Страница 16 из 64
И тут мальчик подумал, что слово действительно должно что-то обозначать. Ведь само по себе оно не имеет смысла, если ничего не называет. Абель вдруг ощутил пустоту, какую-то внутреннюю тревогу. Эта история с новым материком может затянуться еще бог знает на сколько, а он не из тех, кто умеет ждать. Мальчик поднял глаза от тетрадки и медленно обвел взглядом комнату.
Но у всех предметов были привычные, хорошо знакомые названия, и на долю Антавьяны совершенно ничего не оставалось. Подперев щеку рукой, Абель следил за движениями мамы, на которой был красивый розовый халат. Этот халат ему нравился, можно было назвать его Антавьяной. Но ведь у простого домашнего халата не бывает имени, это же не шпага короля Артура и не конь Сида.
— Не отвлекайся, Абель, а то получишь сегодня единицу.
При мысли о единице у него сильно забилось сердце. Да ведь Антавьяна могла пригодиться для оценок! Не плохих, конечно, а только для хороших. Для чего-нибудь выдающегося и замечательного.
Мальчик закрыл глаза и представил, как, сияя от радости, он прибегает домой с книжками под мышкой: «Сегодня я получил Антавьяну по грамматике!» Взрослые страшно довольны, ну просто на руках носят. Тут же ведут в кино, и фильм выбирает он сам. Правда, так трудно выбирать среди уймы названий, да еще когда мама говорит: «Нет, только не этот, это для совсем маленьких. Тебе не понравится» или же «И этот не пойдет: не дорос еще, тебя не пустят». Абель убедился, что у него ужасно сложный возраст — не ребенок и не взрослый и абсолютно ничего нельзя. Но вот если получить хорошую оценку по грамматике, тогда совсем другое дело. Уж тут-то позволят выбирать самому, и можно будет пойти на фильм, ну, скажем… «Антавьяна, королева сельвы».
Но мальчик не успел как следует обдумать свой поход в кино. Ведь фильмы умирают. Исчезают, и никто не знает, куда они деваются. А новое слово должно было жить и обозначать что-нибудь постоянное.
А может, предложить Антавьяну правительству? Он вдруг почувствовал себя серьезным и важным, настоящим гражданином. Должно быть, правительству всегда не хватает слов — столько всего нужно назвать. Вот, например, какую-нибудь гору раньше не замечали, или военному кораблю нужно срочно дать имя, потому что его уже спустили на воду. Абель сразу представил, как ему вручают большую красивую медаль, а может быть, даже производят в кавалеры ордена «Антавьяна». Но тут он вдруг испугался за свои лавры: а что, если завистники похитят изобретение и опередят его? Ну тогда…
— Очнись, Абель, проспишь все на свете.
— Нет, нет, мама. Я не сплю: вычислив периметр, нужно искать площадь круга.
Рядом с чашкой ароматного дымящегося шоколада лежал открытый учебник геометрии, и мальчик прочел первое, что там увидел, ткнув пальцем наугад. А что, если его слововолшебное? Оно могло прийти как откровение. Именно так всегда и бывает!
Он сосредоточился, закрыл глаза и прошептал: «Антавьяна, именем власти, которую ты можешь мне дать, заклинаю тебя, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я выучил наизусть всю геометрию» — и, осмелев, прибавил: «Для старших классов тоже и вообще все-все!» Абель подождал немного с сильно бьющимся сердцем, но ничего не произошло. В голове продолжали плясать в смутном беспорядке радиусы, диаметры и неуловимое число три-четырнадцать-шестнадцать. «Маленькая окружность, вписанная в большую пунктирной линией…» Нет, не получается. Все оставалось как прежде.
Конечно же, эти волшебные слова нужно произносить по-особенному. Скрестить пальцы или проговорить быстробыстро три раза подряд, а потом еще раз, помолчав. Да, нелегко придется, но уж дело того стоит.
Абель медленно повернул голову, чтобы взглянуть назад. А вдруг там уже стоит волшебник в тюрбане, готовый исполнить любое желание? Мальчик немного волновался, и это было ему неприятно: «Совсем как маленький…»
Но волшебника не оказалось. Тогда, вспомнив, что надо сложить пальцы крестом, Абель резко вытянул руку. И нужно сказать, не слишком-то удачно: чашка с шоколадом опрокинулась на стол раньше, чем он успел произнести три раза подряд «Антавьяна», как было задумано.
