Иван-да-Марья

Встретили их в столице с почетом великим, царь на дочку свою возвращенную нарадоваться не мог, Иванушку-избавителя никак отпускать от себя не хотел.

- Оставайся, - говорит, - в царском тереме, будешь над стражниками моими наиглавнейшим начальником. А не то - любую должность выбирай, жалованье хорошее положим... соглашайся!

Только Ваня на это подумал-подумал, да и решил отказаться. Ну на кой, думает, мне эта царская служба сдалась? Эдак мне, чего доброго, читать мешать станут. Коровы-то - они собеседники хоть и никудышные, а все, однако же, лучше, чем стражники. Оно, конечно, и те и другие ничего в жизни своей не читали, и поговорить с ними толком не о чем. Ну так коровы-то и молчат себе, ну или мычат уж вовсе без смысла...

- Я, - говорит Ванюша, - тебе, царь, благодарный, конечно. За предложение. Тока меня ведь другие всякие подвиги ждут, сам понимаешь. Великие герои - они ж без дела сидеть не могут. Им мир спасать надобно. Такая работа. А ты, если что, обращайся. Как чего случится - ну там, царевну опять похитют, государство захватют интервенты какие заморские, али еще чего - так ты в деревню ко мне кого пришли, а там уж меня все знают. Разберусь, если что вдруг.

- Ага, - вздохнул царь. - Ну, ладно, коли так. Иди уж. В гости, что ли, заходи иногда...

- Ты погоди-ка, - вспомнил вдруг Ваня, - а как же награда твоя царская?

- Кака-така награда?

- Ну как же! Сам говорил - по-царски, мол, награжу, как спасешь... слезу еще пускал, помнится...

- А. Ну да, ну да. Кажись, было дело. Я уж подумал, не спросишь, самому предлагать-то неудобственно - все ж герой великий, може, думаю, обидишься ишшо, мол, в корысти тебя, героя, заподозрили... мда... - тут царь лысину так задумчиво почесал, да и говорит:

- Значится, коли обещал, то и наградю... или награжу?.. на-гра-ди-рую... нага... тьфу! неважно. Эй, холопы! А принесите-ка мне ящик с орденами!

Приволокли холопы здоровенный сундук, открыл его царь, стал копаться.

- Слышь, Вань... Тебе как лучше - орден али медаль? Медали есть позолоченные. А то орден можно - с брыльянтами. Брыльянты, правда, не настоящие - стразы там вообще-то, но смотрится весьма и весьма...

- Пап, - вмешалась тут царевна, - ну ты чего жмотничаешь? Ну на кой ему, герою, твой орден? Да еще со стразами. У него тех орденов-то, поди, такой же сундук дома полный стоит. А он, между прочим, не кого-нибудь там спас, а меня. Ты бы хоть золотом его осыпал, что ли. Одна я у тебя дочка или не одна?

- Ну, одна. А казна государственная все ж не резиновая тебе. Что ж теперь, всякого героя золотом осыпать? А потом, спасать свою царевну - почетный долг и обязанность всякого человека и гражданина. Тем более - героя. Ниче, ниче. Я ему еще и грамотку выпишу - именную, благодарственную.

Тут Марья ногой топнула, да как заголосит!

- А-а-а-а-а! Так-то вы меня цените?!! Грамотку, значит?!!

- Ну чего ты, чего ты, ну Марьюшка, ну будет тебе, будет... - запричитал царь-батюшка - а сам голову в плечи втянул, в трон поглубже вжался, смотрит на дочь испуганно - не впервой ему.

Поглядел на это Ванюша и рукой махнул. Ну на кой, думает, мне их горы золота? Вот разве что...

- Ты, царевна, погоди голосить-то. Что, в самом деле, за истерики? А ты, царь, совесть имей все же. Золотом уж, так и быть, не осыпай, не надо. Подари ты мне коня лучше. Вот какой есть в твоих конюшнях самолучший конь - того и подари. Я на нем ездить стану и подвиги совершать. Ну и орден свой давай, так и быть. И грамоту тож - може, матушка моя порадуется.

- Ты ж пойми, - проникновенно начал царь, - у меня ж конюшни все казенные. И лошади в них заприходованы, по ним отчетность строгая...

- Папа! - угрожающе нахмурилась царевна.

- Все, все, доча. Как скажешь. Эх... отведите его в конюшни - пущай выбирает... оформите... на представительские расходы, что ли...

