Страница 15 из 20
– Аня! – торжественно проговорил Сущий.
– Что?
– Ты просто молодец!
Аня смутилась, ей было очень приятно.
– И последний штрих… Перевалы могут быть как внешними, так и внутренними. Ведь жизнь – это не только познание мира, но и самого себя. Порой кажется, что докопался до себя настоящего, «всамделишного», освободился от ненужного, наносного – от ложных представлений о самом себе то есть, – ан нет, это еще не последний перевал, не последний рубеж… – Петр Леонидович вздохнул и грустно завершил: – Истина, однако, в том, что и за гранью-то жизни последнего перевала не будет. Лишь путь наверх, лишь путь наверх… Хоть многим бы и хотелось дойти до него и наконец отдохнуть – увы… Будьте готовы к этому, ребята! – Тут Сущий улыбнулся и сказал как ни в чем не бывало: – Впрочем, не буду сейчас забивать вам голову, предлагаю поговорить о другом. Анекдоты любите?
Аня энергично закивала, а Бидия недоуменно приоткрыл глаза.
– Сегодня мне рассказали, смешной жутко. Приходит хирург в палату в сопровождении здоро-ового такого санитара с топором огроменным на плече. Ну, подходит к первому больному, читает историю болезни: «Иванов. Левая нога». Кивает санитару, санитар – хрясь! – ногу отрубает. Идут дальше, ко второму. Читает: «Петров. Правая рука». Санитар опять – хрясь! – отрубает. К следующему: «Сидоров. Правая нога». Санитар – хрясь. Хирург: «Я сказал – нога!» Санитар опять – хрясь. Хирург: «Я сказал – правая!»
Аня смеялась до слез и остановилась, только взглянув на Бидию. Тот сидел, наморщив лоб, и о чем-то напряженно размышлял.
– Бидия, ты чего? – поинтересовалась она. – Тебе не смешно?
Бидия скользнул по Ане озабоченным взглядом и обратился к Сущему:
– Петр Леонидович! Простите, но я не могу постичь тайный смысл этой притчи. Не могли бы вы пояснить, что имели в виду?
– Бидия, если тебе так нужен смысл, то вот он: иногда анекдот – это просто анекдот. В нем, как и в жизни, смысл присутствует не всегда или не во всем объеме. Тем более что, как мы только что выяснили, смысл жизни лежит за ее пределами.
– О, Учитель! Воистину мудрый увидит глубину даже в блюдце с чаем!
Петр Леонидович погладил бородку, с озорным прищуром поглядел на Бидию из-под очков и сказал как бы между прочим:
– Кстати, хорошо, что ты напомнил насчет чая. Вы же после школы, небось и не ели. Я еще в прошлый раз подумал об этом и сейчас захватил с собой кое-что. – Петр Леонидович махнул рукой в угол зала, и Аня заметила небольшой столик с электрическим чайником, чашками и какой-то пакет. – Пойду поставлю.
Петр Леонидович включил чайник и вскоре уже заварил чай. Потом он расставил на подносе все необходимое и выложил из пакета конфеты и печенье.
Поднос был поставлен на пол, и все уселись вокруг него по-турецки, поглядывая на его содержимое. Сущий стал разливать заварку по чашкам, которые оказались даже и не чашками, а пиалами, и радостно приговаривал:
– Чай – уникальный! Обалдеете!
– Мне хватит заварки, я крепкий не пью, – попросила Аня.
Петр Леонидович улыбнулся:
– Не беспокойся, тебе понравится. Там ведь заварки почти нет, так, для цвету. В основном – сбор травяной. По моему личному рецепту, попробуй. Нет-нет, сахар не клади! И скажи, какие у тебя возникнут ассоциации. И ты, Бидия, тоже.
Аня отхлебнула чай, и – удивительно – на мгновение перед ее глазами вспыхнула поляна из сна, ароматы луга, синее качающееся небо над головой… Постой-ка! Это уже не то небо, а глубже и темнее! Оно было настолько огромным, что облака терялись в его бездонных просторах, уходя неподвижной величественной чередою в неохватную взглядом высь. Аня повела глазами кругом – и что-то странно знакомое, до боли, до узнаваемости родных мест, пронзило ее сердце. Ей захотелось зарыться лицом в эти медоносные травы, гладить пальцами стебли, разглядывать букашек на лепестках и плакать от невыразимого счастья…
– Аня, Аня, что с тобой? Ты плачешь? – Из тумана выплыло лицо Сущего. Он теребил ее за плечо и беспокойно заглядывал в глаза. – С тобой все в порядке? Тебе плохо?
