Исток

Дир понимал, что одна из главнейших задач — переманить торговые караваны с Волги на Днепр. Для этого следовало завладеть Западной Двиной и Смоленском, ибо именно там расходились пути на Днепр и на Волгу. Не подведя под свою руку дреговичей, контролировавших Западную Двину, это было неосуществимо. А там и захват Смоленска становился предопределённым.

Давно уже примыслил Дир покорить дреговичей, да всё как-то не случалось достаточных оснований. Сделать это силой было нельзя. Но и глядеть на то, как болотные жители живут сами по себе, никому не давая дани, Диру было невыносимо.

Надо было сделать так, чтобы дреговичи сами попросились под руку киевского князя...

Князь может быть не слишком храбрым и сноровистым в рати, но в замыслах должен быть крепок. И не должен забывать ни на миг: если с народом твоим случится беда, если на землю твою навалится несчастье, народ первым обвинит в этом тебя! А сколько времени пройдёт от обвинения до расправы, никто загадать не сможет... Может князь утром проснуться правителем огромной земли, а к заходу солнца ветер и пепел развеет над кострищем, где его сожгли. А после, конечно, волхвы растолкуют народу, что все беды от того князя и проистекали. Волхвы могут растолковать всё... Держать смердов в повиновении без помощи волхвов не удалось бы ни князю, ни боярину.

Оловянное зимнее солнце медленно опускалось за тёмной кромкой дальнего леса, когда пасынок Гордята, нахлёстывая заморённого коня, подскакал к городским воротам, ударил тупым концом копья в дубовую плаху, зычно крикнул:

   — Эге-гей, отворяй!..

Следом за пасынком вскоре подтянулась полусотня вершников, сопровождавших санный поезд.

Сверху на голову Гордяты посыпался снег из-под ног замешкавшегося караульщика, с боевой площадки свесился воротный стражник, долго и недоверчиво разглядывал запоздалых гостей.

   — Ну, где там твой князь Милорад? — нахально осведомился Гордята. — Отчего не встречает брата своего названого?

   — Когда это он побратался и с кем?.. — недоумённо покрутил головой старший воротный стражник и не решился отдать приказ своим гридям, чтобы снимали запоры, поманил к себе безусого ратника, шепнул ему что-то.

Отрок сбежал по лестнице вниз и ускакал в город, а караульщик завёл неспешный разговор:

   — Кто таков? Куда путь держишь?

   — Да ты не признал князя киевского Аскольда, курицын сын? — возмутился Гордята и погрозил караульщику плетью: — Вот как велит Милорад всыпать тебе для памяти...

   — Кто таков? Куда путь держишь? — угрюмо повторил караульщик.

   — Светлый князь киевский Аскольд! — приподнимаясь в стременах, гаркнул пасынок во всю глотку. — А путь держим на полночь, в Славгород, с гостьбой... Довольно с тебя?!

   — А кто вас разберёт, с гостьбой идёте али воевать, — проворчал караульщик, озадаченно почёсывая затылок.

Вскоре послышался хруст морозного снега под копытами, жалобно заскрипели ступени, и над воротами показалось круглое заспанное лицо полоцкого князя Милорада.

Вглядевшись в лица обозников, Милорад махнул рукой.

Заскрипели дубовые створки, распахнулись для проезда, затем опустился на внутренний ров лёгкий мостик, по которому потянулся в город обоз.

   — Обогреться с дороги и то не пускаешь, — устало пожаловался Аскольд.

   — Вижу, как ты греешься... Небось все в бармах да в кольчугах. От вас, киевлян, всякого ожидать можно... — проворчал Милорад.

   — Намедни проходили краем земли дреговичей, лихие люди едва не отбили десяток саней с житом, — понизив голос, сказал Аскольд. — Зашли в твои земли, думали, что у тебя поспокойнее, да где там!.. Твои же смерды накинулись на обоз, словно волки голодные! Ты бы проучил одного-другого, третьему неповадно будет разбойничать!..

   — Почём знаешь, что мои люди шалят? По лесам в эту пору мно-о-го народу всякого шастает. Радимичи забредали, словене промышляли, те же дреговичи покоя не дают... Оголодали смерды, за мешок жита готовы голову на кон поставить... Ты, часом, не жито везёшь?

