Я - не заморыш!

На лестнице без перил, как. после первого моего пьянства

На следующий день я должен был встать рано. Надо бегать, тренировать­ся, силу воли закалять и все такое. Как мучительно я вставал! Потому что с вечера долго не мог заснуть. Мама вечером передвигала на подоконнике ящик с посаженными орехами, что-то там подсыпала типа удобрений. Я уже остыл от идеи про «рощу Кирилла» или хотя бы аллею. Орехи почему-то не про­растали, а мама все с ними возилась. Потом начала греметь посудой. Опять, наверное, ненавистный суп с макаронами собралась варить.

Ленку кудрявую вспомнил — Звездную Звезду. Точнее, я ее никогда не забывал. Но сейчас про макаронины вспомнил, как она обозвала мои конеч­ности. Ну, ладно, посмотрим еще. Я встал, пошел на кухню. Это меня гнал пищевой рефлекс — даже на макароны.

— Мам, ты что тут изобретаешь?

— Да уж изобретаю. — Она вздрогнула от неожиданности и поспешила свернуть листок с ксерокопией «Меню подростка». А на тарелке красовалось что-то аппетитное, похожее на пиццу. В основе — «кошачьи» сосиски, кото­рые мы не доели.

— Дай попробовать, — не выдержал я и тут же разозлился на себя: что-то много думаю о жратве.

— На ночь есть вредно, — с улыбкой предупредила мама.

— И не есть тоже вредно, — попытался сострить я, оправдывая свою про­жорливость. — Вкусно!

Уплел практически всю пиццу и ушел спать. Долго думал об отце: а что он там ест? Наверно, все всухомятку да пивом запивает. У него же так и остался дефицит веса. Желудок больной, а он все всухомятку. И еще пиво, блин!..

Честно скажу, я и сам уже пробовал выпивать. Пацаны пиво предложили, я не отказался. Да и неудобняк — что я, совсем лох? Конечно, прикольно, весело становится, уроки — пофиг, Ленкино пренебрежение — пофиг, все — пофиг! Мама, когда учуяла запах пива, устроила скандал.

— Ты что творишь, паразит! У тебя наследственность, знаешь, какая?

— Она у меня нормальная, — пытался я успокоить мать. — Да я даже ничего не почувствовал. Ни в одном глазу.

— Сейчас ты у меня почувствуешь! — она начала колотить меня кула­ками по спине, я быстро увернулся. Мама заплакала: — Ты понимаешь, что можешь стать алкашом? Понимаешь, что жизнь исковеркаешь и себе, и мне? Тебе мало примера отца и деда?

— Они не алкаши, — попробовал я вступиться за них.

— А ты — станешь, ты еще ребенок! Ты еще. — Мама в бессилии упала на диван и заплакала навзрыд. Вот такие воспоминания о моем первом «пьянстве».

Я и сам понимал, что это может плохо кончиться. У бати-то проблемы из- за этого. Вот если бы он не пил, если бы мы жили все вместе — отец, мать, я. Нормально бы питались. Мама вон из ничего может готовить всякую вкуснятину. Да и пива отец тогда столько бы не пил. Вместе жить лучше. А что, бывает, сначала родители расходятся, а потом сходятся.

На сытый желудок приснился мне отец. Как будто мы у него на даче, кото­рую он собственноручно строил из бруса. Какая-то деревенька под Пермью, кажется, Мошни. Ну, правда, это не дача, а простой кусок земли и домик, но с мансардой. Я эту дачу видел на фотке, которую отец выставил в «Одноклас­сниках». Реально лестница, конечно, внутри помещения. Но мне она снилась почему-то снаружи и без перил. Вела лестница на балкончик. Во сне же отец на токарном станке вытачивал деревянные балясины для лестничных перил. Батя ж у меня мастер на все руки. Лестница крутая, я по ней взбираюсь, а отец говорит:

— Подожди, Кирилл, я установлю перила, а то свалишься.

— Не свалюсь, пап! Я хоть и худой, но жилистый, как ты. И ловкий! Так и сказал ему во сне: «ловкий». Даже как-то неудобно стало, что хвастаюсь. В жизни, понятно, я вовсе не ловкий, а неуклюжий. Но во сне сноровисто взбирался по лестнице к кудрявой Ленке. Она вроде как бы на балконе, вся из себя такая. Я обернулся, глянул вниз, а там отец с мамой обнялись и оба улы­баются. А рядом как бы я стою — маленький. Откуда я взялся? Я же на лестни­це без перил. А Ленка смотрела на всех нас свысока — во сне, понятно.

