Фрося. Часть 4

— Я и есть не то полячка, не то белоруска, и жила в Западной Белоруссии, только последних двенадцать лет обитаю в Москве.

— Твоё погоняло и будет пока Полячка.

Зря молчала, надо было сразу, как только зашла в хату, бакланить про свою крышу, не ходила бы сейчас с разрисованной мордой, но ничего, заживёт, ты баба стойкая.

У меня через три дня суд и пойду зону топтать, как пить дать лет на пять.

Здесь за старшую оставлю Щепку, больше некого, другие мелочь приблатнённая, а твоя крестница зону нюхала, но ты не трясись, она толк в воровских понятиях знает, не обидит того, кто под авторитетом ходит.

Будешь держать связь с волей через неё, я про тебя ей растолкую.

Надумаешь, можешь шконку получше себе выбрать.

А если хочешь, я тебе Манюлю удружу, когда уйду на зону, она девка верная и для любви весьма гожая.

Фрося слушала Кувалду не перебивая, впитывая всю полученную информацию и уже понимала, что её положение в камере значительно улучшится.

— Щепка, дуй сюда и на цырлах.

— Так я уже здесь, будем дальше потрошить эту сучару?

— Слушай шмокадявка сюда, Полячка, а это её теперь погоняло, ходит под Мирабом и Меченным, усекла, пусть только волосок с её головы упадёт, свою черепушку потеряешь, а теперь, скидывай свитер и в чистом виде к утру притарабань Полячке. Всё усекла?

— Усекла, надо было сразу ей забакланить, чего овечкой прикидывалась.

— Что-то у тебя вся морда от этой овечки распухшая.

Кувалда расплылась в своей омерзительной улыбке.

— Секи ещё, после меня, ты здесь будешь за старшую, попробуй только вякнуть супроть неё, тебе будет дороже, Мираб хоть и старый, а руки у него длинные, а Меченного сама знаешь, продырявит и не улыбнётся.

Посвяти девок в наш базар, а нам надо с Полячкой ещё кое-что перетереть.

Не успела Щепка ещё отойти, как Фрося придвинулась поближе к Кувалде и зашептала:

— Мне срочно надо кое-что прописать Владу, то есть, Меченному, от этого зависит мой срок, а может даже быть и жизнь.

— Пиши маляву, только коротко и намёками, если менты перехватят, чтобы не догадались.

Ясно, но только повторяю, надо срочно.

— Будет тебе срочно, сегодня отправлю, но учти, самолёты отсюда не летают.

Фрося взяла у Кувалды тонюсенький бумажный лист и огрызок простого карандаша и засела за не простое письмо.

Ей надо было изложить очень важные вещи и при этом коротко, и ещё иносказательно.

Около часа она пропыхтела над этой малюсенькой запиской и осталась собой совершенно не довольной:

«Влад, это Фрося, пишу тебе из комнаты с решёткой, весточка от вас дошла, мне стало после этого намного легче, большое спасибо.

У меня к тебе большая просьба — ты помнишь то место, где мы с тобой встречались и ты пил у меня чефир, оно грозит мне бедой, сделай что-нибудь.»

Когда Кувалда прочитала то, что написала Фрося, то не в силах сдержаться, разразилась громовым хохотом, от которого подняли головы все обитатели камеры.

— Ну, выдала, ты маляву пишешь или роман, давай сюда.

«Привет из кичи, Кувалда обласкала, ждут кранты, устрой кипишь, где была наша стрелка с чефиром, Фрося — Полячка.»

Фрося читала послание и брови её ползли кверху.

— А, что он тут поймёт?

— Поймёт, ещё, как поймёт, я же тебя поняла и менты бы догадались, что надо петуха подкинуть в какой-то домик, а они с Мирабом птицы стрелянные, хотя грузин уже давно не при делах, но мазу держит, в авторитетах помрёт.

На завтра с самого утра Щепка принесла выстиранный свитер и подала Фросе:

— Послушай, Полячка, нам не стоит с тобой дальше задираться, ты будешь ходить подо мной, как сказала Кувалда, но я зла не таю и ты угомонись, мы же квиты.

Она как-то заискивающе смотрела на Фросю.

Почему-то вся злость, что кипела на Щепку в её сердце, куда-то испарилась, это был жестокий мир, где каждый находит свой спасительный остров по-своему.

