Полюбите меня чёрненьким

НИНА ПЛАТОНОВНА. (Поднося к носу кружевной платок, занюхивая). Зря ты так, Шурочка. Грех это… Впрочем, тебе грешить не привыкать.

Нина Платоновна подходит к дивану и устало садится. В этот момент раздается еще один автомобильный гудок и последующий звонок телефона. Нина Платоновна пытается встать, но Шура поднимает трубку первой.

ШУРА. Алло! Нет, это не Нина Платоновна. Как это, кто у телефона?! Я – вдова Бориса Борисовича! Кто приехал? На поминки? Тоже вдова? Ну, что ж, пропустите. (Растерянно поворачивается к Нине). А что? Будет кто-то еще? Разве меня не одну пригласили? (Оглядывается на накрытый стол). Хотя, судя по количеству тарелок, не одну. (Подходит к дивану, присаживается и обнимает Нину). А помнишь, Нин Тонна, ты говорила, что я единственная из жен Бори, кто ни разу не устраивал ему скандалов?

НИНА ПЛАТОНОВНА. (Угрюмо). Надо же, вспомнила – «Нин Тонна»…. Смешно. Помню, конечно. Ты даже не делала замечаний, когда Борис не ночевал дома.

ШУРА. (Хохочет). Да, да, именно! Каждый мужчина имеет право изредка переночевать там, где ему хочется, чтобы другой мужчина мог переночевать в его доме!

НИНА ПЛАТОНОВНА. (Назидательно). Вот после одной такой ночевки ты и оказалась на улице голой!

ШУРА. (Отмахивается). А-а-а-а… О чем тут вспоминать? Честно говоря, я не жалею ни капельки. Пусть голая, пусть бедная, зато какие меня красавцы любили…. Эх!

Сцена 4.

На пороге гостиной появляется колоритная пара, Ольга и Ада. Нина Платоновна поднимается им навстречу.

НИНА ПЛАТОНОВНА. (Растроганно). Ой, Оленька, Адочка! Господи, сколько лет, сколько зим….

Ольга бросается в объятия Нины, Ада остаётся в дверях, с веселым недоумением рассматривая комнату.

ОЛЬГА. (Сбивчиво причитает, отстраняясь от Нины Платоновны). Платона Ивановна… Ой, Ивана Платоновна, дорогая моя…. Скорбно-то как, горько-то…

НИНА ПЛАТОНОВНА. (С легкой насмешкой). Ну, успокойся, сердешная, извелась уже вся… Нина я, Ниной была, Ниной и остаюсь по сей день. Мы с тобой не отчествовались никогда. Или забыла уже?

ОЛЬГА. (Смущенно). Столько лет прошло… Нинушка, милая Нинушка… Как же Бориса Борисовича-то жалко! Молодой еще ведь совсем… был. Жить да жить… Упокой Господь, душу его, пусть земля ему будет пухом!

АДА. (От двери, почти весело). Ага! Сто лет не встречались, друг о друге не вспоминали, а слёзы в три ручья! Вот она – бабья искренность!

Ада отходит от двери, с любопытством разглядывая всех присутствующих.

АДА. (Простодушно). Нинок, здравствуй, что ли?

НИНА ПЛАТОНОВНА. (Неодобрительно качая головой). Ах, Ада, Ада… Сердца у тебя нет.

АДА. (Без тени стыда, так же бойко). Есть сердце, есть. Даже кардиограмму могу показать. А нас, что? На поминки созвали? По старой памяти? Ты поправь меня, Нинок, если я ошибаюсь… Эта богомольная Ольга, наверное, супружница нашего Бори под номером один. Я – под номером три… А та рыжая на диване не иначе – номер четыре? (Обходит диван, пристально вглядываясь в лицо Шурочки, Шурочка в ответ ревниво смотрит на нее). Но не вторая так точно. Свою-то предшественницу я помню. Та была пострашнее, да покостлявей…и не рыжая. Не та ли это циркачка, о которой ты, Нинок, мне в письмах писала?

ШУРА. (Вскакивая; с достоинством). Да! Я четвертая жена Бориса. Много лет ею была. Подчеркну: много лет как официальная супруга! А не какая-то массажистка, с которой брак у него продержался ровно три месяца!

АДА. (Мгновенно вскипая). Да хоть три дня! Ты, дорогуша, прежде чем тявкать, хоть у Нины спроси, какие это были три месяца! Борька ко мне на массажный стол, знаешь, каким попал? Вес, как у барана – шестьдесят кэгэ… Болячек – выше крыши. Тридцать семь лет мужику, а вся голова седая. Руки трясутся, всё куда-то спешит, дёргается, нервный, как карась на сковородке. После такой вот, как ты, (передразнивает Шуру) «много лет как официальной супруги». Выправила я его, откормила, на ноги поставила, да и отпустила. К таким вот, циркачкам… А что? Любви у нас особой не было. Прибило друг к другу, да и отбросило. Но честно все!

