Страница 66 из 67
О л ь г а. В этом году он пойдет в школу.
С е в е р о в. Значит, вы знали Наташу. Наталью Кирилловну…
О л ь г а. Знала.
С е в е р о в. Она была…
О л ь г а. Она была моей… дальней родственницей.
С е в е р о в. Ах, вот что… Значит, последние годы она жила в Москве… В этом доме?
О л ь г а. Так получилось.
С е в е р о в (после паузы). Вот и не застал я Наташу… Расскажите мне о ней… что знаете. Если можно, подробнее…
О л ь г а. Я удивляюсь, почему я так долго разговариваю с вами?
С е в е р о в. Расскажите мне о ней. Как она жила? Какие у нее были радости? В общем, все… Расскажите.
О л ь г а. Все-таки кто вы? Кто вы для нее были?
С е в е р о в. Я? Я был ее другом. Нет, даже больше, или, может быть, мне казалось так…
О л ь г а. Наверно, это вам казалось… она никогда не вспоминала человека по имени Андрей Михайлович…
С е в е р о в. Я это знаю.
О л ь г а. Знаете? А когда вы виделись в последний раз?
С е в е р о в. Давно.
О л ь г а. Когда?
С е в е р о в. Еще до войны.
О л ь г а. А потом вы ни разу не встретились? Вы говорите, что были ее другом… Даже больше… И ни разу? Я понимаю, когда была война… вы воевали… но потом… может быть, ей было трудно… Может быть, она нуждалась в друзьях.
С е в е р о в. Я все понимаю… Так получилось… А разве у нее было мало друзей?
О л ь г а. Друзья у нее были. Потому что у нее… У Натальи Кирилловны был очень добрый, очень приветливый характер. Она была доверчивой, как… маленькая… В ней жили двое: взрослая женщина и девушка, почти женщина… Да, она была очень доверчивой…
С е в е р о в. Это плохо?
О л ь г а. Не знаю. Наверно, и плохо и хорошо одновременно.
С е в е р о в. Для сильного человека — хорошо, для слабого — плохо.
О л ь г а. Да, она так говорила…
С е в е р о в. Я знаю.
О л ь г а. Может быть, поэтому ее жизнь не сложилась…
С е в е р о в. Она была несчастлива?
О л ь г а. Нет… «Несчастлива» — нет, это слово к ней совсем не подходило. Хотя… если смотреть объективно. Она прожила нелегкую, какую-то несложившуюся жизнь. Работала она бухгалтером на кожевенном комбинате… Работы всегда было много, и она уставала… А зарплата у нее была не ахти какая… мать-одиночка…
С е в е р о в. У нее были дети?!
О л ь г а. Да. Один ребенок… Девочка.
С е в е р о в. Где она теперь?
О л ь г а. Живет где-то в Москве. Она уже взрослая.
С е в е р о в. Сколько ей?
О л ь г а. Кажется, столько же, сколько и мне…
С е в е р о в. Что? Даже день в день?
О л ь г а (смутилась). Нет, конечно… Я старше… значительно старше. В общем, мы вместе выросли…
С е в е р о в. А ее адреса вы, конечно, не знаете?
О л ь г а. Не знаю… потом скажу…
С е в е р о в. А ее муж?
О л ь г а. Видите ли… Наталья Кирилловна никогда не была… замужем. А отец ее девочки… Я о нем ничего сказать не могу… он пропал… пропал без вести… Наверное, просто погиб в первые дни войны… Ну вот. А девочка у нее была очень трудная… училась плохо… Наталья Кирилловна, чтобы подработать, часто брала работу на дом. А еще и в магазин надо было, и обед сварить. На развлечения, конечно, времени не хватало. Очень редко кино. Праздники тоже бывали нечасто. А потом ее дочь очень рано вышла замуж. Муж военный. Уехала с ним в Среднюю Азию. Вернулась с мальчиком на руках. Пошла на вечерний, а матери опять забота…
С е в е р о в. Она родилась в Ленинграде, эта ее дочь?
О л ь г а. А вы откуда знаете?
С е в е р о в. Как же они пережили блокаду?
О л ь г а. В блокаду их в Ленинграде уже не было… Родильный дом, где была Наталья Кирилловна, бомбили… ее дяде сообщили даже, что и она погибла. В общем, с документами напутали.
С е в е р о в. Понимаю…
О л ь г а. В этом смысле Наталье Кирилловне повезло… Она жила в Сибири, конечно, жила трудно. Одна с малышом на руках. Девочка родилась болезненная, но она ее все-таки выходила. Потом вернулась в Москву, тогда был еще жив ее дядя. Кутейников. В общем, прямо скажем, невеселая жизнь.
