Страница 76 из 82
У Ханумаппы совсем опустились руки. Сознание собственной беспомощности угнетало его. Сын ничего слышать не хочет, а потолковать напрямик с Ситалакшми духу не хватает. Как-никак чужачка, лучше не связываться. Еще за метлу схватится. Ханумаппа не скандалист, ему это ни к чему.
Как рассорить Рамаппу и Ситалакшми? Не в меньшей мере, чем Ханумаппу, эта мысль мучила и шанубхогу Нагаппу. Он пробовал припугнуть Рамаппу. Но это не подействовало. Пригрозить Ситалакшми он не решался — вдруг поднимется и уйдет из деревни. Тогда он решил поговорить с Ханумаппой — пусть приструнит сына.
— Что привело вас в такую даль, почтеннейший? — спросил Ханумаппа, встретив шанубхогу у ворот и сложив руки в знак приветствия.
Шанубхога поговорил о том о сем и только потом приступил к делу:
— Послушай, Ханумаппа. В деревне только и разговоров, что о твоем сыне. А ты сидишь и в ус не дуешь. Ведь так он и вовсе от рук отбиться может.
Ханумаппа попробовал уклониться от разговора — он не хотел обсуждать эту тему.
— Говорить-то говорят, да правда это или нет, только сын знает.
Но не в интересах шанубхоги было заканчивать на этом разговор.
— Что ж, ты так ничего и не будешь предпринимать? Все, что говорят, чистая правда. Позавчера вечером дафедар видел твоего сына вдвоем с Ситалакшми у леса и сказал мне: «В деревне такое творится, а старшие будто ничего не видят».
В деревне шли разговоры не только о любовной связи Рамаппы, говорили и о причине, по которой шанубхога принимает это близко к сердцу. Так что Ханумаппа не оставался в неведении относительно намерений шанубхоги. И, рассерженный на шанубхогу за то, что тот с такой настойчивостью преследует свои корыстные цели, Ханумаппа сказал:
— Если бы старшие сами вели себя как подобает, с парнем не случилось бы этого. А то в чужом глазу соломинку видят, а в своем бревна не замечают.
Эти слова задели шанубхогу за живое.
— Ах, ты так. Хорошо же. Ты об этом еще пожалеешь. И ты, и твой сынок, вы еще поплачете, — сказал он и с видом глубоко оскорбленного человека удалился.
А Ханумаппа еще долго сидел, обхватив голову руками и задумчиво глядя вслед гостю.
3
Шанубхога Нагаппа — не человек, а змея. В деревне его больше боялись, чем уважали. Он ни перед чем не остановится, чтобы отомстить неугодным ему людям. В его колчане всегда наготове стрела против любого из односельчан. Стоило кому-нибудь не потрафить ему, как он, ссылаясь на закон, которого никто в деревне не знал, обрушивался на жертву, как грозный меч Брахмы. Наученные горьким опытом и зная, что как бы Нагаппа ни бесчинствовал, управы на него не сыщешь, односельчане старались не становиться ему поперек пути. Но некоторым из крестьян дурной нрав шанубхоги был на руку. Помогая ему в мошеннических проделках, они и сами наживались. Наличие таких пособников делало шанубхогу семиглавым змеем.
Теперь Нагаппа готовился расправиться с Ханумаппой. И правой рукой ему в этом был дафедар Амир Саби.
В один прекрасный день Ханумаппа получил извещение, что за ним числится задолженность по налогу за прошлый год. Ханумаппа заявил, что уплатил налог. Шанубхога потребовал расписку. Расписки у Ханумаппы не было: он ее просто не взял, так как, по простоте душевной, верил в честность шанубхоги. И теперь ему пришлось в этом раскаяться. Ведь что значат слова крестьянина против пухлых учетных книг шанубхоги? Не уплатишь недоимку — участок продадут с молотка. Ханумаппа, смирившись, продал золотой браслет жены и еще раз уплатил налог.
Но Нагаппа не успокоился. Это был лишь первый агнец на жертвеннике его мести. Первая удача только вскружила ему голову и еще больше разожгла злость.
Вскоре после этого Рамаппа как-то в сумерки возвращался с поля домой. На него набросились несколько человек и жестоко избили. Не один день пришлось ему проваляться в постели. Рамаппа понял, чьи это проделки. Но настойчивость шанубхоги еще больше привязала Рамаппу к Ситалакшми, и он решил не расставаться с ней никогда.
