Горький дым

— Сегодня он подходил ко мне.

— Мы видели. Пан Лодзен — прекрасный руководитель, и я бы хотела, чтобы он узнал, что мы заинтересовались вашим творчеством. Я подготовлю получасовую передачу, конечно, начнем с интервью — надеюсь, вы не возражаете? Главное — держать руку на пульсе жизни, видите, и у старых работников есть еще порох в пороховницах.

— Я обязательно передам это пану Лодзену, — вполне серьезно пообещал Максим, ибо, в конце концов, почему бы и не передать? Знал, что должен поддерживать хорошие отношения с широким кругом людей, цена этих отношений, правда, копейка в базарный день, те же Сопеляки заложат его при первом же случае, предадут с удовольствием, так как каждый новый и молодой работник — конкурент, угроза их существованию. Но хотя бы не будут открытыми врагами...

Рутковский вспомнил, как цинично поучал его позавчера за рюмкой водки Иван Мартинец: не хвали, говорил, друга, друг и так никогда не подложит тебе свинью. Хвалить нужно врагов, очно и заочно, лучше очно и как можно больше: тогда твой злой враг, может, станет хоть немного меньшим врагом, на какой-то процент — и то достижение.

— Наверное, я завтра увижусь с паном Лодзеном, — пообещал Максим, — и расскажу про чудесный вечер, который провел с вами.

— Мы будем очень благодарны, — расцвела в улыбке пани Ванда.

— Да, очень благодарны... — повторил пан Виктор.

— А сейчас мы отвезем вас домой, — предложила пани Ванда. Она решительно поднялась, сразу же поднялся и Сопеляк — он был на полголовы ниже жены.

Рутковский удивился, что пани Ванда, которая опорожнила две или три рюмки, все же села за руль. Только потом узнал, что работники РС и РСЕ позволяют себе не совсем придерживаться норм поведения, обязательных для городского населения, служба охраны станции имела тесные контакты с полицией и быстро улаживала инциденты, связанные со скандалами в ресторанах, нарушениями правил движения и так далее.

Возле дверей его дома топтались двое мужчин: высокий, плотный, в берете, надвинутом на лоб, и пониже, но тоже широкий в плечах. Они курили и о чем-то разговаривали. Максим хотел обойти их, но высокий преградил ему дорогу и спросил:

— Господин Рутковский, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь... — Вдруг Максиму сделалось тревожно, и он тоскливо глянул на красные огоньки «рено» Сопеляков, которые, отдаляясь, скрылись за углом. Оглянулся: улица пустая, ни одного прохожего. — Что вам нужно?

— Можем предложить господину небольшое путешествие.

— Кто вы такие? — Максим увидел, что мужчина пониже зашел ему за спину. Резко повернулся, отступил на шаг.

— Не волнуйтесь, господин Рутковский, мы из службы охраны станции, и вы срочно нужны шефу.

— Никуда я не поеду. Завтра...

Он не успел договорить: высокий наклонился и схватил его за руку, Максим вывернулся, еще минута, и он проскочил бы к парадному, но тот, что пониже, который был у него за спиной, ударил чем-то по голове — из глаз Максима посыпались искры, он зашатался, высокий подхватил его под мышки и потянул к «мерседесу».

Опомнился Рутковский в машине с завязанными назад руками. Пошевелился, и это не прошло мимо внимания плотного в береге.

— Оно ожило... — хохотнул коротко. — Не понимаю, для чего? Все равно кончим...

— Всегда ты спешишь, Богдан. Может, он разумный и признается во всем.

— Эти большевистские выродки редко когда признаются, — недовольно пробормотал Богдан. — Наморочился с ними еще на Волыни... — Он толкнул Максима в плечо, схватил за подбородок и поднял голову. Захохотал злорадно: — Слышал про СБ, пан коммунист? Так чтобы знал: у нас без суда и следствия...

