Солдат

Он подчеркнул, что ему не нужны продолжительные и исчерпывающие обследования. Признавая наш огромный коллективный опыт, он требует, чтобы мы высказали свои личные взгляды честно и без обиняков. При прощании президент спросил каждого из нас, нет ли каких-либо причин, которые помешали бы нам внимательно изучить нашу национальную политику и дать ему свои рекомендации относительно общего характера военной организации, необходимой для обеспечений Этой Политики. Я ответил, что таких причин, конечно, нет.

Мы провели этот месяц в разъездах, иногда все вместе, например, во время продолжительной поездки на запад для осмотра атомных сооружений, иногда по одному, посещая основные учреждения своего вида вооруженных сил. В это время я имел возможность почти в последний раз «ощутить» обстановку на местности, что одинаково ценно для командира и .в мирное, и в военное время. Позже, когда мы возглавили свои ведомства и вынуждены были выполнять множество обязанностей, такие поездки стали невозможны.

Разъезжая по всей стране, мы представили себе общую картину всей нашей военной организации и лучше узнали друг друга — в этом была несомненная польза наших путешествий. Адмирала Рэдфорда я встречал несколько раз на Тихом океане, и его высокая репутация це была для меня тайной. Адмирала Кэрни я узнал, когда он был главнокомандующим вооруженными силами южной зоны Европы, а я — верховным главнокомандующим вооруженными силами Североатлантического

285

союза. Мэта Туайнинга я тоже знал и восхищался им еще с тех пор, когда он был курсантом в Уэст-Пойнте. Правда, мне не посчастливилось служить вместе с ним в последующие годы.

Картина международной обстановки, развернувшаяся перед нами в течение этого месяца постоянных разъездов, в общих чертах казалась довольно светлой и только в некоторых деталях мрачноватой.

В Корее было подписано перемирие, и я был глубоко озабочен тем, что окончание военных * действий в Корее, по-видимому, принесло с собой многообещающие иллюзии о неизбежном установлении длительного мира. Такое успокоение распространилось не только в США, но и в странах некоторых наших самых стойких союзников. В странах НАТО уже наметилась вполне определенная тенденция растянуть приготовления к обороне на более продолжительный период, чем это было запланировано. Появились признаки того, что растягивание сроков может превратиться в нечто гораздо более опасное — в прямой отказ от обязательств, которые страны НАТО добровольно приняли на себя на Лиссабонской конференции в феврале 1952 года. К несчастью, в Западной Европе паши добрые друзья англичане, уставшие от аскетизма, порожденного тяжелыми военными обязательствами, возглатзи-ли этот процесс успокоения, а он, как мне казалось, навлекал катастрофу.

Япония тоже явно не торопилась с выполнением своих обещаний о подготовке к обороне. А на юге маши латиноамериканские соседи, дружба и поддержка которых столь важны для нашей общей безопасности, все более громко заявляли о своем недовольстве нашей политикой. Они чувствовали, что мы обращаем слишком много внимания на другие районы мира, предоставляя помощь своим бывшим врагам и в то же время игнорируя нужды старых друзей.

Целый месяц я изучал международную обстановку, и когда принял обязанности начальника штаба, некоторые факты стали для меня совершенно ясны. Наша национальная политика состояла в том, чтобы обеспечить мир. Для достижений этой.цели мы приняли на себя определенные обязательства — разместить по всему миру наши войска или предоставить материальную помощь более чем 50 союзным державам. Эти обязательства требовали

от нас определенного количества хорошо подготовленных войск в ключевых районах за морем и в Соединенных Штатах. Чтобы поддерживать эти войска на уровне, обеспечивающем возможность выполнения предстоящих, задач, необходимы финансовые средства.

Все эти оценки и расчеты основывались нс только на моих личных наблюдениях, но и на тщательно продуманных рекомендациях высших армейских офицеров — людей, которые несли громадную ответственность за выполнение возложенных на них задач. Это были честные, откровенные мнения опытных военных, и они базировались исключительно на военных соображениях.

К этому времени у меня сложились и некоторые соображения относительно обязанностей и функций начальника штаба. - <

На церемонии по случаю принесения присяги в Пентагоне в присутствии министра обороны Вильсона, министра армии Стивенса и сотрудников моего штаба я попытался с кристальной ясностью изложить свою позицию.

Когда президент приказал произвести реорганизацию министерства обороны, начал я, он подчеркнул важность двух основных целей—необходимость сохранения демократических институтов и воспитания у военнослужащих высоких моральных качеств. Первый пункт, заявил я, а именно: подчинение военных гражданским властям 33 — был столь единодушно принят офицерским корпусом, что не потребовалось никаких уточнений. Со времен Джорджа Вашингтона ни один военачальник никогда не забывал, что в первую очередь он гражданин и лишь во вторую — солдат и что подчиненные ему войска являются инструментом народной воли.

Второй пункт — воспитание у военнослужащих высоких моральных качебтв —как я чувствовал, нуждался в постоянном разъяснении и для других представителей правительства и для американского народа.

Воспитание у военнослужащих высоких моральных качеств, заявил я, означает, что мы должны располагать офицерским корпусом, обладающим такой репутацией и компетенцией, которые обеспечили бы квалифицированное профессиональное и духовное руководство нашим армиям. Этот принцип предполагает также наличие сержантского корпуса, обучаемого и вдохновляемого офицерским ♦корпусом, заповеди которого являются для него образцом. Эти постоянные профессиональные кадры должны быть достаточно велики и квалифицированы, чтобы служить постоянным источником воспитания преданности долгу, верности родине и профессионального мастерства. Если нам нужен этот источник руководства, добавил я, а без него у нас не будет армии, то он должен действительно отражать жизнь нации, то есть включать лучших людей страны, лучших по характеру, интеллекту, моральному облику и культуре.

Здесь кстати было бы добавить, что я никогда не разделял мнения моряков и летчиков, что они должны получать сливки молодежи страны ввиду большей сложности их боевой техники. Нс может быть никакого сравнения между людьми, связанными с управлением машиной, как бы ни было сложно ее устройство, и руководителями солдат в наземном бою, где человек находится во власти непосредственных реакций, свойственных живой человече-. ской плоти, и где сама жизнь всех солдат зависит от характера и мастерства их руководителей, Поворот штурвала, указание командира — и машина, будь то корабль или самолет, вступает в бой или немедленно выходит из него. У армейского командира нет такого механического приспособления независимо от того, командует ли он армией или отделением. Он может отдать приказ, но будут ли его подчиненные повиноваться ему, зависит от того влияния, которое он благодаря своему характеру, интеллекту и мастерству в состоянии оказывать на каждого подчиненного ему военнослужащего. Поэтому сержант, который возглавляет пехотное отделение, должен, на мой взгляд, обладать нс менее твердым характером и не меньшим интеллектом и мастерством, чем командир на само* лете или на корабельной артиллерийской батарее. Сейчас люди высшего типа нужны всем отраслям военного дела армии в неменьшей степени, чем другим видам вооруженных сил. Наконец,— и это основное — я заявил, что гражданские власти самым щепетильным образом должны уважать неприкосновенность взглядов, интеллектуальную свободу своего офицерского корпуса. Любая попытка, говорил я, навязать единство взглядов, верность какой-либо политике-военной «партийной линии» вопреки честно выраженным воззрениям ответственных офицеров может оказаться пагубной практикой, которая скорее нанесет вред, чем укрепит моральные качества военнослужащих.