Тамара и Давид

Речь Антония, назначенного еще при царе Георгие III игуменом Крестного монастыря и проведшего в нем многие годы, дала более светлое и возвышенное направление ее мыслям. Она тихо повернула голову, глубокая складка грусти, лежавшая у нее меж бровей, разгладилась, живой блеск снова загорелся в глазах, и она произнесла ласково и сердечно:

— Благодарю Вас, святой отец, что Вы успокоили мое сердце благими вестями и обрадовали меня сообщением, что не терпите никаких притеснений и живете в мире и покое. Скорблю душою о взятии Иерусалима султаном Саладином, но думаю, что в этом дан великий урок со стороны провидения, которое посылает грозных завоевателей для наказания царей и народов, а после того сокрушает орудия своего правосудия. Что касается Вашей просьбы выкупить у неверных древо креста, то, если всевышний не оставит вас своей милостью, мы в ближайшее время направим к Саладину царского посла, облеченного самыми высокими полномочиями и снабженного богатейшими дарами. Будем надеяться, что ему удастся смягчить сердце султана и исполнить Вашу просьбу.

Поощренный словами царицы и ее обещанием снарядить посольство, Антоний подробно рассказал ей о том, что делалось в Палестине.

После взятия Иерусалима войска Саладина продолжали вторгаться во владения христиан и постепенно оттеснять их к морю. По всей Европе начались приготовления к новому крестовому походу. Палестина вновь должна была сделаться ареной самых ожесточенных и кровопролитных сражений, принять на себя удары как европейских, так и мусульманских ратей.

В такое решительное время царица Тамара должна была продумать направление своей внешней политики: скрестить ли ей путь своей родины с европейскими странами и соединиться с крестоносцами или же действовать самостоятельно, не ставя себя в зависимость от европейских союзников? Тамара не сомневалась, что положение на Востоке складывалось крайне благоприятно для могущественного развития Иверии. Крестовые походы, начиная с царствования Давида Строителя, отвлекали от Иверии огромные мусульманские силы, и впервые за все свое историческое существование страна могла оправиться от опустошительных набегов диких завоевателей и освободиться от иноземного ига.

Царице было ясно, что благо и могущество родины зависели от правильного направления политики на Востоке и отношения Иверии к крестовым походам. Она не могла остаться равнодушной к призыву армянского царя присоединиться к крестоносцам и вместе с ними выступить против Саладина, чтобы освободить Палестину от его владычества, но благоразумие удерживало ее от этого рискованного и крайне опасного для Иверии соединения с европейцами. Крестоносцы, покинув родину, сражались на чужой земле, но их государства были ограждены от нападений вражеских полчищ. Тамара же, напротив, двинув свои вооруженные силы в Палестину, оставляла позади себя воинственных сельджуков, которые могли воспользоваться ее вмешательством в европейские дела, беспрепятственно вторгнуться в Иверию и опустошить всю страну, как делали это раньше. Тамара, отправив свои войска на помощь крестоносцам, оставила бы беззащитным государство и, начав поход против Саладина, не имела бы возможности его благополучно закончить. С другой стороны, она думала, что может оказать гораздо более существенную пользу христианству, не вмешиваясь в борьбу крестоносцев и сдерживая огромные силы сельджуков, которые боялись Иверии и не присоединялись к остальным мусульманам, сражавшимся под знаменем Саладина. Кроме того, Тамара по своим религиозным убеждениям не могла пойти против греческой церкви, которая считала крестовые походы измышлениями римских пап и не давала на них своего благословения. Все эти соображения побудили Тамару не торопиться с решением вопроса об участии ее в крестовом походе, а прежде всего заняться тем важным делом, о котором просил ее Антоний: выкупом древа креста у Саладина.

Во время беседы с Антонием у нее явилась мысль отправить на восток вместе с посольством доверенных лиц, хорошо знакомых с военным искусством, которые на месте ознакомились бы с положением крестоносцев, выяснили военные силы Саладина и сообразно с этим определили исход предстоящих схваток между восточным и западным мирами.

