Солдат

Мы снова двинулись вперед и вскоре подошли к шоссе. По-прежнему кругом было пусто—ни солдат, ни крестьян, ни даже какой-нибудь коровы. На обочине шоссе мы на минутку остановились, чтобы решить, как нам быть дальше. Вдруг далеко впереди мы увидели машину и бросились в сторону, в заросли кактуса. Приглядевшись, я увидел, что это один из наших виллисов, а в нем, черт возьми, мой старый друг Тэд Рузвельт! Я поднялся и окликнул его-, Мы дружелюбно обругали друг друга, как это всегда делают старые знакомые, неожиданно встречаясь при столь необычных обстоятельствах. Я спросил, какого дьявола он, заместитель командира I-й дивизии, шляется здесь один, без всякого оружия, с одной тросточкой. Тэд и мне задал такой же вопрос, хотя в руках у меня была винтовка.

Он тоже не видел парашютистов, и поэтому, с удовольствием поболтав с ним еще немного, я со своими спутниками двинулся дальше, все еще продолжая искать

подразделения 505-го полка. Наконец, мы вошли в сад, и там под смоковницей я увидел человека с капитанскими нашивками на плечах. Я подошел достаточно близко, но он продолжал сидеть, и это показалось мне странным.

— Кто вы?-—спросил я.

— Капитан Фоллмер,— ответил он.

— Что с вами случилось?

— Мне кажется, я сломал лодыжку, когда приземлялся,— сказал он.

— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? —снова спросил я..

Описывая Нормандскую операцию, я уже говорил, что тогда первым из встреченных мною парашютистов тоже был капитан Фоллмер.

Вскоре после встречи с Фоллмером я наткнулся на несколько груйп парашютистов, собравшихся вместе после того, как их далеко разбросало при выброске накануне ночью. Установив с ними связь, я вернулся на командный пункт Терри Аллена и сообщил ему о присутствии парашютистов перед передним краем его дивизии. Кроме того, мне надо было связаться по радио с 504-м полком, который находился на аэродромах в Тунисе, со-. бираясь выброситься на Сицилии в эту ночь.

Как теперь всем известно, эта выброска связана с одной из самых трагических ошибок второй мировой войны. Самолеты с солдатами 504-го полка оказались над флотом союзников как раз в тот момент, когда заканчивался налет немецкой авиации. Артиллерия • нашего флота, не разобравшись, открыла огонь пб медленно и низко летящим самолетам; береговые батареи тоже включились в стрельбу. Этой ночью мы потеряли 23 самолета и 97 человек. Многие солдаты успели выпрыгнуть из объятых пламенем самолетов и спастись. Еще'долго будут горячо спорить о ток, кого винить в этой трагической ошибке. Утверждают, что авиационное командование не уведомило флот о маршрутах, по которым должны были лететь самолеты, но дело нс в этом. Командующий флотом знал о десанте, а вот были ли своевременна уведомлены орудийные расчеты на всех кораблях— неизвестно. Во флоте были не только военные, но и транспортные суда, укомплектованные во многих случаях моряками торгового флота, Возможно, именно по*

этому система передачи приказов была налажена плохо. Наиболее же вероятно, что артиллеристы, возбужденные сильным налетом авиации противника, забыли о назначенном на этот час воздушном десанте и продолжали стрельбу, приняв свои транспортные самолеты за вражеские бомбардировщики, делающие очередной заход.

Урок был печальный и горький. Но такая ошибка больше не повторилась. Впоследствии при каждой выброске десанта стрельба запрещалась на всем пути полета транспортных самолетов. Вдоль этих коридоров наземные и морские части не имели права вести огонь даже по бомбардировщикам противника.

Мало-помалу нам удалось собрать большую часть дивизии: два парашютных полка, дивизион 75-лш вьючных гаубиц и некоторые артиллерийские подразделения 9-й дивизии, приданные нам для оказания артиллерийской подтержки. Теперь ми могли вести бой как легкая пехота. Прежде всего мы должны были занять район к западу от расположения 1-й дивизии Терри Аллена, а затем перейти в наступление и очистить от противника западную часть острова.

