Страница 4 из 6
Волки завыли, женщины бросились бежать. А брат мой Лёня на три года постарше, рано забегал на охоту. И он, услышав женские крики и волчий вой, побежал навстречу спасающимся. И когда стал палить из ружья, то волки нисколько даже не испугались. И порой они до того наглели, что приходили к самым деревням, даже во дворы залазили, и скот крали. Волки почти как собаки, только несколько здоровее, и у собак хвост завивается, а у волков он по земле волочится.
Так или иначе, все спаслись, но сильно перепугались, и в придачу начальство узнало, что женщины ходили лён колотить. А это тогда считалось противозаконно, поскольку лён на фронт отправляли. Правда, начальство оказалось сочувствующим, и никого «репрессировать» не стало.
Всё же мама со своей рискованной вылазки принесла сколько-то семян, которые затем перемололи на жерновах, получив отличную крупу. После полученную крупу варили и ели. Делали вкуснейшее искристое льняное масло. А когда война закончилась, то и хлеб появился, и стали уже льняное масло с хлебом есть.
Небольшая история льна в России с красивым описанием цветения растения:
«Сказочно красив лен, когда он цветет. Поле становится голубым. Голубые, синеватые, реже фиолетовые, розовые или белые цветки собраны в кисти. Крупные (15–20 мм в диаметре), правильной формы раскачиваются они на длинных цветоножках. Однако эту сказку можно увидеть только утром. Нежные цветки раскрываются с рассветом, а к полудню с наступлением жары снова складываются или осыпаются на землю голубыми снежинками. С 1 га посевов пчелы могут собрать до 15 кг меда…
Механизация обработки льна давалась очень тяжело. Многие страны развивали, а затем сворачивали производство льна. Наполеон I объявил конкурс с премией в миллион франков тому, кто разработает процесс получения тонкой пряжи механическим способом и тем самым избавит Францию от ввоза текстильного сырья. Крупный ученый химик Гей-Люссак и механик Ф. Жирар решили эту задачу, совершив переворот в производстве льняных тканей. Однако этот способ был изобретен уже после падения Наполеона. Так как это изобретение было связано с наполеоновскими замыслами, на родине его авторов оно не сразу получило признание. Жирар был вынужден искать применение ему за границей. По предложению Александра I он основал в России, в Привислинском крае первую в России и в мире механическую полотняную фабрику, из которой впоследствии выросла знаменитая Жирардовская мануфактура.
Машинное прядение утроило производительность труда по сравнению с самопрялкой. Необычайно вырос спрос на лен, прежде всего русский, в Великобритании. Уже в 1837 г. импорт льна из России в Великобританию превышал 1,7 млн пудов и доля России в общем ввозе льна в эту страну достигала 70 %. Еще через 10 лет лен стал основной статьей русского экспорта, а Россия – главным поставщиком его не только в Великобританию, но и во все другие западноевропейские страны с развитой льноперерабатывающей промышленностью. Во внутреннем потреблении лен в России занимал тогда первое место после хлеба.
Еще большего размаха достигло льноводство с развитием капитализма в России. Лен выращивали на обширной территории страны, и в больших количествах вывозили за границу не только волокно, веревку, канаты, но также семена и масло, получая свыше 30 % всей экспортной выручки.
Несколько раз появление новых, проще обработанных волокон (хлопчатобумажных, вискозных и синтетических), казалось, ставило льнопроизводство на грань катастрофы. Но производство льняных тканей сохранилось, причем сочетание льна с новыми волокнами позволило обеспечить высокие потребительские свойства тканей…»
Возжаев Сергей Селивёрстович
– Во времена Великой Отечественной работать в колхозе приходилось каждый день, никаких выходных не полагалось. Так называемые выходные давались, только когда выпадал дождливый день, тогда отпускали в лес по грибы и ягоды.
А когда время подходило к сбору урожая – осенью, то вообще днём и ночью молотили. Летом же и в другие сезоны круглосуточно не работали: только с утра, часов, наверное, с семи и до шести вечера.
– И потом домой приходили уставшими, и уже ни на что сил не оставалось?
