Гром победы

   — Народ изнемогает, Серж! Канцелярия тайных розыскных дел хватает людей, пытает, ссылает, казнит! Подумайте! За одно только слово возмущения засильем иноземцев, жестокостью и произволом властей, и этим ужасным казнокрадством!..

Собственно, Канцелярия тайных розыскных дел всего лишь заменила соответственный Преображенский приказ, точно таким же образом надзиравший за выступлениями против властей. Приказы — это были уже довольно старые функциональные органы управления, так это называется. А не выступали против власти ни «словом», ни «делом» только при царе Горохе, потому что при этом царе не было ни жестокости, ни произвола, ни казнокрадства, ну и никакого насилия, и никаких казней и пыток... Но ведь не в этом была суть. Надо было внушать, и внушать, и внушать, что сейчас положение просто невыносимое, хуже, чем всегда. И по самой простой причине хуже...

Вот это было самое любимое: засилье иноземцев. Правда, против самой Анны Иоанновны ничего нельзя было сказать. Что с неё возьмёшь — дочь Ивана Алексеевича и Прасковьи Фёдоровны! Зато Бирон и остальные...

   — Сын герцогского конюха — «сиятельный граф»! Что Вы на это скажете, Серж?

Серж знал, что Бирон — не сын конюха, что отец Эрнста Бирона владел в Курляндии небольшим поместьем Димзе и служил управителем Каленца — имения курляндских герцогов. И сам Эрнст не являлся таким уж тупым злодеем, грубым и необразованным, он в молодости учился в Кёнигсбергском университете, из чего (впрочем или увы) не следует, что он мог очень хорошо управлять каким бы то ни было государством, Очень хорошо — нет, не мог, но и не был так уж страшен. Но надо было внушить, что уже невозможно терпеть!

   — Серж! Все эти Остерманы и Бироны! (Андрей Иванович вовсе не был дружен с Бироном, но очень уж хорошо звучало: «Все эти Остерманы и Бироны!») Это вызов, грубый вызов русскому чувству национальной чести! Народные бедствия, Серж!..

И он понимал и подхватывал:

   — Эти немцы расселись вокруг российского престола, точно голодные кошки вокруг горшка с кашей!..

И она видела себя и его как бы со стороны, и всё это было невероятно комично. И она начинала смеяться, смеяться...

   — Вы... Вы полагаете, шоп Серж, будто каша в горшке — наиболее привлекательная для голодных кошек пища? Не лучше ли будет вот так: «Расселись вокруг... сковороды с жареной рыбой...» Вот так!..

Но по его взгляду она понимала, что смех смехом, а совсем из роли выходить нельзя. Если уж ты — на сцене, играй!

   — Нет, — не соглашался он, — вот так не будет лучше. Каша в горшке более отвечает русскому чувству национальной чести!..

Но покамест всё было — одни слова. И когда она намекнула на возможные французские — от короля — ей — деньги, де Шетарди вдруг сделался сух и просто сказал, что ещё не время. Она поняла, что совершила ошибку, она ведь почти попросила. А не надобно просить! И на другой день она не приняла его. И на третий. И на четвёртый. На пятый — тоже не приняла, письмо вернула нераспечатанным. На шестой — письмо (новое) прочла. Он молил о встрече. Приняла. Он и вправду сильно привязался к ней. Полюбил? В глубине души она его презирала и не верила в его чувства к ней. Но теперь он совершил ошибку. С ходу стал просить у неё прощения. Она, конечно, сделала вид, будто не понимает, о чём это он. Что это он ей обещает? Разве она о чём-то просила его?..

Но всё же смягчилась самую малость и позволила ему оправдываться. Он заверял, что даст знать Его величеству, как только... как только придёт время...

   — Я не понимаю, о чём Вы! Я ни о чём не просила Вас. Что вы себе вообразили? И что это такое, это Ваше, да, Ваше, не спорьте, время, которое, видите ли, «придёт»?!

   — Я только имел в виду, что когда прояснится перспектива, тогда Его величество... тогда непременно будут деньги из Франции, много денег...