Так вот и вышло, что домой Иванушка возвращался на лучшем коне во всем царстве, с орденом на груди и царской грамотой за пазухой. По дороге нагнал Василия - тот пешком еще и полпути не прошел, - отдал ему его лошадь, и воротились братья в родную деревню на радость Авдотье Степановне.

История вторая - Про ослиную шкуру

Долго в деревне обсуждали, как Василий - Авдотьин сын к царевне свататься ходил, да от ворот поворот получил, и как Иванушка-Дурачок царевну ту от лютых разбойников спас и от царя орден заслужил. Грамоту его Степановна в горнице на стенку повесила, чтоб всякий, кто ни зайдет, на нее любоваться мог.

Вася-то притих после той истории, решил, что жениться ему и впрямь пора, остепеняться. Заслал сватов к Варваре, что через два двора напротив жила, Игнатьича дочке. Только вот Варвара тех сватов взашей выгнала, да велела Василию передать, что, коли он для царевны негож, то для нее-то и подавно. Обидно ей, вишь, стало, что жених красотой ее да статью пренебрег, пошел прежде в столицу получше невесту искать.

А на Ивана, наоборот, девки с интересом посматривать стали. Уж коли, думают, его сам царь героем величает, так он, поди, и не такой уж дурак. А что? Выйти за него замуж, запилить до смерти, чтоб на государеву службу шел, а там, глядишь, и до генерала выслужится. И будешь тогда в мехах да брильянтах ходить, а все подружки локти кусать станут - генеральше завидовать.

Уж теперь девки наперебой стали на луг к пастушку ходить - то обед, то завтрак ему принести, а то и просто поболтать посидеть. Иванушке оно поначалу и нравилось даже, только надоело быстро. Ведь никакого покою! Стал он коров куда подальше гонять, чтоб невесты не добрались. Все одно, правда, отважные иной раз находились.

А Марья-Царевна тем часом в своей светелке в высоком тереме сохла. Все-то ей не в радость было. Платье новое - тоску нагоняет, девок дворовых да кухонных за косы таскать - скучно... Все об Иванушке Марья думу думает. Никто с ней прежде, как Иван, разговаривать не смел - все лебезили да заискивали. Ей бы и рассердиться на него - а вот не выходит. Да еще все объяснить зачем-то хочется, что не такая она вовсе капризная и испорченная, как все думают, и совсем уж не такая балованная... Словом, влюбилась наша царевна. Ходит Марья грустная, задумчивая. Со слугами по-людски разговаривать стала. Только с мамками да няньками скучно ей - старые они, мол, что они в сердешных делах понимать могут! Выбрала себе Саньку с кухни в наперсницы - стала ей о беде своей рассказывать да советоваться. Санька-то - девка ушлая, мигом все придумала и насоветовала:

- А ты, - говорит, - царевна, сбежала бы от батюшки, да - к нему, к Ивану, в деревню подалась.

- А вдруг он меня не любит? И ведь наверняка даже, что не любит!

- А ты похитрее действуй. Во-первых, в простое платье переоденься. Все одно в твоих нарядах по дорогам несподручно бродить. И лучше даже вовсе нищенкой прикинься. В лохмотьях-то тебя и не признает никто. Спокойно дойдешь до деревни, выспросишь у людей, где Иван твой живет, и в тот дом постучишься, ночевать попросишься. Нешто ж не пустют? Бабы деревенские - они ж сердобольные. Коли жива у него матушка - непременно впустит и на перине спать уложит. А к утру, может, больной скажешься. Еще полежишь. А там все к тебе и привыкнут. Станешь матушке его по хозяйству помогать. Глядишь, Ваня твой тебя и полюбит потихоньку. Ну, тогда уж и откроешься во всем, поженитесь, детишек наплодите, долго и счастливо, и все такое...

- А вдруг не полюбит?

- Ой, ну что ты заладила... - сморщилась Санька. - Ну не полюбит... вернешься к батюшке. Ты царевна вообще-то или где? Прикажешь тогда Ивану явиться и жениться. На тебе, конечно, жениться.

- А вдруг батюшка мой против будет?

- А батюшке ты истерику закатишь. Он тогда на все согласный будет.

- Ага... а может, тогда проще сразу приказать - явиться и жениться?

- Можно и сразу, конечно... - вздохнула Санька. - Только лучше б ты, царевна, сначала все ж попробовала хоть - может, добром у вас еще сладится...