Все они осколки общества, находящиеся здесь, не потому что плохие, а потому что попались.

— Да, ладно, кто старое помянет…

— Полячка, ты скажи, я тебе освобожу любую шконку на низу, ты не блатная, многого не знаешь, если что, обращайся, насмехаться не дам.

Фрося уже давно поняла, что шконка это нары и, что с помощью Щепки ей будет гораздо легче обламывать блатных девок, хотя большинство из них обыкновенные потаскухи или марухи, то есть, любовницы воров и бандитов.

— Пока не надо, если ты не против, уйдёт Кувалда, ты наверняка, займёшь её шконку, а я твою.

Слушай Щепка, а почему на допросы не вызывают?

— Так выходные же, во даёшь, счёт дням потеряла.

— А скажи, в выходные дают свидания?

— На зоне, да, в сизо, нет.

Удовлетворённая разговором с Фросей, Щепка отошла к своим блатным подругам.

Фрося почувствовав чей-то пристальный взгляд, оглянулась — со своих нар на неё грустными глазами с горькой усмешкой смотрела Настя.

Глава 78

Поймав на себе осуждающий взгляд Насти, Фрося вся изнутри похолодела.

Ей жизненно важны были на нынешний момент хорошие отношения с Кувалдой и её ватагой блатных девок, но потерять из-за этого добрую новую подругу, которая первой, нисколько не задумываясь о последствиях, протянула ей руку помощи и сердечное тепло, она не могла себе позволить.

Фрося подошла к женщине, понуро свесившей голову на грудь и обняла её за плечи:

— Настенька, не злись на меня, так надо, от этих блатных сейчас зависит моя жизнь, а главное, будущее моего сына, а за него я готова временно поступиться очень многим, но тебя никому и никогда здесь в обиду не дам. Ты мне веришь?

— Верю Фросенька, верю, но когда я увидела, что ты с этими бандитками мило разговариваешь и улыбаешься у меня вся душа перевернулась, а тут ещё та, что устроила с тобой смертный бой за свитер, вдруг с поклоном вернула его обратно.

— Настюха, эта Щепка через парочку дней будет в нашей камере за старшую, у Кувалды скоро состоится суд и она уходит на зону.

Я сблизившись со Щепкой, теперь смогу занять её нары, а та перейдёт на место Кувалды, если хочешь, перебирайся на те, что будут надо мной, там нас не одна собака не достанет.

— Фросенька, делай так, как будет лучше для тебя, мне всё равно, где спать, да и не трогают меня эти соплячки, у меня ведь тоже скоро суд и срока мне не избежать, до трёх лет могут впаять.

— Настюха, если я выкручусь из этой поганой истории, то обязательно тебя отыщу и не дам пропасть ни в тюрьме, ни потом на воле, твоё добро по гроб жизни не забуду.

Выходные в камере текли ужасно медленно, её обитатели просто не знали куда себя девать в тесном и забитом людьми помещении.

Некоторые сблизившись с другими жителями камеры, делились продуктами полученными с воли, устраивая себе праздник живота, а другие занимали себя задушевными беседами, но большинство просто пухли ото сна.

Вокруг Кувалды сгрудилась вся блатота камеры, там шли карточные баталии.

Смех, а порой гневные крики то и дело доходили до слуха Фроси.

Больше всего её возмутило, просто перевернуло всю душу на изнанку, когда Кувалда выставила верную, безропотную Манюлю на кон.

Нет, она её на сей раз не проиграла, явно устроила этот мерзкий спектакль для куража, но так подло унизить человека, возмущению её не было предела, но она ни чем не выказала своё отношение к происходящему.

Фрося с тоской вспоминала своего пылкого любовника Семёна, который прошёл через всё горнило этого страшного мира.

Нравы и законы, как они сами выражаются, понятия блатных, для её натуры были не приемлемы, но она вдруг оказалась с этими изгоями общества в одной лодке, надо было не выпасть за борт, но тонуть и выплывать вместе с ними ей тоже не хотелось.

Наконец, первые выходные в тюремной изоляции закончились и наступил понедельник.

Фросю снова вызвали на допрос.

Тот же кабинет и следователь, но на этот раз присутствовали ещё какие-то двое незнакомые.