Солдат

Конечно, вокруг были немцы, иногда на расстоянии 500 метров от моего КП, но в ходе ожесточенного и беспорядочного боя они не предприняли пи одной серьезной контратаки-, которая могла бы буквально стереть с лица земли наш карликовый плацдарм.

Это было вызвано главным образом сильным рассредоточением десантников. Приземляясь, они в первую очередь старались нарушить связь немцев. Когда командир 91-й немецкой дивизии был отрезан от своих частей, он сделал единственное, что ему оставалось: в штабной машине лично отправился посмотреть, что же в конце концов происходит в эту ужасную ночь. Но этого он никогда не увидел. На рассвете его машин* натолкнулась на патруль десантников, и он был убит, не успев даже вытащить пистолет. Лейтенант, командовавший патрулем, рассказывал мне эту историю, захлебываясь от восторга.

Между тем, если бы я как следует поразмыслил, я бы нашел, что у пего достаточно шансов разделить горькую участь моего германского коллеги. У нас не было ничего, кроме мелкого оружия — винтовок, пистолетов, гранат и легких ружей базука калибра 60 мм '. Мы крайне нуждались в пушках, в первую очередь — в 57-мм орудиях, чтобы можно было бороться с танками. Но пушки будут доставлены только на планерах вместе с 4000 десантников. Едва первые признаки зари начали появляться на востоке, прибыли планеры, но густая пелена утреннего тумана висела над самыми изгородями, и много машин разбилось при посадке. Среди поступавших к нам отрывочных сведений были и хорошие и дурные новости. К рассвету .первый объект, захват которого был намечен дивизией,— городок Сент-Мэр-Эглиз — перешел в наши руки. Известия о планерах были мепее радостными: приземлилось 24 планера, и почти все они получили сильные повреждения. 5

Одни напоролись на деревья, возвышавшиеся над изгородями, другие опустились в болото, и люди по плечи по* гружались в трясину, пытаясь вытащить из нее тяжелые радиостанции и противотанковые орудия.

Вскоре мы узнали и о больших людских потерях. Мой начальник штаба Док Итон и около половины моего штаба прибыли на планерах. Начальник штаба был ранен, начальник тыла получил огнестрельное ранение в переносицу, и его пришлось эвакуировать. Начальник артиллерийско-технического снабжения и хирург получили травмы при авариях планеров или ранения вскоре после приземления и тоже были эвакуированы. В ночном бою командир инженерного батальона и командир одного из пехотных полков попали в плен.

Мы сильно страдали не только от потерь в людях, но и от плохой связи. Мы нс могли связаться ни с войсками, которые в это время приближались к побережью, ни с Англией, ни с кем-либо на море.

Короче говоря, мы оказались в том положении, к которому всегда должна быть готова воздушнодесантная дивизия в момент своего вступления в бой. Я произвел перестановки среди оставшихся в живых офицеров штаба. Начальник оперативного отделения Уэйнек стал исполнять обязанности начальника штаба. Начальник связи Мурман принял на себя обязанности раненого начальника тыла. Часа через два-три КП заработал. Однако в течение еще по крайней мере 36 часов мы оставались в неведении относительно общего хода дел. Немцы хвастливо заявляли по радио, что они уничтожили 82-ю воз-душиодесантную дивизию,— ложь, которую мы пока не имели возможности опровергнуть. Позже мы узнали, что 82-я дивизия спустилась прямо на голову противника и нанесла тяжелый урон немецкой 91-й дивизии, переброшенной в этот район всего две недели назад в ожид&нии выброски нашего парашютного десанта.

Я могу только в общих чертах обрисовать случившееся в первые часы после десантирования: трудно вспомнить все детали событий. Вскоре после моего приземления вынырнул из темноты мой адъютант Д. Фейс, прыгнувший в одной группе со мной, а на рассвете появился и сержант Кейси — мой ординарец и пулеметчик. Утро наступило серое и сырое, а вместе с ним пришел сильный голод. Я взобрался на высокую изгородь на краю поля и вскрыл паек — первую порцию из трехдневного запаса, который каждый парашютист имел при себе.

