Страница 47 из 63
Вещество, которое я ввел себе в вену, прорывалось через кровеносную систему в мозг. Добравшись к нему, оно царапало, било и кусало мой гипоталамус, посылая один и тот же сигнал:
волк
волк
волк
Боль рассеяла все мои мысли. Мой разум был химическим огнем, сжигающим самого себя. Я рухнул на плитку, потный и трясущийся, меня тошнило. Мои мысли испарились.
А затем…
Это был свет. Сияющий над головой, отражающийся в вечно меняющейся и никогда не растущей луже. Это был звук. Шипение брызжущей на землю воды, мягкое и продолжительное. Аромат: кислоты и фруктов, сладости и гнили.
Волк.
Глава 35
ИЗАБЕЛ •
Я вела машину.
Часть меня хотела продолжить ехать до конца моей жизни. Другая часть меня хотела к Коулу.
Я не знала, что было хуже.
В конце концов, я заметила, что еду вверх по побережью, мимо Малибу. Дорога была темной и извилистой, с одной стороны — скалистое побережье и бушующее море, с другой — крутые, поросшие кустарником утесы гор. Исчезли пальмы, люди, дома. Едучи по какой-то каньонной дороге, мне казалось, что я направляюсь прямиком в темное ночное небо или же в темный ночной океан. Я понятия не имела, который час. Это был конец света.
Наконец, я остановила внедорожник на одной из смотровых площадок. Внизу волны прибоя образовали кривую белую линию параллельно берегу. Все остальное было темным.
Я вышла. Воздух снаружи леденил кожу. Мои коленки тряслись, как и руки. Некоторое время я стояла там, обернув вокруг себя руки, дрожа, и размышляя, мог ли случиться эмоциональный шок, если у тебя не было эмоций.
Наверное, пришло время признать, что у меня были эмоции и они предали меня.
Затем я открыла багажник внедорожника, достала оттуда монтировку и закрыла его. Я подумала о том болезненном чувстве в желудке, когда впервые увидела Коула на вечеринке. В ретроспективе это было то же чувство, что и когда мой отец заговорил странным голосом немногим ранее. Когда я поняла, что он собирается сказать мне что-то, что я не хочу услышать.
Я посмотрела на белую как луна машину. Покрепче сжала монтировку.
А затем я расхреначила внедорожник.
Первая вмятина была не из лучших. Не было ничего удивительного в том, чтобы ударить монтировкой по автомобилю и оставить вмятину. Это то, что случается, когда бьешь чем-то металлическим по чему-то металлическому.
Но второй удар. Он послал по моему телу волну ощущений. Это меня удивило. Я не думала, что это случится после второго замаха, или третьего или даже четвертого. Затем я осознала, что никогда не прекращу крушить эту машину. Я разбила двери и капот, растрощила большие бамперы.
В моей голове не било ничего, кроме знания, что завтра мне придется вести эту штуковину, так что я не разбила стекла, фары и все, что должно было удерживать ее на ходу. Я не хотела ее сломать.
Я хотела ее изуродовать.
Монтировка содрала белую краску до самого металла. Под всем этим глянцем были ее скучные и утилитарные кишки.
Наконец, когда моя ладонь уже горела от усилий, которые я вкладывала в удары монтировкой, я поняла, как сильно устала.
Я чувствовала себя опустошенной. Как будто мне было плевать.
Что значило, я была готова вернуться домой.
Глава 36
КОУЛ •
— Мистер Сен-Клер?
Я не открыл глаза, но понял, где находился. Ну, какого типа было то место. Я узнал ощущение кафеля подо мной и запах хлорки в миллиметрах от меня. Шероховатость между моими бедрами и полом. Я был на полу ванной. В ушах стоял гул.
— Коул? Не возражаешь, если я войду?
Немного больше времени ушло на то, чтобы понять, в какой именно ванной я был. Мне пришлось вернуться назад во времени, постепенно сужая круг поисков. Земля. Северная Америка. США. Калифорния. Лос-Анджелес. Венис. Квартира. Ад.
— Коул? — голос, казалось, раздумывал. — Я вхожу.