— Вечно ты что-нибудь натворишь! — закричала мама.
— Нет, нет, ничего… Просто капелька шоколада на скатерть пролилась…
Эта «капелька», аккуратно посаженная посреди заклинания, была, прямо скажем, ни к чему. Пятно расползалось, и Абель едва успел спасти карты, но не тетрадку по геометрии.
— Ну что за несчастье! Просто наказание какое-то! Уж если этот мальчишка что-нибудь проливает, то обязательно на чистую скатерть. Ну сколько раз можно говорить!
Пока мама убирала посуду, вытирала стол мокрой тряпкой и ворчала, что приходится возиться с утра до вечера, что «все в этом доме» над ней издеваются; пока она горько жаловалась, что «никто» здесь ее не любит, Абель понурив голову побрел в свою комнату.
По дороге он бормотал: «Антавьяна, Антавьяна, верни шоколад в чашку, и пусть все будет по-прежнему. А маму верни на кухню, успокой, и выбей у нее из головы, что я ее не люблю».
С каждым разом становилось яснее, что ничего не выйдет, если не произносить слово по-особенному. Нужно было серьезно искать, совсем как мадам Кюри, когда она с таким трудом открывала свой радий. «Кстати говоря, — подумал Абель, — «Антавьяна» звучит куда красивее, чем «пекбленда»»[30].
У себя в комнате мальчик погрузился в терпеливые поиски. Он произносил заклинание, стоя на одной ноге, широко раскрывая, а потом быстро зажмуривая глаза, становясь на четвереньки или «изображая ангела» — размахивая руками, словно крыльями. Оказалось, что все не так-то просто.
Потом мальчик повернулся лицом к стене, сложил руки за спиной и стал взывать: «Антавьяна, предстань передо мной! Антавьяна, выходи из лампочки или из бутылки! Явись немедленно!» Но тут запас заклинаний иссяк, и Абель, склонив голову, крепко задумался.
Внезапно послышался слабый шум, легкие приближающиеся шаги. У него перехватило дыхание: а может, чтобы заклинание подействовало, надо крепко задуматься? Абель побледнел и не решался взглянуть назад. Потом, закрыв лицо ладонью, он медленно повернулся и, резко отдернув руку, смело распахнул глаза.
Прямо перед ним стояла мама и смотрела на сына с мягкой ласковой улыбкой. В ее глазах светились тепло и нежность.
— Абель, да что с тобой сегодня?
Он так любил это выражение лица и этот голос. Они придавали мальчику уверенность в себе, правда, иногда и обижали, лишний раз напоминая, что он еще совсем ребенок. Но именно материнский взгляд и улыбка — все то, что Абель никак не сумел бы назвать, — могли быть его Антавьяной. Ну конечно же!
— Иди-ка завтракать. Я уже поставила тебе другую чашку. И смотри не отвлекайся, а то опоздаешь…
За завтраком Абель вдруг решил, что очень жалко потратить слово на что-нибудь одно. Ведь и правда, когда название удачно придумано и хорошо подходит, его можно использовать несколько раз. Ну вот, например, «роза» — это же цветок, а его двоюродную сестру зовут точно так же. А «размазня» — и каша, которую дети едят по утрам, и соседка с нижнего этажа, та, что вечно жалуется на погоду и никогда не может вовремя приготовить обед. Да, тут нужно хорошенько все обдумать.
В утренней суете, запихивая в портфель книги и тетрадки, ползая в поисках ботинка, у которого была нахальная привычка пропадать каждый день неизвестно куда, Абель напряженно перебирал в уме названия и предметы. Мама поправляла ему пробор и, проводя расческой по волосам, говорила: «И почему у тебя так пусто в голове? Когда же ты научишься хоть немножечко думать?»
Уже на лестничной площадке он решил на всякий случай предупредить:
— Мама, если я получу единицу, не сердись. В среду сеньор Серра всегда в плохом настроении.
И стал спускаться по лестнице, прыгая через три ступеньки и размахивая портфелем. Около двери консьержки мальчика вдруг настигла внезапная догадка: Антавьяна могла быть волшебным словом, чем-то вроде джокера — этой всемогущей карты взрослых. Ну, тогда его тайна очень, очень важная!