– Нет, Петр Леонидович, мне хорошо. Просто… горячий очень, обожглась…
– А я уж смотрю – глаза закрыла, и слезы текут! Не сильно обожглась-то?
– Да нет, все нормально. Просто неожиданно…
– Ну и ладно, что обошлось! Дуть не забывай дальше-то! – Сущий облегченно вздохнул и снова заметно повеселел. – Итак, что скажете? Аня, на что похоже?
– Похоже? – Аня осторожно прислушалась к своим ощущениям и неожиданно для себя выдала: – Одна часть мяты, одна – чабреца, чай, конечно, шиповника тоже часть, ну и две – гибискуса. Да, мяты пополам – перечной и лимонной.
Петр Леонидович смотрел на нее широко раскрытыми глазами и не сразу нашелся что сказать.
– Ты… Ты, это, с мамой моей не знакома, случайно? Она тоже… такой заваривает…
– Нет, не знакома. – И Аня добавила, понимая, как дико это звучит: – По вкусу определила…
– Что ж, – Петр Леонидович попытался взять себя в руки, – будем считать, что мои занятия оказывают… гм, свое влияние! Бидия, а ты у нас сегодня что молчишь? Ну-ка, тебе вопрос. Скажи, что ты сейчас пьешь?
Бидия медленно, почти церемонно поставил чашку на поднос, положил руки на колени и, тщательно подбирая слова, ответил:
– Сказать, что я пью воду, вскипяченную и настоянную на травах, будет неверно… ведь то сложное понятие, которое мы вкладываем в слово «чай», включает в себя касание губами краешка чашки… запах, источаемый вместе с паром… приятную тяжесть в желудке и ясность в голове… Нет «чая», одинакового для всех, есть множество образов в голове у каждого… К тому же у каждого этот образ меняется, дополняясь все новыми качествами… Например, я такой чай пью впервые, и теперь мой образ «чая» станет богаче и шире… Стало быть, я сейчас пью знания, учитель.
Теперь настала Анина очередь сидеть открыв рот, а Сущий лишь кивал да щурился.
– Неплохо, Бидия, неплохо! Но что же – получается, что каждый человек этот «чай» по-своему определяет? А вдруг завтра кто-нибудь захочет бензин по чашкам разливать и тоже чаем назовет?
– Нет, учитель! Я знаю – в другом мире существует чистый образ, вмещающий в себя и мое, и ваше, и Анино представление о «чае», всех… как бы его душа… и в этом «чае» нет никакого бензина!
– Что ж, Бидия, ты прав… Но, к сожалению, и я прав. Хочет, хочет кто-то подмешать в чай бензин… И даже не бензин, а кое-что похуже. Что из этого последует – и подумать страшно…
В очередной раз Аня уходила с занятий Сущего совершенно сбитая с толку. Прощаясь с Бидией, она ляпнула невпопад – ведь надо же было его когда-нибудь об этом спросить:
– Знаешь, я сон видела… Уже не один. Ты… это имел в виду, когда сказал в прошлый раз, что со мной поговорят?
Бидия в ответ кивнул.
– А… Еще мне все, и ты тоже… пытаются что-то напомнить, как будто со мной уже где-то встречались… Где?
– Аня, не думай, что я не хочу отвечать. Ты знаешь, я призван помочь тебе. Попробуй понять то, что я сейчас скажу. – Бидия задумчиво морщил лоб. – У каждого, кто тебе о чем-то напоминает, могут быть на то свои собственные причины. Причем такие причины, по которым им выгодно одно твое воспоминание, но не выгодно другое. Ты ведь понимаешь, что союзнику выгодно напоминать про обещанную помощь, а жениху – что невеста дала согласие на брак?
Аня неуверенно кивнула.
– Ну вот. Так что выбирай, что вспоминать, а что нет. Это от тебя зависит.
Аня постаралась пробиться через барьер непонимания:
– Бидия, но разве такое может быть? Если с тобой что-то происходило – ты это помнишь, если не происходило – не помнишь. Ну можешь, конечно, забыть, но ведь когда вспоминаешь, то вспоминаешь одно – что было на самом деле!
Бидия взглянул на нее с явным сожалением:
– Аня, разве после первого сна ты не спрашивала себя, был ли он на самом деле?
– А откуда ты… – начала было Аня, но внезапно поняла, что других объяснений в ближайшем будущем ей никто не даст. Тяжело вздохнув, она добавила: – Ладно, до встречи.