Сквозь звон в ушах я услышал, как дернули дверную ручку. Я немного приоткрыл глаза. Это действие требовало много мыслительного процесса и казалось неважным. Дверь все еще оставалась закрытой. Я задумался, мог ли представить голос. Я задумался, мог ли представить свое собственное тело. Мысль о том, чтобы пошевелить любой частью своего тела была такой же сложной, как и открыть глаза. Во рту было ужасно сухо, как будто лицо иссохло изнутри.
Дверь дернулась. Я был слишком мертв, чтобы вздрогнуть.
Она снова дернулась.
А затем она распахнулась, но мои ноги не дали ей сделать это полностью. Пара черных мужских ботинок остановилась передо мной в сопровождении аромата кофе. Они были не новыми, но очень чистыми.
Дверь толчком закрыли. Ботинки все еще были передо мной.
Я закрыл глаза. Я услышал шорох, а затем почувствовал, как чьи-то пальцы надавили на мое запястье, мое дыхание сталкивалось с чем-то поблизости. С рукой, проверяющей пульс. Я улавливал запах лосьона после бритья.
Леон испустил вздох облегчения.
Мгновенье спустя звон прекратился. Он вообще был не у меня в ушах. Он был из душа. Я слышал, как ботинки Леона хлюпали по влажному полу.
— Ты можешь сесть? — спросил он меня. А затем, не дожидаясь моего ответа, попросил, — Давай сделаем это.
Вокруг меня обернули полотенце, затем схватили за подмышки, болезненно дернули и оперли об угол раковины.
Я снова закрыл глаза.
В качестве нечеткого фона я слышал движения Леона, бегущую воду в раковине, шаги взад-вперед. Он поднес чашку к моим губам и осторожно наклонил. Возникла небольшая пауза, когда я поперхнулся и вдохнул жидкость вместо того, чтобы глотнуть, и потом он снова дал мне немного. Я сразу же почувствовал себя немного более живым. Я сказал:
— Что это? Что ты мне дал?
— Вода, — ответил Леон. — Ты лежал в ней, но не пил.
— Как ты сюда попал? — спросил я. Мой голос звучал также, как выглядела бумага. — Ты реален?
— Ты не отвечал на звонки, — ответил Леон. — И я решил, что ты, возможно, в беде… Я видел выпуск.
— Он уже вышел?
Он усмехнулся мне.
— Он вышел два дня назад.
Я испустил вздох. Пахло ужасно.
— Оу.
Леон принес одноразовый стаканчик с кофе из другой комнаты. Он протянул его мне, пристально наблюдая, чтобы я его не уронил. Я отхлебнул, пока он бросил еще одно полотенце на плитку и начал двигать им ногой, чтобы убрать воду и кровь.
— Он сладкий, — сказал я. Это был даже не кофе. Это был сахар, замаринованный в кофе. — Прям как я люблю
Леон пожал плечами.
— Ох уж эти современные дети.
Неожиданно я увидел его в фокусе, может, потому что эта фраза напомнила мне о том, как он принес мне энергетик в студию, или потому что моя система возвращалась к жизни из-за воды в сухом рте или сахара в кофе. Леон был одет как на работу: аккуратный костюм и чистые черные ботинки. Утреннее солнце из окна в ванной освещало его безупречную форму, пока он ногой двигал полотенце по этому грязному полу.
Мне было ужасно стыдно.
— Не… — сказал я. — Не надо. Я сам. Боже.
Леон прекратил. Он засунул руки в карманы своих брюк.
— Это отвратительно, — сказал я, но не уверен, о грязной плитке, о себе или о том, что Леон видел меня таким. — Это не… не та сторона меня, которую я хотел бы, чтобы ты увидел, друг. Это не то великое будущее, которое я запланировал для наших взаимоотношений.
Он пожал плечами, все еще держа руки в карманах.
— Не всегда все идет по плану.
— У меня — всегда.
— В таком случае, ты должен был это предусмотреть, — мягко произнес он.
Я допил кофе. Что мой желудок, что сердце сжались.
— Я потерял все твое доверие. Теперь я никогда не смогу убедить тебя бросить эту работу.
В глазах Леона была улыбка, хоть ее и не было на лице.
— Так вот каков был замысел?
— Ага. Радость и счастье для тебя, Леон, в этом залитом солнце раю.