   — Есть и жито, — уклончиво ответил Аскольд. — Под Киевом жито нынешний год хорошо уродило...

В княжеский терем приглашён был лишь Аскольд да с ним дюжина пасынков. Елену сенные девушки провели на женскую половину терема, а всем прочим киевским обозникам Милорад повелел размещаться в холодной повалуше и на конюшне.

Поднялся в Детинце шум и гам, холопы зажигали смолье, вздували огонь в печах, распахивали настежь амбары. Суетилась полоцкая дворня, приготовляя неурочный пир.

В подарок Милораду Аскольд поднёс две большие амфоры корсунского вина, да корчагу греческого масла, да разных сладких сушёных заморских овощей — то-то обрадовался толстяк! Словно дитя малое! Уж не знал, чем и отдариться.

Повелел наутро зажарить молодого бычка, а пока откупорить пять бочонков хмельного мёда и выставить на столы разносолы и готовизну.

В гридницу по одному, по два сходились полоцкие старшины, воеводы, старцы градские. Чинно отвешивали поклоны, степенно рассаживались вдоль стен, попивали мёд и пиво, прислушивались к беседе, которую вели между собой светлые князья Милорад да Аскольд.

Киевский князь делился с Милорадом летошними новостями.

   — Минувшим травнем приходили к нам в Киев ляхи с торговлей... А по пути проходили они через землю дреговичскую... Кто там нынче правит?

   — По смерти отца своего стал там володеть молодой князь Олдама, — пренебрежительно усмехнулся Милорад и шумно отхлебнул из серебряного кубка добрый глоток багрового заморского вина.

   — Да, точно, Олдама! И сказывали ляхи, будто бы тот князь Олдама перед всем честным народом похвалялся, что пойдёт походом на Полоцк и что тебя, Милорад, заставит платить себе дань во всякое лето.

   — Не белены ли, часом, объелся тот дрегович? — возмущённо спросил Милорад и дёрнул себя за ус.

   — Того не ведаю, — добродушно ответствовал киевский князь. — Что мне ляхи баяли, то я тебе передал... Знаю только, что у тех ляхов купил князь Олдама мечей германских до полусотни и в Киев людей своих присылал, чтоб меняли они мягкую рухлядь на щиты и секиры... Киевские щитники — мастера известные. К нам за щитами, почитай, от всех земель приезжают...

   — Неужто и впрямь Олдама воевать задумал?.. — всё ещё не веря услышанному, спросил Милорад. — Дурная кровь взыграла или молодая спесь покоя не даёт?

Схватил со стола чашу с хмельным мёдом, единым духом осушил, вытер усы, грозно усмехнулся.

   — Скажу, как на духу, брат Аскольд, — наклоняясь к сотрапезнику, доверительно поведал Милорад. — Ведь собирался и сам я нынче наведаться в землю дреговичей... Так ведь к ним и ходить — только ноги трудить. Взять-то с голого — нечего! Живут по гнилым болотам, голодают, беличьим мясом питаются, тьфу!..

   — Вот и пособил бы Олдаме, увёл бы от него сотню-другую людишек, всё ж легче им было бы прокормиться! — хитро усмехнулся Аскольд, похлопывая полоцкого князя по плечу. — Олдаме — облегчение и тебе — прибыток. Ополонился бы челядью, да и свёз на торжище. Хоть ко мне, в Киев, а хоть к урманам, в Бирку... Сам знаешь, там за девок можно выменять чего ни пожелаешь!..

   — И то верно, — согласился Милорад, ударяя себя по толстым ляжкам. — А девки дреговичские — ух, ядрёные, даром что на одной мякине вскормлены. Верно говоришь, брат Аскольд! Надо непременно сходить... Ох, надобно проучить щенка, чтобы язык-то поукоротил!

   — А к Гостомыслу не собираешься? Минувшим летом приходил в Киев воевода Вадим, просил прислать в Славгород обоз жита... Баял, будто по весне придёт к нему войско немалое, их кормить надобно, а своего жита у Гостомысла до весны своим отрокам не хватает, а тут целое войско кормить-поить... Призывает он к себе ратных людей от всех племён... Походом идти на кого-то вздумал или к себе незваных Гостей поджидает...