С е в е р о в. Понятно.
О л ь г а. И все-таки при всем этом про нее нельзя было сказать, что она была несчастна. Наоборот! Скорее, она была счастливая. Несмотря ни на что! Вот… если вы, как говорите, ее старый знакомый… Вы случайно не знали такого человека… Его звали Павлом? Ну, может быть, когда-нибудь встречали у Натальи Кирилловны? Не знали?
С е в е р о в (не сразу). Нет.
О л ь г а. Жаль. Вот этого человека я хотела бы увидеть. Очень… Ну хотя бы фотографию…
С е в е р о в. Почему? Почему вы хотели бы его увидеть?
О л ь г а. Вы знаете, почему она была счастлива? Она любила его… Этого Павла. Всю жизнь. Так сейчас редко любят. Хотя, наверное, я и ошибаюсь. Она, по-видимому, считала, что одной встречи с ним ей было уже достаточно, чтобы быть счастливой всю жизнь. Ей казалось, что она просто не имеет права быть… несчастной. Она ждала его. Понимаете? Ждала его всю жизнь. Она была уверена, что он вернется. Даже тогда, когда прошло много лет, когда все похоронные пришли по своим адресам, когда пришли вести обо всех пропавших без вести… она считала его ЖИВЫМ. А когда я говорила ей, что так не может быть, чтоб не напомнил о себе, если б хотел… она отвечала…
С е в е р о в. Значит, она была бабушкой?
О л ь г а (улыбнувшись). И еще какой бабушкой!
С е в е р о в. А что, если этот человек действительно жив?
О л ь г а. Жив? То есть как это? Жив? Тогда… тогда… мне просто… жаль Наталью Кирилловну! Тогда… тогда я думаю, что этот Павел был просто подлец!
С е в е р о в. Почему?
О л ь г а. И вы еще спрашиваете: почему? Да ведь он… он… Он даже повлиял и на жизнь ее дочери!
С е в е р о в. На жизнь дочери?
О л ь г а. Еще бы! Ее жизнь тоже… как-то не сложилась. Со своим мужем она разошлась. И в конце концов осталась на бобах, ну хотя бы во мнениях соседок. Не такая уж она красавица, да и ребенок. И не первой молодости. А что ее муж? Обыкновенный, неплохой, в общем, человек, и отношения у них были… самые обыкновенные… Но, понимаете, она с детства знала, что любовь открывает человеку всю красоту мира, дает человеку силы выстоять в самой тяжкой борьбе, перенести любое горе. Любовь приносит человеку счастье. И она, дочь Натальи Кирилловны, признавала именно такую любовь. Такую или никакую. Хотя теперь она понимает, что человек, который был причиной того культа любви в их семье, скорее всего, подлец… Бросить женщину, которая так его любила… Бросить перед самой войной и никогда… никогда не вспоминать о ней.
С е в е р о в (после паузы). А если… Если вы все-таки ошибаетесь? И если… этот человек… этот Павел… помнил ее тоже? Всегда помнил. И любил…
О л ь г а. Но почему же тогда…
С е в е р о в. Понимаете, Ольга, вокруг нас существует мир, в котором за счастье, за нашу с вами жизнь пока еще приходится бороться. И очень трудный, но прекрасный долг, долг каждого человека. А для Павла этот долг был превыше всего. Солдатский долг. А он был солдатом.
О л ь г а. Даже после войны?
С е в е р о в. Так получилось… что для него в сорок пятом война не кончилась. Он не мог вернуться.
О л ь г а. Или не захотел?
С е в е р о в (почти сурово). Ему не позволил долг. Долг перед Наташей, перед своей любовью, перед Родиной.
О л ь г а. Вам нехорошо? Может быть, воды?
С е в е р о в. Нет, нет. Мне хорошо.
О л ь г а. Вы побледнели.
С е в е р о в. Вы даже сами не знаете, как мне хорошо.
О л ь г а. Мне почему-то кажется, что Наташа понимала, догадывалась что ли… Поэтому, наверное, он и был для нее самым лучшим.
С е в е р о в. Правда? Вот это и есть самое большое счастье.
О л ь г а. Чье? Его?
С е в е р о в. Человека, которого звали Павлом.
О л ь г а. Вы так говорите, как будто хорошо его знаете.
С е в е р о в. Да.
О л ь г а. Да. Значит, раньше вы мне сказали неправду?
С е в е р о в. Да.