Упрямство Рамаппы только подхлестнуло шанубхогу. Что ни день коровы Ханумаппы стали попадать в загон для бродячего скота, и каждый раз это, естественно, влекло за собой штраф. Как ни крепка была изгородь, то здесь, то там вдруг стали появляться дыры, чужие коровы преспокойно проходили через них и хозяйничали в огороде Ханумаппы. Шанубхога рассчитывал, что это образумит Ханумаппу и заставит его пересмотреть свое отношение к связи сына с Ситалакшми.
И он не ошибся. Ханумаппа был уже сыт по горло всеми этими напастями. Он-то хорошо знал, кто это подстраивает. Однажды Ханумаппа попробовал пожурить сына:
— Нехорошо, сынок. Брось ты эту потаскуху. Один позор от нее.
Но Рамаппа, твердо решив не расставаться с Ситалакшми, опять лишь отмахнулся. «Ну что ж, будь что будет, авось бог не выдаст», — подумал Ханумаппа и больше разговора на эту тему не заводил.
Видя, что мелкие происки не дают результата, Нагаппа пошел на большую подлость. «Пока у этого сукина сына есть три акра земли, он будет задирать нос. Подожди же. Я не буду Нагаппой, если не пущу тебя по миру», — дал он себе клятву. С того дня мелкие неприятности, прежде досаждавшие Ханумаппе, прекратились. Страшный удар был уже уготован для него.
4
Ведя наступление на Ханумаппу, Нагаппа не оставлял в покое и Ситалакшми. Раза два он намекнул ей через других, чтобы она прекратила связь с Рамаппой. Но на нее это не подействовало.
— Собака на сене этот шанубхога, вот кто, — смеясь сказала Ситалакшми Рамаппе.
Рамаппа не понял, что она имела в виду. Да и Ситалакшми сначала не догадывалась, что шанубхога хочет заполучить ее для себя. Поэтому и назвала его «собакой на сене». Но вскоре она поняла тайные намерения шанубхоги. И поняв их, призадумалась. Рамаппа нравился Ситалакшми. Но что он в состоянии дать ей, кроме своей любви? А шанубхога как-то прислал с одним из своих друзей сари. Ситалакшми заколебалась. А тут еще дафедар подлил масла в огонь.
Как-то, улучив момент, когда Ситалакшми была одна, дафедар накинулся на нее:
— Что-это происходит у тебя в доме? Говорят, там собираются все распутники деревни. В карты играете, что ли? Смотри у меня.
Ситалакшми испугалась:
— Что вы, господин дафедар. Я бы никогда не позволила такого.
— Не знаю, не знаю. Это жалоба шанубхоги. Пойди повинись перед ним. Не пойдешь — пеняй на себя.
Напуганная дафедаром, Ситалакшми пошла к шанубхоге. А шанубхога в таких делах собаку съел.
— Ты, говорят, путаешься со всякими голодранцами в деревне. Ну и плохих же дружков ты себе выбрала. Зналась бы с почтенными людьми, никаких слухов не было бы. Решайся, ведь ты не робкого десятка, — заявил шанубхога.
Ситалакшми прекрасно поняла намек Нагаппы. У нее хватило ума сообразить, что, куда бы ни подул ветер, она в проигрыше не останется, и то, чего так домогался шанубхога, случилось.
Хотя шанубхога и добился благосклонности Ситалакшми, он не оставил мысли о мести. Подобно тому как клин вышибают клином, он решил теперь достичь цели руками самой Ситалакшми.
Рамаппа же, казалось, ни о чем не догадывался. Он по-прежнему был частым гостем в доме Ситалакшми. А Ситалакшми, боясь скандала или по какой-то другой причине, не решалась прогнать его. Шанубхоге и дафедару это было как нож в сердце. Однажды они вдвоем припугнули Ситалакшми и потребовали, чтобы она положила конец этим посещениям.
Прошло несколько дней, и Рамаппа вдруг слег. Накануне вечером он ужинал в доме Ситалакшми, а утром не мог подняться с постели. Какая-то болезнь подтачивала его силы. Ханумаппа перепробовал все известные ему средства. И Басавва — какими только отварами из трав она не поила сына. Но ничего не помогало, Рамаппа таял на глазах.
Ханумаппе посоветовали отвезти сына в город и показать докторам.
Но в город с пустыми руками не поедешь. Прежде Ханумаппа жил в достатке — во всяком случае, в еде и одежде нужды его семья не испытывала. Теперь же из-за происков шанубхоги они совсем обнищали. Даже украшения жены пришлось продать. Все, что у него осталось, — сын да земля. «Крепкий, как Бхима, сын — огромное богатство», — гордился раньше Ханумаппа. И вот теперь, измученный болезнью, сын высох как щепка. Где взять денег на лечение? Наконец Ханумаппа решился — будь что будет! — уложил сына в повозку и повез в город.