Фрося. Часть 4

Увидев её недоумевающий взгляд, усмехнулся:

— Мне сейчас за руль садится, но совсем не выпить нельзя.

Месяц назад ушёл в мир иной Мираб, светлая ему память.

И он не чокаясь, опрокинул в рот содержимое рюмки.

Его примеру тут же последовала Фрося и Сёмка чуть помедлив, допил оставшийся в его рюмке коньяк.

У Фроси в голове стелился туман, лицо раскраснелось и она сама слышала, как у неё заплетается язык:

— А, что с ним произошло?

— А то, что происходит со всеми — старость, ведь твой Шпунт ещё в тридцатые годы для него в форточки лазил, наш грузин и тогда уже был в законе, ладно, братан, подкинь нам в тарелочки мясца с картошечкой, а то твоя мать скоро совсем раскиснет, а мне ещё надо с ней кое-что перетереть.

Плотно закусив, Влад попросил дать ему пачку заварки, высыпав всё её содержимое в заварочный чайничек, залил кипятком.

— Вот, теперь будет по-нашему…

И к Сёмке:

— Иди братан, покрути парочку минут телик, а нам с твоей мамашкой надо побакланить, как говорят французы, тет а тет.

И он широко улыбнулся мальчишке.

Фрося с удовольствием прихлёбывала обыкновенный чай, а Влад с не меньшим свой чефир.

Вдруг он залез за пазуху и вытянул знакомый Фросе пакет, который она когда-то передала ему на хранение.

— Держи Полячка, всё в целости и сохранности, сейчас тебе эти бабки понадобятся, тебя же, поди, обшмонали под чистую.

— Нет, не подчистую, но на дачке сгорело изрядно.

Влад осклабился:

— А я перед тем, как шмалянуть домик, слегка по нему пробежался и парочку кулёчков подтырил.

Один кинул в общаг, а второй держи.

И он вытянул из-за пазухи второй пакет в целлофановой обёртке.

Фрося смотрела с восхищением в чуть заблестевшие глаза матёрого блатного.

— Влад, я не могу взять этих денег, они твои по праву.

— Будет сестра, мы не такие уже добрые, но и добра не забываем, и кто его знает, может когда-нибудь выручишь бабками из беды Меченного.

Он выпил остатки своего жуткого чефира и поднялся на ноги.

— Влад, посиди ещё, куда ты торопишься.

— Сидеть, точно не тороплюсь, поэтому линяю из Москвы, мне надо в ближайшее время где-то залечь, а ты фраерша и ею оставайся, смотри за пацаном в оба, ему наш блатной мир не нужен, он мозговитый, но очень взрывной.

Ах, да, чуть не забыл, эту маляву из-за бугра мне Мираб за две недели до смерти передал, а я про неё и забыл, а сегодня обнаружил рядом с твоим пакетом, держи, может порадуешься.

Он нагнулся над женщиной сидевшей с обескураженным видом на своей табуретке, поцеловал её быстро в щёку и поспешно вышел из кухни своей неслышной походкой.

По дороге кликнул Сёмку:

— Братан, идём, проводишь меня до моей тачки, там и попрощаемся.

Фрося одна осталась сидеть за не прибранным столом.

Хмель внезапно испарился, на место его наваливалась головная боль.

Она смотрела на два лежащих на столе пакета.

Нет, она не знала, сколько в них денег, хотя отлично понимала, что их вполне хватит им с сыном на ближайшие парочку лет и совсем не на бедную жизнь.

Фрося никогда не забывала в тюрьме про закопанный, подобный этим, пакет на одной из грядок на бывшей даче, как и про тайник в печке, ловко сработанный Сёмкой.

Всё это на будущее, а пока она должна вести размеренную жизнь, не привлекая к себе пристального внимание органов правопорядка.

Даже той неволи, что она вкусила за три с половиной месяца ей вполне хватило для очистки мозгов и понимания того, что далеко не всё сходит с рук в стране советов.

Надо, как и Владу залечь на дно, но только ей для этого не обязательно бежать из Москвы, просто желательно найти спокойную работу и не светить богатством.

И тут же набежала мысль — а, кто её возьмёт сейчас на работу, ведь в январе, то есть, через месяц, ей стукнет пятьдесят пять.