Впервые части дивизии вступили в настоящий бой, который немедленно выявил все се недостатки. Самая заметная ошибка, на мой взгляд, заключалась в излишней осторожности передовых подразделений. Попадая под огонь, они сразу же останавливались и начинали раздумывать. Постепенно я пришел к выводу, что наилучший способ заставить их двигаться вперед — это мне самому находиться среди них, постоянно быть вместе с ними, в авангарде. Именно там я был во время наступления в западной части острова.

Как-то мне передали, что генерал Паттон, глядя на развернутую перед ним карту, сказал одному из офицеров^ своего штаба: «Этот чертов сын Риджуэй развернул свой командный пункт там, где должны находиться его аванпосты. Скажите ему, чтобы он отодвинулся назад».

Эти слова Джорджа Паттона, который отнюдь не склонен был укрываться в тылу, когда вокруг идет стрельба, прозвучали для меня скорее, одобрением, чем упреком.

В своем продвижении на запад дивизия не встретила сильного, сопротивления. Нам .приходилось сражаться с итальянцами, а не с немцами, и задача наша была не

слишком трудной, поскольку итальянцы после кратковременного боя отходили. День за днем повышался боевой дух парашютистов и возрастала их уверенность в своих силах. Вскоре даже в самых опасных местах мне уже не приходилось уговаривать своих солдат продвигаться вперед.

Передовые подразделения теперь не останавливались, попадая под слабый огонь. Блокируя очаги сопротивления противника, они продолжали двигаться вперед. В нескольких километрах от г. Трапани сопротивление итальянцев неожиданно усилилось. По обе стороны дороги начали густо падать снаряды. Находясь в авангарде, я вдруг увидел рядом с собой генерала Максуэлла Тэйлора, командующего артиллерией моей дивизии, Он стоял, спокойно бросая иа разрывы артиллерийских снарядов оценивающие взгляды артиллериста. Одновременно Макс занимал должность заместителя командира дивизии после того, как его предшественник, заместитель командира дивизии генерал Кирекс, пропал без вести ночью в первый день операции, когда наша же артиллерия сбила 23 самолета 504-го парашютного полка. Я считал, что Максу незачем быть в авангарде, так как один снаряд мот поразить нас обоих, и тогда дивизия осталась бы без командира. Поэтому я предложил Максу вернуться в тыл и находиться там, пока я не пошлю за ним. Я говорил с Тэйлором довольно резко, ибо знал, что, не страдая недостатком мужества, он предпочитает находиться на переднем крае. Однако кому-то надо было остаться иа командном пункте, и уж, конечно, сам я не собирался возвращаться. Одна из привилегий командира заключается в том, что он может быть там, где сочтет наиболее целесообразным. Я всегда полагал, что мое место там, где идет самый ожесточенный бой. Г1е вмешиваясь в действия командира, подразделение или часть которого вели бой, я внимательно следил За ходом событий и помогал командиру чем только мог. В данном случае я решил, что лучше всего смогу поддержать подразделение, послав вперед несколько орудий. И вот Макс быстро вернулся назад, попросил у 9-й пехотной дивизии батарею 155-л*,и гаубиц и выдвинул их вперед. Вскоре мы выбили итальянцев с их позиций и двинулись в Трапани.

Гарнизоном этого города командовал итальянский адмирал Манфреди. Бед излишних проволочек он сдал

мне город с 5000 солдат и офицеров. Я отобрал у него шпагу и бинокль — превосходный бинокль, который я впоследствии подарил Марку Кларку. Позднее я вернул адмиралу его шпагу, и этот жест он, видимо, высоко оценил.

Трапани расположен на высоких скалах, нависших над морем. Там находится маяк, который направлял моряков еще во времена Гомера. Задолго до рождества Христова Трапани был греческим аванпостом, а еще до греков служил центром финикийской торговли. Для пас Трапани представлял большую ценность, так как через его гавань мы могли доставлять грузы морем. Было известно, что порт сильно минирован, однако адмирал Ман-фреди весьма решительно и, конечно, по-своему справедливо отказался передать нам план минной обороны. Мы так и не получили этого плана, и я не знаю, с какими трудностями Столкнулись наши моряки, очищая порт от мин.