Завтракая, я прислушивался к звукам ожесточенного боя, доносившимся со стороны Сеит-Мэр-Эглиза, метрах в 400 к востоку от нас,— взрывам снарядов, трескотне винтовок и автоматов. Приблизившись к городу, я с радостью узнал, что немцы отступили и городок в наших руках. Проходя по разрушенным улицам, на которых сейчас можно было увидеть только десантников, я взглянул на часы: оставалось несколько минут до восьми часов утра дня Д.

В городке я встретил своего начальника артиллерии Энди Марча, живого и здорового, но исцарапанного и не без ушибов: его планер опустился на верхушку дерева.

Весь это г день я то и дело сновал из своего КП в яблоневом саду в различные пункты, где шли напряженные бои. Хорошо изучив дамбы, которые ведут через болото, немцы оказывали неорганизованное, но яростное сопротивление нашему упорному продвижению к дамбе через р. Мер дере, В этот первый день мне почти не пришлось по-настоящему командовать дивизией. Я мог только бывать там, где, как мне казалось, шли наиболее горячие бои, и помогать командирам батальонов, которые пробивались к дамбам.

Разумеется, у меня не было никаких транспортных средств, а мне целый день приходилось путешествовать от своего КП к р, Мердере и обратно. Едва успевал я вернуться в яблоневый сад, как оттого или иного подразделения, задыхаясь, прибегал ординарец с сообщением, что все летит к чертям, и мне снова приходилось тащиться туда.

Я был невредим, но за всю свою жизнь никогда не уставал так, как к концу этого первого дня в Нормандии. Уже около полуночи, едва держась на ногах, как и большинство солдат, сражавшихся! весь день, я завернулся в грузовой парашют и прилег вздремнуть — первый раз за сорок восемь часов. Я забрался в ров, так как Сент-Мэр-Эглиз был совсем рядом и немецкие самолеты .всю ночь висели над нами, сбрасывая 220-килограммовые бомбы, а немецкая артиллерия вела непрерывный огонь.

Уже глубокой ночью кто-то разбудил меня, тряся за плечо. Это был связной от одного из батальонов, которые вели бои на подступах к переправе. Он сообщил, что немцы крупными силами контратакуют через дамбы.

Что я мог, черт побери, поделать с этим один, без всякой поддержки? Я отослал связного назад с приказом командиру батальона держаться до последней возможности. Отступить ему разрешалось только в случае крайней необходимости. После этого я снова завернулся в парашют и заснул. Батальон выстоял.

Едва забрезжил рассвет, я проснулся, разбитый, с ноющими суставами, но освежившийся. Налив в шлем горячей воды, я начал бриться. К этому .времени у меня уже был полевой телефон в кожаном футляре, и едва я успел побриться наполовину, он зазвонил. Это командир батальона, занимавшего позиции у реки, доносил о ночных действиях своего подразделения. Когда, положив телефонную трубку, я снова потянулся за своей бритвой, она уже исчезла: какой-то мерзавец украл ее.

Чем больше десантников, рассеянных при выброске, собиралось в свои подразделения, тем сильнее мы теснили немцев. Начали действовать радиостанции, извлеченные из-под обломков планеров, и связь вскоре значительно улучшилась. Бой начал принимать уже какие-то определенные, организованные формы, хотя все еше ни в какой степени не напоминал обстановки, которую фельдмаршал Монтгомери любил называть «аккуратной».

К рассвету третьего дня счастье окончательно склонилось на пашу сторону. Отдельные подразделения 82-й воздушнодесантной дивизии установили контакт с патрулями 4-й пехотной дивизии, высадившейся с моря на плацдарм «Юта» 6.

Вскоре после этого заместитель командира 4-й дивизии Тэд Рузвельт прибыл на мой КП с предложением окачЗать нам помощь артиллерией и боеприпасами. Пожалуй, это была наша предпоследняя встреча. Я давно дружил с этим бравым офицером — еще с тех пор, когда он был губернатором Филиппин, а я, тогда молодой капитан, состоял при нем военным советником. Через несколько дней он умер — не от ран (хотя он всегда находился на самых опасных участках; казалось, еще не отлита была пуля, которая могла бы его поразить!), а от сердечного припадка". В последний раз мы на минутку встретились