Страшно даже подумать — пенсионный возраст.

Ладно, больше нет мочи оттягивать этот момент, ведь так хочется вскрыть письмо, переданное ей Владом.

У неё не было никаких сомнений, что это от Марка.

Глава 87

Фрося дрожащими руками развернула странный конверт без марок.

На нём не было адресов отправителя и получателя.

Она с замирающим сердцем вытащила сложенный вдвое листок, на котором аккуратным мелким почерком Марка пестрели ряды буковок:

«Здравствуй, моя любимая, милая и не забываемая женщина!

Очень, очень надеюсь, что моё письмо застанет тебя в добром здравии, настроении и в лучшем месте, чем то, в котором ты находилась до этих пор, о чём мне поведали мои друзья.

Не описать моего состояния души, когда я узнал о постигших тебя неприятностях, хотя я, конечно, о них предполагал и неоднократно тебя предупреждал, что такое может случиться.

Была болшая вероятность, что после моего отъезда, могут выйти на тебя и закрутить карусель вокруг моего незаконного бизнеса, в который частично я втянул и тебя.

Хочется думать, что ты после всех моих предупреждений побеспокоилась о своих тылах, а если они у тебя надёжны, то на тебя много не накопаешь, бог и я постарались тебя всячески огородить от жуткой трясины.

Если ты сейчас читаешь моё письмо, значит тучи миновали и над твоей головой опять светит солнышко.

Немного о себе, а потом о тебе:

На место прибыли без особых приключений.

Встретили честь по чести, но малость нагрели на бабульках, говорят взяли комиссионные.

Сама знаешь, наш мир крокодилов на сантиментах не держится, могут проглотить, так проглотят.

Мы уже шестой месяц вдыхаем воздух свободы — срок не большой, чтоб подняться на ноги, но достаточный, чтоб понять, что это будет очень трудно.

Нет, я не сделал для себя много открытий, просто лишний раз убедился в подлинности дружбы, родственных связей и своих способностей — всё это дерьмо собачье, если они не настоящие.

Сейчас живём в Бруклине.

Что тебе сказать… огромная выгребная яма с большим количеством евреев и неудачников, где каждый старается тебя облапошить и считает себя умнее других.

Беда моя в том, что только здесь я пока могу попробовать как-то развернуться, но ещё не решил, чем именно заняться: открыть ресторан, магазин, ателье мод или купить какую-нибудь развалину и сдавать коморки таким бедолагам, как сейчас являюсь сам.

Ну, а пока приобрёл по дешёвке такси и зарабатываю на хлеб насущный, кручу баранку и все эти мысли в своей не пригодившейся пока здесь никому, голове.

Тебя, конечно мало интересует моя семья, но так вкратце, чтобы ты поняла в какой атмосфере я сейчас живу: тёща пилит денно и нощно из какого рая я их вырвал и в какой ад впихнул, она ведь не хочет задумываться каким образом нам доставался тот рай.

Сонечка, как ни странно, не особо растерялась, она быстро адаптировалась к нынешним сложившимся обстоятельствам, предложила себя в какую-то русскую газетёнку и работает у них корректором, конечно за гроши, но ходит важная, как индюшка.

Девчонки быстро усваивают язык и младшая готовится поступать в следующем году в коллеж, а старшая попытается попасть в университет, есть даже шанс не на первый курс.

Папу, как не замечали раньше, так и сейчас, но без его вливаний, как и там, так и тут, моим доченькам пока не прожить.

Всё, а теперь только о тебе:

отдышись, моя миленькая, одно только меня успокаивает, что ты девочка сильная и выдержала свалившееся на тебя.

Неплохо было бы тебе сейчас смотаться в санаторий, подправить здоровье и поднять настроение.

Фросик, мой милый Фросик, привыкай жить без меня, мне без тебя плохо, очень плохо.

Пишу эти строки, а сердце кровью обливается, но разве я вправе тебя в чём-то ограничивать и в будущем упрекать.

Ты и раньше была вольная птица, а теперь и подавно.

Устраивай свою жизнь так, как у тебя это получится сделать, мне трудно писать эти строки, но если ты обретёшь сердечное счастье, то это будет для тебя наградой за все не долюбленные годы и я уже смертельно завидую тому счастливцу, на которого ты обратишь внимание.