Страница 103 из 125
— Слушаюсь, милорд.
В это время в гавани Бриджфорда заканчивалась погрузка на большой сорокапушечный корабль «Агасфер», названный так его хозяйкой мисс Лавинией не в честь известного библейского персонажа, но в память о первом из Биверстоков, появившемся в этих краях. Агасфер Лионелл Биверсток — авантюрист, сорвиголова, человек, не умевший подчиняться, но умевший подчинять, которому всегда поклонялась Лавиния, с тех пор как начал проявляться ее характер.
Корабль был куплен с месяц назад на Тортуге, там же хорошо отремонтирован и великолепно снаряжен для дальнего и длительного плавания. Будучи существом страстным и порывистым, Лавиния не была лишена и известной предусмотрительности. Заметив слежку за своим домом и за своими передвижениями, она поняла, что сэр Фаренгейт подозревает ее. Он был единственным человеком на острове, к уму которого она относилась с уважением и кого, стало быть, всерьез опасалась.
Она понимала, что рано или поздно наступит момент, когда ее не смогут защитить ни огромное богатство, ни хитроумные уловки, и придется отвечать. Отвечать она, естественно, не желала, поэтому и позаботилась о путях к отступлению. Разумеется, ее бегство произведет плохое впечатление на общественное мнение Порт-Ройяла. Но ей на него всегда было плевать, а теперь и подавно. Конечно, сэр Фаренгейт захочет наложить арест на имущество Биверстоков ввиду подозрений о причастности его владелицы к преступным деяниям, но вряд ли он решится на это до формального завершения дела и приговора по нему. Слишком уж известна фамилия Биверстоков; ее связи при Сент-Джеймском дворе вполне могут оказаться более весомыми аргументами, чем ретивость провинциального губернатора. Через полгода, в течение которых будет длиться плавание «Агасфера», положение дел вообще может измениться, и сэр Фаренгейт, возможно, и не удержится на своем посту. В других частях Нового Света у Биверстоков тоже была собственность, и немалая. Например, на другом конце Антильского архипелага, на Тринидаде. Можно некоторое время пожить и там.
Примерно такими размышлениями была занята голова Лавинии, когда она, стоя у фальшборта, смотрела на панораму Бриджфорда и на приближающуюся к борту «Агасфера» последнюю шлюпку, в которой находились бочки с родниковой водой. Ей было отлично видно, как на набережную вылетели несколько кавалеристов и остановились там, паля в воздух из пистолетов и поднимая лошадей на дыбы.
— Вы, как всегда, оказались правы, миледи, — сказал Троглио, появившись за спиной хозяйки, — эти люди хотели вас арестовать.
Лавиния ничего не ответила. Ей вдруг стало грустно, ей показалось, что она покидает Ямайку навсегда. К сентиментальным переживаниям она в принципе не была склонна и легко подавила в себе волну, собиравшуюся подступить слезами к глазам.
— Миледи, я думаю, что нам не надо тянуть с отплытием, губернатор мог выслать за нами не только драгун, — сказал капитан Фокс, тоже подошедший к борту.
Лавиния повернулась к нему: весь ее облик выражал решимость, она была собрана и спокойна.
— А мы разве еще не плывем?
Посылая людей на поиски Лавинии, сэр Фаренгейт был в глубине души уверен, что сегодня ее поймать не удастся. Если до сих пор она проявляла невероятную хитрость и изворотливость, почему она должна была отказать ей на этот раз? Когда Уэсли извиняющимся тоном сообщил, что видел только корму корабля, на котором в неизвестном направлении убыла прекрасная плантаторша, губернатор только печально кивнул и не стал его распекать.
Лорд Ленгли и мистер Фортескью, оставшиеся в кабинете губернатора в ожидании результатов погони, молчали, покуривая свои трубки и выжидательно глядя на его высокопревосходительство.
— Господа, — сказал он, — сейчас будет гонг к обеду, давайте пройдем в столовую и там обсудим наши дальнейшие действия.
Так и поступили; лакей разлил по тарелкам графиолевый суп, и некоторое время все молча ели. Подняв стакан с золотистым хересом и промокнув губы салфеткой, сэр Фаренгейт сказал:
— Я рад, господа, что последние события произошли у вас на глазах и я избавлен от необходимости пускаться в какие бы то ни было объяснения.