Ада проходит дальше в гостиную, скидывает рюкзак и бросает его в угол комнаты.

НИНА ПЛАТОНОВНА. Боря всегда тебя, Ада, теплом вспоминал.

АДА. И я его тем же… Я как рассудила? На мой век мужиков хватит. А Борис нормальным человеком оказался. Купил мне в Харькове массажный салон, потом фитнес-клуб помог построить, так что я не в претензии. Лучше скажите, зачем нас сюда вызвали? Помянуть, это, по-людски, конечно… Но после двадцати лет странно как-то… Нет? Или я чего-то не знаю?

Сцена 5.

В гостиную стремительным шагом входит Ирина, прижимающая к уху мобильный телефон.

АДА. (С азартом, хлопая тыльной стороной ладони по открытой). О! А вот и номер два!

ИРИНА. (Раздраженно). Фу-фу… Жарища! (Снимает пиджак и сует его в руки Нины Платоновны, быстро целует её в щеку). Какого чёрта было устраивать поминки в такую жару? Надеюсь, это быстро? Мне пришлось отменить к чертям все деловые встречи… Ты, кстати, Платоша, почти не меняешься с возрастом. Не могу сказать, что чертовски рада встрече, но… (Растерянно разводит руками) всё равно рада!

НИНА ПЛАТОНОВНА. (Удивленно). А как ты…? Без звонка? Как же охрана?

ИРИНА. (Смеется, без веселья, с иронией). Какая, к чертям, охрана? Мой дом ровно напротив этого. Странно, что ты не в курсе. Меня вся охрана в лицо знает! Они меня бояться как импотенцию! Это ты тут, Нина, в гостях… парижанка! А мы в России – дома. Миллион раз говорила Борьке: продай дом мне. Нет же! Жить он хотел в Париже, а умирать собирался у нас! Но в итоге помер там, такая вот ирония. Некоторые вещи не мы выбираем, и угадать не можем. (Цепким взглядом окидывает присутствующих). Кстати, Нина, я тоже что-то сдаю последнее время… Трачу, трачу безумные деньги на эти ботоксы-хренотоксы, а толку – ноль. Но мы не об этом. Так зачем ты приехала-то? Не кисель же поминальный хлебать, на самом деле?

НИНА ПЛАТОНОВНА. (Холодно). Ирина, ты так тарахтишь, что я и слова вставить не могу. Да и надо ли? Тебе чужие слова, по-моему, до лампочки…

ИРИНА. (С еще большим раздражением). Время – деньги! А деньги – это жизнь! (Замечает накрытый стол и хлопает себя рукой по лбу). Чёрт! Я сегодня еще не завтракала даже

ОЛЬГА. (Укоризненно). Грешно в такой день чертей поминать…

ИРИНА. (Рассеянно взглянув в сторону Ольги, словно на пустое место). Ну что? Садимся за стол? Быстро помянем и по коням… У меня еще две встречи и вечером совещание у мэра. (Оглядываясь) Я так понимаю, последней волей покойного было собрать всех бывших? Глупый еврейский юмор. Но в этом был весь Боря!

НИНА ПЛАТОНОВНА. Мы ждем еще одного человека.

Снова звонит мобильный телефон Ирины.

ИРИНА. (С раздражением). Ну, ждите– ждите! Никакой организованности! Я тогда сделаю пару звонков… Если что, я в библиотеке! Свистните, когда все соберутся. Провожать не надо! Дом я знаю как свои пять пальцев! Да-да! Слушаю! Алё!

Ирина стремительно уходит.

Сцена 6.

С уходом Ирины все невольно переводят дух. Шура передразнивает ушедшую Ирину и принимается поправлять макияж. Ольга стоит у портрета Бориса и крестится, поминутно кланяясь. Ада обходит стол, выдергивая из вазочек какие-то канапушки и одобрительно кивая головой, отправляет их в рот.

АДА. (Спокойно, без тени смущения, не извиняясь, а ставя перед фактом). Прошу меня простить, но я не ела почти с Харькова. Как позвонили, так я в поезд и прыгнула, ни курочкой, ни вареными яйцами запастись не успела! Всё бегом! Потом это такси, эти нервы…Калории горят, как говорится, словно в печке! Восстанавливаю, что могу… (Жуя, с набитым ртом) Нинок, ты бы объяснила обществу, кого ещё мы ждём, и что происходит вообще?