– А домашними-то делами когда заниматься? Дома же скот держали, и он не кормлен. Поэтому приходили с поля, и за домашнее хозяйство принимались: собственные огороды большие были, на которых «для себя» садили, зерно сеяли: рожь, овёс, а затем жали их. А для домашнего скота косить удавалось уже только глубокой ночью.
И я маленькая была, старшим в хозяйстве помогала. Дети тогда уже всё делали. Дедушка мне смастерил детскую литовку с коротким черенком, и: «коси», – говорит; а потом серпом жать научил. Вон у меня так и остался след – порезала палец серпом.
Также я ходила на речку, стирать пелёнки. Стирали раньше без всяких порошков, бельё специальным вальком колотили. Поколотишь вальком, пополощешь, потом снова поколотишь, и всё отстирывалось, никакого мыла не знали. Стирали-то, знаешь чем – золу замачивали в воде, и в этой «золяной» воде отбеливали. Отец у меня любил чистые портяночки носить, председателем как-никак был. Он мне маленькой наказ давал: «Манька, чтоб беленькие портяночки были». Весной на наст их расстилали, и те выбеливались.
Деда звали Селивёрст Павлович (для моей бабушки он дед, а для меня уже прапрадед) – он не занимал должности председателя колхоза, зато был очень мастеровым, инвентарь мастерил для колхоза: грабли и прочее. И к себе в дом, в хозяйство вырезал немало уникальных вещей: у нас буфет красивый резной стоял, сейчас у брата в избе находится.
А вот отец (мой прадед) Сергей Селивёрстович, ещё деятельнее и дальше деда пошёл, всё-всё умел: и по железу и по дереву работы выполнял. И был он весьма занятым человеком, так как его председателем назначили над шестью деревнями. Поэтому отец на велосипеде ездил, чтобы по деревням поспевать перемещаться, и держаться в курсе всех событий, а иногда и меня катал по деревне. Велосипед в те времена мало у кого имелся, и большой диковиной являлся, а отцу он был просто необходим.
Но вот война началась, и Сергей Селивёрстович под призыв попал, так с гармошкой и ушёл на фронт. Матери сказал: «Всё равно только, глядя на гармошку, будешь обо мне вспоминать, и пуще реветь», – вот и забрал этот музыкальный инструмент – предмет былых счастливых дней – «Я, говорит, всё равно не вернусь».
– Чего же он сразу так пессимистично настроился?
– Так потому что когда его призвали, уже из-за недостатка людей на фронте, забирали всех поголовно, и даже без должного обучения военному ремеслу, сразу бросали на передовую. Чего они не обученные-то могли противопоставить немецкой муштре, кроме своего геройского и отчаянного порыва? На Курской дуге ведь ещё поэтому мясорубка настоящая случилась… Ну ничего, мама нас пятерых, считай, вырастила. И отец только ушёл, недолго провоевав, погиб в 43-м под Курской дугой на 37 году жизни, а матери было на тот момент 36 лет, она с 1907-го года рождения, а умерла в 54 года. И вот нас пятеро на её и без того ссутулившиеся от горя плечи свалилось…
Ещё при жизни отца, помимо того, что он председателем работал, вдобавок лучшим техником во всём колхозе слыл – единственный разбирался в двигателе молотилки, никто больше не умел. А потом уже мой брат, по стопам отца пошёл, и, будучи ещё пацанёнком, выучился работать на двигателе.
– А кто этот брат?
– Лёня, самый старший из нас, и он, если так можно сказать, был лучше всех. Но умер очень рано в 27 лет. Отслужил в Армии, потом женился и жил в Красноярске. У него дочь есть Аня, сейчас в Москве живёт. А сам Лёня вот как умер. У него выдался отпуск, и отпуск-то уже заканчивался, буквально один день оставался до завершения. И пришёл к нему сосед в гости, а дело происходило глубокой осенью. Сосед стал уговаривать Лёню, сходить вместе на охоту. А Люба, жена Леонида начала вразумлять мужа, говорит, ну куда вы пойдёте? До места не дойдёте вовремя – до своих охотничьих домиков, так как осенью стемнеет рано, и придётся вам спать на голой земле, отчего и простыть недолго. Но сосед всё же настоял на своём, и уговорил Лёню отправиться на охоту.