— Насколько я вас понимаю, у нас здесь нечто вроде военного совета? — спросил лорд Ленгли.
— Если угодно.
— И главный вопрос, который предстоит обсудить, — до какой степени вы можете использовать свое официальное положение для решения своих частных проблем?
— Я не смог бы выразиться точнее.
Мистер Фортескью тихо вздохнул и предпочел не вмешиваться — он понял, что сейчас наступает момент, когда может сбыться его заветная мечта.
— Вы знаете, лорд Ленгли, что последние пятнадцать лет я верой и правдой служил Его Величеству и Англии и нареканий на меня поступало значительно меньше, чем это обычно бывает при отправлении должности типа моей. Вы видели, что в последние месяцы, когда мне трудно было не воспользоваться своим положением, я сумел воздержаться от этого.
Королевский инспектор кивал в ответ на каждую его фразу.
— Но теперь вы не можете не признать, что настал такой момент, когда мне уже невозможно оставаться в прежнем положении. Администратор и родитель борются во мне, и боюсь, что администратор не победит.
Лорд Ленгли понимал, что рано или поздно этот разговор возникнет, и отдавал должное сэру Фаренгейту в том, что он происходит скорее поздно, чем рано. Он готовился к нему, но оказался в трудном положении.
— Как отцу, я не могу вам ничего ни рекомендовать, ни даже просто советовать, — начал лорд Ленгли, но продолжать речь ему было непросто.
Губернатор улыбнулся.
— Но если я попытаюсь вывести в морс ямайскую эскадру, вы этому воспротивитесь?
Инспектор только вздохнул.
— Я понимаю, что это скорей всего будет означать войну с Испанией и потянет за собой события в самой Англии. Виги получат отличную возможность нанести сокрушительный удар тори. Католики обрушатся на протестантов. Вильгельм Оранский попытается высадиться на островах…
— И поэтому вы не выведете ямайскую эскадру в море, — мягко сказал лорд Ленгли.
Сэр Фаренгейт допил свой херес и негромко позвал:
— Бенджамен.
— Да, милорд.
— На камине в кабинете лежит пакет, запечатанный моей печатью, принесите.
Через несколько секунд пакет был в руках губернатора.
— Никогда не думал раньше, что это произойдет подобным образом. Но, тем не менее…
— Что это, сэр? — с осторожной надеждой спросил мистер Фортескью.
Губернатор протянул пакет лорду Ленгли.
— Это прошение об отставке.
Несмотря на то, что оба джентльмена ждали этого, — один со смешанным чувством, другой с вожделением, — несмотря на то, что они, что называется, были к этому готовы, слова губернатора произвели эффект разорвавшейся бомбы.
Меньше чем через час сэр Фаренгейт сидел за другим столом и в другом месте. Стол этот вместо хрусталя и серебра был уставлен оловянными тарелками и кружками, а херес в стаканах заменился ромом. Но не это было главным. Главным было то, что отсутствовали высокопоставленные джентльмены, а места справа и слева от бывшего губернатора занимали Хантер, Доусон и Болл.
Надо сказать, что друзья сэра Фаренгейта тоже, как лорд Ленгли и мистер Фортсскъю, давно уже ждали отставки своего друга с поста, связывающего его по рукам и ногам, но и они, как и те двое, открыли рты, когда им было объявлено, что отставка стала фактом.
— Ну и что дальше? — выразил общую недоуменную растерянность Хантер, как всегда в подобных случаях, поглаживая свой шрам.
— Дальше? — усмехнулся сэр Фаренгейт. Он отнюдь не выглядел подавленным. — Теперь у меня есть время и право прогуляться до Санта-Каталаны.
— Ты собираешься путешествовать в одиночестве? — ехидно поинтересовался Болл.
— Есть трое парней, которым я могу попробовать предложить составить мне компанию.
— Только знаешь что — ты сам поговоришь с Ангелиной. Зачем тебе инвалид в походе?
— Как ты знаешь, — скорбным голосом сказал Доусон, — я оказался неплохим проповедником, среди охотников и лесорубов к северу от Порт-Ройяла мое слово кое-что значит. Думаю, сотня — или чуть больше — этих ребят поверят мне, что хорошенько встряхнуть испанцев — это сейчас самое богоугодное дело.