— Что вам нужно? — Максиму и правда сделалось страшно. Неужели он попал в лапы бандеровской службы безопасности? Той страшной службы, образованной в 1940 году в Кракове, во главе которой Бандера поставил своего близкого соратника, агента гестапо Николая Лебедя? Теперь Лебедь сидит где-то в Соединенных Штатах, провозгласил себя проводником «Украинского освободительного совета». Хотя служба безопасности и ликвидирована, но, видно, еще действует: даже не скрывают, что во время войны издевались над людьми.

Но что им надо? Как могли узнать о его настоящем лице? Максим дернулся, освобождая подбородок из цепких пальцев. Спросил как можно спокойнее:

— По какому праву вы, господа, задержали меня? И что вам нужно?

— А оно еще гавкает... — пробормотал Богдан. — Права качает. А у нас право одно: пулю в лоб, и будь здоров!

— Наверное, вы принимаете меня за кого-то другого...

— Нет, уважаемый господин, — отозвался водитель, — для чего нам путать? Ты Максим Рутковский?

— Конечно.

— Большевистский агент, подосланный безопасностью к нам?

— Мне смешно даже думать об этом.

— Насмеешься! — сказал Богдан угрожающе. — Ты у нас еще насмеешься вволю.

— Я буду жаловаться!

— Мертвые не жалуются.

— Скажите, в чем меня обвиняют?

— Сколько можно говорить: большевистский агент.

— Большей глупости нельзя придумать.

— Я агентов распознаю по запаху, — хмуро сказал Богдан. — А от тебя плохо пахнет.

— Ну и логика! — разозлился Максим. — По-моему, смердишь ты.

Богдан поднял кулак.

— Я тебя сейчас научу вежливости! На всю жизнь...

— Оставь! — приказал водитель. Видно, он был начальником, ибо Богдан опустил руку и промямлил что-то недовольно.

«Мерседес» шел на большой скорости: уже выехали за город, так как встречались лишь одинокие строения. Максим внимательно смотрел по сторонам, но так и не сумел понять, где они едут. Еще плохо знал местность и не мог сориентироваться. На всякий случай запомнил приметы, по которым мог бы потом восстановить дорогу. Если это ему, конечно, понадобится. Эти двое эсбистов, кажется, не шутят...

На минуту сделалось страшно. Кто мог предвидеть, что его захватит бандеровская контрразведка? Но какие факты у них могут быть? Навряд ли что-то конкретное, так, подозрения или интуиция, но для чего этим головорезам факты?

В Центре Рутковского ознакомили с многочисленными фактами злостной деятельности службы безопасности. Один из них припомнился ему, показания бандеровца М. Степняка.

«СБ были даны широкие права. Она имела право по собственному усмотрению проводить аресты участников организации до членов Главного провода включительно. СБ имела право без суда расстрелять любого члена организации, не говоря уже о других людях, что они и делали. Практическая работа СБ была сведена к поголовному уничтожению целых семей, в том числе детей и стариков, когда эсбисты считали, что хоть один из членов семьи враг ОУН... Пользуясь этим, СБ занималась ограблением населения, сводила личные счеты под видом борьбы с врагами ОУН».

«Что же, — подумал Рутковский, — и правда, может, круг замкнулся: где-то допустил просчет, И вот расплата». Но он еще не налаживал никаких контактов с националистическими организациями, организациями, которые нашли себе убежище в Мюнхене. Имел задание при удобном случае завоевывать доверие руководства ОУН и думал осуществить это с помощью Юрия, однако еще не сделал ни шагу в этом направлении.

А если его пугают? С профилактической целью, так сказать. Так как убийство сотрудника РС, если оно не санкционировано руководителями станции, наделает шуму. Полицию заставят завести дело, и из всего этого им будет не так-то легко выпутаться.

«Мерседес» свернул в сторону, водитель резко сбросил газ и скоро остановился.

— Выходи... — приказал, открыв дверцу, Богдан.

Машина стояла на краю лесной поляны. Максим прислонился спиной к автомобилю, но Богдан, оттолкнув его, сильно ударил в солнечное сплетение, у Рутковского от боли затуманилась голова, он чуть не упал, опускаясь на колени.

— Вот-вот, такая поза мне больше нравится! — захохотал Богдан.

— Что вам нужно от меня? — через силу выдавил из себя Рутковский.