Страница 48 из 63
Он достал телефон со своего кармана и переступил через полотенце на полу. Присев рядом со мной, он протянул руку к пустому стаканчику из-под кофе. Взамен он дал мне свой телефон.
— Что мне делать?
— Смотреть.
Я смотрел. Он открыл свою фото-галерею. В начале была фотография меня, беззаботного и радостного, направляющего яростные дьявольские рога на него. Там была фотография, которую мы сделали на кладбище «Голливуд навсегда», — полыхающее за кривыми пальмами небо. Фотография с нами на Колесе обозрения на пирсе в Санта-Монике той ночью, когда я пошел гулять с ним после того, как Изабел покинула мою квартиру.
Эти фотографии я ожидал. Но не ожидал остальных. Там были фотографии серферов, бегущих к воде. Кучек народа перед клубами. Безумная плантация пальм в форме верблюда. Огненное небо на горизонте Л.А… Неоновая вывеска, гласящая «комната веселья». Павлин, выглядывающий из-за стены. Мужчина в голубом белье, бегущий по тротуару. Звезда Дэвида Боуи на Аллее Славы. Пагода в Кореа-тауне. Искристое милое граффити на старом внедорожнике. Автопортрет его самого в отражении его машины, улыбающегося, несмотря на то, что он один.
Он сделал то, что я сказал. Он стал туристом в родном городе.
— Это было не по работе, — сказал он мне. — Только я сам.
После небольшой паузы он спросил:
— Почему ты сбежал от своих родителей?
Я закрыл глаза. Я мог так четко вспомнить их двоих возле мустанга, и это все еще убивало меня.
— Потому что я не могу смотреть на них, — возникла долгая пауза, и он не заполнил ее. — Я думал, что закончу как они, когда еще жил в Нью-Йорке. Я думал, что так и выглядят взрослые. Я не могу принять это.
— Не мог.
Я открыл глаза.
— Что?
— Не мог, а не не можешь. Потому что ты не такой, как они, верно? Ты не боишься стать таким сейчас.
Но я в некотором смысле был. Дело было не в том, что я боялся стать ими, а в чем-то большем — я боялся стать тем Коулом, которым был, когда жил с ними. Коулом, который так устал от мира. Тем мной, который осознал, что нет смысла быть здесь, в то время, как «здесь» подразумевало жизнь.
Мой живот заурчал достаточно громко, чтобы мы оба услышали это.
— Я умираю с голоду, — сказал я.
Леон произнес:
— Тебе стоит позавтракать со своими родителями.
— Я не знаю, как с ними разговаривать.
Он забрал у меня свой телефон и выпрямился.
— Также, как и со мной. Но, возможно, надев какие-то штаны.
Глава 37
ИЗАБЕЛ •
Я пошла в «Блаш». Я выполнила свою работу. Я продала множество леггинсов. Сьерра напомнила мне о свой предстоящей вечеринке.
Я пошла на урок. Я выполнила свою практику. Я перевернула множество стариков и убрала множество грязных кроватей.
Я пошла домой. Моя мать записала мой внедорожник в автомастерскую. Моя тетя подарила мне букет из визиток терапевтов. Несмотря на то, что я ходила к терапевту несколько лет. Разговоры были дешевкой. Я хотела, чтобы они обе накричали на меня из-за внедорожника — отец бы так и сделал. Но его там не было.
Никогда больше.
Коул написал мне: «Поговорим?»
Я ответила: «Нет».
Он ответил: «Займемся сексом?».
Я ответила: «Нет».
Он ответил: «Что-либо?».
Я не ответила. Он не написал снова.
Выдохнуть и повторить. Работа. Урок. Дом. Работа. Урок. Дом.
Я не писала Коулу, но все еще продолжала обновлять Виртуального Коула. Мне нужно было увидеться с ним, чтобы отдать его телефон, а я не думала, что смогу это пережить. И во мне не было жестокости, чтобы издеваться над ним, держа в заложниках его присутствие в Интернете. И, в любом случае, обновление Виртуального Коула было единственной вещью, что напоминала мне, что жизнь вообще двигалась вперед.
Глава 38
КОУЛ •
Перед тем, как пойти в закусочную, я позвонил Грейс. На самом деле, я звонил Сэму, но трубку взяла Грейс.