Приобретение древа креста невольно становилось важной государственной задачей, так как доставляло ей возможность войти в непосредственные отношения с могущественным противником крестоносцев — Саладином, что помогло бы определить в дальнейшем свою политику в Палестине.

— Были ли вы у патриарха? — заканчивая беседу, спросила царица и пристально посмотрела на игумена.

Антоний, видимо, смутился от неожиданного вопроса царицы и решительно ответил:

— Наш ученейший муж Николай Гулабридзе, которого Ваше величество выписало на церковный собор из Иерусалима, не будучи в состоянии низвергнуть с патриаршьего престола Микеля, заказал мне с ним не встречаться. Но патриарх вызвал меня для беседы, обещал исходатайствовать всякие льготы и дары для Крестного монастыря, и я пока не имею причины быть чем-либо недовольным.

Царица больше не промолвила ни слова. Она поняла, что игумен был нужен Микелю.

Она отпустила Антония с милостью, прося зайти к ней перед отъездом в Палестину. Оставшись одна, Тамара хотела написать несколько приказов и послать их Чиаберу, но вошла Астар и доложила, что явился патриарх Микель, которого царица вызвала к себе утром по особому распоряжению, и просит принять его. Тамара с внутренним содроганием ждала Микеля, одного из самых опасных противников Давида Сослана, но тем не менее мужественно пошла навстречу этому мучительному и неизбежному объяснению с патриархом. Она без промедления попросила Астар провести его в ее покои и никого не впускать к ней до конца беседы.

Микель, высокий и грузный, вошел поспешно и важно в покои царицы, отнюдь не с кротким желанием успокоить свою духовную дщерь, а с грозным намерением призвать ее к покорности, покаянию и послушанию. Тамара подошла к патриарху под благословение, пригласила его сесть в особое кресло с золотой инкрустацией и резьбой из слоновой кости, но сама села поодаль от него, чтобы он не мог заметить ее волнения.

Микель выжидательно молчал, решив про себя, что если его вызвала царица, то ей подобает первой начать беседу. Он приготовился беспощадно пресекать все ее женские прихоти и капризы, как он про себя мысленно называл любовь царицы к ненавистному Сослану.

Угадав по нетерпеливым движениям Микеля, что он горит желанием узнать, зачем она его вызвала, Тамара начала твердо и спокойно свою речь.

— Святой отец! Вы поставлены во главе церкви и несете ответ за спасение душ наших. И потому не подобает мне скрывать перед Вами своих сердечных намерений, но следует поведать о них со всей прямотой и искренностью как служителю церкви. Еще в ранней юности я обручилась с царевичем Сосланом, поклялась быть его женою и сохранять ему верность. Те испытания, какие были нам ниспосланы свыше, ни в какой мере не поколебали моего чувства, и если бы мне не суждено было соединиться с ним брачными узами, то я предпочла бы девство, дабы не осквернять себя нарушением клятвы. Теперь же, когда наше царство укрепилось, я решила выполнить свою клятву и дать царевичу Давиду престол Иверии, на который он имеет право, как прямой потомок нашей династии.

Тамара кончила и строгим взглядом посмотрела на Микеля, как бы заранее прекращая всякие возражения и заставляя его подчиниться ее решению. Но Микель вовсе не был склонен уступать царице, особенно в таком важном вопросе, как ее замужество и выбор будущего царя Иверии. Он произнес с надменностью:

— Властью, данной мне свыше, снимаю с тебя клятву и освобождаю от уз, какими связала тебя твоя юная душа с богоотступником. Да будешь ты отныне свободна в избрании себе мужа, который достоин принять трон Иверии! Да благословит господь твое потомство и снимет позор бесчадия с царского дома!

Тамара встала, будучи не в силах сдерживать своего гнева и волнения.

— Кого вы называете богоотступником? — строго спросила она патриарха. Кто этот грешник, подвергшийся столь жестокому осуждению? Назовите мне имя того нечестивца, кто отрекся от церкви, дабы я могла наказать его по всей строгости законов, ибо нам, царям, надлежит соблюдать добродетель и искоренять зло в своем царстве!