Тут зазвенел будильник и как бы спугнул всех — отца, маму, Ленку. Они улетучились, а я снова провалился в сон. За эти десять минут мне снова успе­ла присниться та же лестница. Она вела на тот же балкон, но там уже стояла Маришка. Я даже во сне осознал, что большее ее не называю мышкой. Она паниковала, умоляла:

— Кир, осторожно, прошу тебя.

— Да все нормально! — успокаивал я, а самому — страшновато.

Маришка уцепилась за дверной косяк, прижимаясь к стене, протягивала мне руку.

— Еще немножко, держись, Кир!

А меня какая-то неведомая сила тянула к краю лестницы. Я вовсе не хотел красоваться перед Маришкой. С другой стороны, жаль, Ленка не видела меня, хотя бы во сне. Голова кружилась, как от пива. Вдруг какой-то звук взорвал пространство сна, я сорвался с лестницы и.

Это надрывался противный будильник. Мама уже ушла на подработ­ку — полы мыть. Я все-таки решил бежать на стадион. «Посмотрим, у кого макаронины», — подумал я решительно, разочарованный поведением Ленки, как во сне, так и по жизни. Вперед, на стадион, закаляться! Хотя там, на ста­дионе, скорее всего, этот зоотехник дядька Мишка с баранами, а Ленки нет. Ну и фиг с ним, если он со своей отарой, я побегаю по пустырю за домами. А что? Кросс по пересеченной местности — нормально.

Я побежал трусцой, огибая лужи, пытался думать: к чему этот сон с лест­ницей без перил? Если бы сегодня нормальный сон мне приснился — с под­сказкой, где взять деньги, другое дело. А то всякая непонятная лабуда снилась: лестница без перил, Ленка на пьедестале, Маришка руку помощи протягивает... Хотя, опять же, мама с батей вместе приснились. Это, по ходу, нормально.

На мойку не воткнулся, еще и грузчика из-за меня уволили. Блин!..

Короче, побежал я трусцой. Напротив «Гипермаркета» шипела и фырка­ла, как ужаленная, автомойка. Даже в такую рань здесь уже пара машин — проезжие, судя по номерам. Местные стараются сами мыть свои колымаги. Я подумал: может, на мойку податься? Решил сразу зайти и спросить.

В кабинке администратора сидела. та тетка, которая в маршрутке запла­тила за меня. У-п-с... Она, кажется, матушка Амбала и Хлюста. Этого еще не хватало. Я хотел было повернуть назад — на стадион.

Но тетка меня заметила:

— О, старый знакомец. Ты чего?

— Это самое, — замялся я. — А хозяина как найти?

— Придумал. В такую рань его здесь не бывает. Только вечером появля­ется — деньги забирает. А тебе он зачем?

— Вообще, хотел на работу.

— Ты? Тебе-то лет сколько?

— Четырнадцать.

— О. Шибко малой еще, дите, считай, — измерила меня тетка взгля­дом. — Нам тут самим нечего делать. Вот скоро погода установится, грязь сойдет, машин меньше станет, нас половину разгонит, — с досадой сказала она. — Наверное, с меня и начнут. Вон, видишь, девки — молодые да здоро­вые... А сидят без дела.

Я глянул в сторону девок, гнездившихся на длинной скамье возле мойки в ожидании машин. Все такие фигуристые, заразы, но некрасивые и курящие.

— Так ты все-таки детдомовский или нет?

— Нет, у меня родители есть.

— Я так и поняла. Детдомовские только попрошайничают возле мага­зина или мойки. А в школу что не идешь?

— У нас первого урока нет, — соврал я и понял, что в школу сегодня дей­ствительно не пойду. Но надо домой вернуться, переодеться и взять портфель, чтобы мама не заподозрила. — Ладно, я вечером зайду.

— Так ты его, хозяина-то, можешь в «Гипермаркете» найти. Завмага знаешь?

— У-п-с. А что, это его мойка?

— Ну да, скупает все вокруг потихоньку.

Это меняло дело. Я решил пойти в «Гипермаркет» к Завмагу. Он же одно­классник батин, хорошо о нем отзывался. Вчера сто рэ дал, чтоб я отмазался от Амбала. А я сосисок купил. Плохо, что он Ленкин отец. Не по кайфу как- то. Воспоминания про Амбала совсем на меня нагнали тоску. Я нырнул через приоткрытые задние ворота в складские помещения «Гипермаркета». Грузчик Сергей медленно перегружал с поддона на тележку коробки.