   — Меня всё это совершенно не интересует! Я просто не понимаю, о каких деньгах вы говорите... — Он хотел было начать объяснять, но она остановила его досадливо: — Но главное, главное, о какой перспективе?

   — О перспективе Вашего восшествия на престол. — Он поклонился.

   — По-русски это называется: «Сидеть у моря и ждать погоды». Знаете?!

   — Я знаю, что, возможно, нам не придётся обращаться за денежной помощью к Его величеству. Возможно, мы сумеем обойтись своими, русскими силами...

   — «Нам»? «Мы»?

   — Вы и я, Ваше высочество.

   — Я не расспрашиваю Вас далее...

Они поняли друг друга. Всё должно было происходить без её участия. Он также предполагал обходиться «русскими силами», но отнюдь не подвергая себя опасности.

Верховный тайный совет утерял прежнее значение, превратился в никчёмный довесок, в докучную кучку недовольных. У власти оставались те, что сумели к власти пробиться, и среди них прежние ближайшие сотрудники Петра Великого — Остерман (он занимался иностранными делами) и Миних, командовавший армией. Известный заговор, во главе которого встали князья Долгоруковы и Голицыны, провалился, однако. Вновь сорвалось возведение Елизаветы на престол. Людовик XV поскупился профинансировать французскими деньгами «русские силы». Кабинет-министр Волынский был казнён. Сама Елизавета и де Шетарди на первый взгляд не имели никакого касательства ни к заговору, ни к его краху. И, возможно, какие-то бедные провинциальные дворяне даже верили в легенду о цесаревне обиженной, которой честные люди пытаются помочь, даже рискуя для этого жизнью...

Елизавета встретилась с посланником шведским и осторожно намекнула на возможность некоторых уступок в будущем со стороны России, речь шла о спорных финских землях... Рассчитывать на деньги небогатого Шведского королевства не приходилось, но ведь бывают случаи, когда нейтралитет, неучастие в иных событиях даже и дороже помощи реальной...

Отношения Лизеты с кузиной-императрицей были совершенно учтиво-официальные. Побыв курляндской герцогиней, Анна Иоанновна, однако, мало отличалась в своём быту от первых романовских цариц. Дурки, шуты и шутихи, карлики и карлицы заполняли комнаты государыни, совершенно как при Евдокии Стрешневой или Марье Милославских. Елизавета не бывала у императрицы «запросто», что называется, блистая лишь на балах и приёмах, до которых Анна Иоанновна также была охотница.

Андрей Иванович не водил с Бироном близкой дружбы. Но существовала одна особа, бывшая с любимцем императрицы в отношениях весьма коротких. И кто же? Сама Елизавет Петровна!

Вскоре после провала известного заговора и последовавшей казни кабинет-министра Эрнст Бирон, уже не «сиятельный граф», но «светлейший князь Курляндский», посетил цесаревну в её доме. После незначащих и любезных фраз, составивших первые такты разговора, началось важное.

   — Государыня имеет на Вас определённые виды, Ваше высочество.

   — Речь идёт о заключении брака? — Лизета сделалась безупречна и строга.

   — Речь идёт о возможности Вашей высылки в места достаточно отдалённые.

   — В монастырь? Принцессу? Дочь великого Петра? На глазах у всей Европы?

   — Европа всегда будет на стороне победителей в России, каковы бы они ни были, поверьте моему опыту.

   — Народ не простит, подобные действия ускорят...

   — Падение государыни, Вы желали сказать?

   — Оставим околичности! Что нужно Вам сейчас? Зачем Вы здесь?

   — Я желал бы спасти Ваше высочество от ссылки...

   — Вот теперь мне совершенно ясно, что эта возможность ссылки существует исключительно в Вашем воображении!

   — Подобную фантазию не так трудно претворить в жизнь действительную. Вам неизвестно моё влияние на государыню?

   — О!

   — Так многозначительно?

   — Вы намереваетесь клеветать на меня императрице?

   — Клеветать? Нет, всего лишь дополнительно разъяснить происхождение некоторых слухов и толков о том, что именуется в иных кругах «засильем иноземцев». Кстати, что означает недавний слух о неких «немецких родственниках», которым государыня желает завещать престол?