— Это конец, — сказал я. — Я собираюсь позавтракать вместе со своими родителями.
— Прошлой ночью у меня был ужасный кошмар о тебе, — задумчиво произнесла Грейс.
— Я бегал по Л.А. и кусал людей? Потому что это уже случалось.
— Нет, — ответила она. — Ты вернулся домой.
До этого момента я не замечал, что моя дружеская съемочная группа сидела на бордюре прямо за углом. А это значило, что мои родители уже здесь.
Я не был уверен, что мог сделать это, без разницы, что там сказал Леон. Погодными условиями моего сердца был мрак.
Грейс говорила. Она все еще что-то говорила. Она закончила:
— Вот и все.
— Есть какой-нибудь совет?
— Коул, я только что дала его тебе.
— Скажи это снова. Итоговую версию. Сводку.
— Сэм только что велел мне сказать тебе, что важнее всего — не поступать с ними так, как ты сделал это в выпуске.
— Этого не случится, — ответил я, — потому что я сомневаюсь, что они снова оставят ключи в машине. Пожелай мне удачи.
Она пожелала, но я не чувствовал себя удачливым. Я пошел в закусочную.
Я сразу заметил их в одной из красных виниловых кабинок. Они выглядели как странная альбомная обложка: прекрасно подобранная пожилая пара, идеально неподходящая к стене цвета зеленого лайма позади них. Я выбрал эту закусочную местом встречи, потому что решил, что это будет немного более в их стиле, но, возможно, моим родителям не подходило ничего в этом городе.
Они заметили меня. Они не помахали. Это было справедливо. Я заслужил это.
Я остановился на входе в кабинку.
— Привет, веселые родители, — сказал я. Повисла ужасно долгая пауза. Моя мать приложила к своей щеке салфетку. — Могу я к вам присоединиться?
Мой отец кивнул.
Камеры устроились напротив нас. Мой отец посмотрел на них. Они одновременно придвинули мне по столу меню.
Когда я сел, мой отец сказал:
— Мы еще не сделали заказ.
Моя мать спросила:
— Что здесь есть стоящее? — что было гораздо лучше любого из вопросов, которые, я боялся, она могла задать. Вроде «Где ты был?», или «Почему ты нам не позвонил?», или «Где Виктор?», или «Ты собираешься домой?».
Проблема была в том, что я хотел ответить что-то вроде «Я не уверен, на чем специализируется это прекрасное заведение, но, думаю, этот дружелюбный работник просветит нас!», а затем втянуть втянуть официанта в захватывающую, слегка театральную драму. Но что-то в том, как они начали разговор — в роли моих родителей — вроде как отбросило эту возможность. Это заставило меня быть их сыном. Это заставило меня быть другой версией меня. Старым мной.
— Я не бывал здесь раньше, — ответил я. Безропотно. Невинно. Мой голос был мне незнаком. Они были одеты в то же, что и в последний раз, когда я их видел, или, может, весь их гардероб выглядел одинаково. Усадите моего старшего брата в кабинку рядом со мной, и семья Сен-Клеров будет такой же, как была всегда. Я не знал, зачем пришел. Я не мог это сделать.
— Мы видели, где ты остановился, — сказала моя мать. — Дворик кажется милым.
Венис-Бич был раем на земле, точной формой и цветом моей души, но было невозможно донести это им. Не в том смысле, что они бы не поняли. Они бы стали спрашивать, как люди могут жить без гаражей и почему тротуары так плохо ухожены.
Мои родители листали свои меню. Я передвинул солонку и перечницу, выстроил пакеты с сахаром и сахзамом по цветам.
— Здесь говориться только «яйцо-пашот», — вполголоса сказал мой отец матери. — Думаешь, они сделают глазунью?
Боже, они даже пахли также, как и всегда. Тот же стиральный порошок.
Если бы я мог просто придумать, что сказать на их языке, то смог бы пережить это.
Подошла работница:
— Вы, ребята, готовы сделать заказ?
Ей было около пятидесяти, тощая, как моя мать. Она была одета как старомодная официантка из пятидесятых, в дополнении с передником. Она держала небольшой блокнот и карандаш. В ее глазах читалась вселенская усталость.