода. А дальше что?

Леха почувствовал, как снова начинает закипать. Нельзя позволять этой пигалице лезть, куда не положено.

– А никакого «дальше» нет, – припечатал он, – сдохну! Пошли лучше бухнем.

Юлька задумалась ненадолго, потом похлопала ладошкой по коробке с планшетом.

– Это куда девать?

– Упаковку тут кидай, планшет под толстовку в джинсы засунь, – распорядился Леха, – зарядник в карман.

– Че пить-то будем?

– Че сопрем, то и будем. Пятилетний коньяк.

Они на четвереньках вылезли из домика на детской площадке, отряхнулись и, оглядываясь, двинулись гуськом по тропинке к дальнему магазину. Во всех ближайших супермаркетах и ларьках баторских уже знали как облупленных, доходило до обидного – некоторые охранники не пускали даже вовнутрь. Хоть с деньгами, хоть как. Дальний магазин после проверки оказался отличным вариантом – обстановку Леха заранее изучил, знал, куда смотрит каждая камера. Так что бояться было нечего.

Они уверенно вошли и стали деловито пробираться между тележек и полок с товаром. Леха добрался до пятачка, который не захватывала видеосъемка. Сунул в джинсы под ремень маленькую плоскую бутылку, которая удобно наполнила впалый живот, и опустил сверху полу безразмерной толстовки. Хотелось взять еще одну бутылку, но решил не рисковать. Потом подошел к полке со сладостями, выбрал дешевый шоколадный батончик и с беззаботным видом двинулся к кассе. Юлька как хвост шла следом за ним. На пару они наскребли мелочи по карманам, заплатили за шоколадку. Помахивая чеком, Леха пересек рамку. И вдруг дорогу ему преградил охранник. Дядька лет шестидесяти был здесь новеньким, Леха его ни разу не видел.

– Простите, мне туда. – Леха попытался увернуться, но не смог. Настырный охранник снова возник перед ним.

– Сначала полицию вызовем и протокол составим.

– А че случилось?

– Как тебя зовут? – Дядька крепко держал его за плечо.

– Питер Пен. – Леха чувствовал, что вырываться силой бесполезно.

– Не понял?

– Вы что, не знаете? Есть такой герой, – Леха начал озираться в поисках помощи, – отбирает у богатых и отдает бедным.

– Что? – Дядька невольно рассмеялся. – Это Робин Гуд, неуч. Ты-то кому отдашь?

– Вон ей! – Леха весело кивнул в сторону, дядька повернулся в том же направлении. Воспользовавшись секундой, Леха изо всех сил рванул руку и резко стартовал с места.

Юлька бросилась следом за ним. Но и охранник не заставил себя долго ждать. Он что-то крикнул напарнику и неожиданно резво выскочил из магазина. Несмотря на преклонный возраст, охранник практически не отставал от ребят, наступал им на пятки. Леха начал петлять – забегать во дворы, огибать дома. Юлька еле-еле успевала следом, но они почти оторвались. А потом вдруг на противоположном конце улицы показался Макс вместе со своими. Он молниеносно оценил ситуацию и бросился Лехе наперерез. Тот заметался, рванул в сторону, хотел перескочить через забор, но не рассчитал свои силы, зацепился штаниной за острый край. Послышался треск рвущейся ткани. Леха упал животом на землю. Юлька отчетливо слышала глухой удар и Лешкин душераздирающий крик. Охранник и Макс были уже рядом. Юлька бросилась в другую сторону. Краем глаза она успела заметить только, как перекосилось от боли лицо Лехи, который корчился у ног охранника на земле.

Глава 6

После той злополучной поездки в детский дом Катя совсем перестала спать. Ее мучило отвратительное чувство бесполезности и вины, о котором она никому не могла рассказать, – бессвязные мысли не желали оформляться в слова. Влад поглядывал на жену сочувственно, но ждал, когда она заговорит сама. За долгие годы брака он неплохо изучил Катю и улавливал малейшие перепады ее настроения. По опыту знал: пока жена не придет к нему сама, нет смысла о чем-то расспрашивать. А она словно нарочно избегала оставаться с мужем наедине. Переделав домашние дела, половина из которых были не обязательными и только тянули время, после полуночи она ложилась рядом с уже спящим Владом в постель и закрывала глаза. Но сон не шел. Перед внутренним взором возникали лица детдомовских ребят. Промучившись несколько часов кряду, она потихоньку выскальзывала из-под одеяла, садилась за компьютер, всю ночь читала все, что могла найти о детских домах. На глаза нередко попадались статьи из криминальных хроник. О насилии детдомовских друг над другом, о детских беременностях и убийствах. Волосы вставали дыбом, Катя отказывалась верить тому, что прочитала. Когда-то давно похожие ужасы рассказывала ей мать, но Катя психологически закрывалась от них, не позволяла подобным историям задерживаться в сознании. Со временем заставила себя поверить в то, что ничего подобного в детских домах уже нет – дети не избивают друг друга, не наказывают счастливчиков из-за ревности к их будущим родителям, не обижают слабых, не становятся жертвами взрослых. Но статьи, одна за другой, доказывали обратное. Она прочла о восьмилетней девочке, которую убили старшие воспитанницы детдома из-за ревности к ее кровной матери – та навещала дочку и обещала скоро забрать. Прочла о насилии над воспитанниками психоневрологического интерната, которые считались недееспособными и не могли за себя постоять. В одном таком интернате на юге страны на протяжении многих лет охранник, который работал там же, воровал ребенка из отделения, удовлетворял с девочкой свою похоть и потом бросал ее одну за территорией интерната. Ребенка поутру находили нянечки и, никому ни слова не говоря, возвращали в палату. Она потом долго болела венерическим заболеванием и в конце концов умерла. Мужчину судили за другие преступления и, хотя насилие над девочкой тоже было установлено, оно так и осталось безнаказанным. Была еще статья об интернатском ребенке, которого посадили в ванну с кипятком в качестве наказания. Девочка умерла от ожогов. И в этом случае убийц не судили. В том же интернате полностью парализованный ребенок умер от кровоизлияния в височную область – ударился о батарею, как было написано в материалах дела. Но никому не пришло в голову искать виновных в гибели совершенно неподвижного мальчика. Во всех случаях присутствовали выводы врачебной комиссии об отсутствии криминальной составляющей в смертях детей. Так и написано – «смерть непредотвратима». Кого тут винить? Дети больные, мрут как мухи. Так природа распорядилась. Катя рыдала над их судьбами и все глубже уходила в себя.

Она не понимала, что может сделать и чем помочь. Есть же всесильное государство, есть общественные организации, есть добровольцы, которые ездят в детские дома. Нет только защиты детей-сирот. Как разобраться, действительно ли конкретным детям, оставшимся без попечения родителей, помогают власти и усилия многочисленных добровольцев? А если так, почему в детских домах до сих пор столько несчастных детей? Катя их видела своими глазами. Потухших и безразличных, отчаявшихся и озлобленных. У нее появилось непреходящее чувство навалившейся вдруг беды. Она не была уверена в том, что это то самое мерило, которому стоит верить. Но и пройти мимо, заставить себя забыть – не могла.