Детство Сашки

— Ага, хорошо, — соглашался со всем Сашка. Он уже устал, хотел есть и все ждал, когда же, наконец, пойдут они обратно, на теплоход, чтобы ехать домой?

— Жаль, что тебе к бабушке… Мы бы тебя здесь оставили. Тут и ночевать хорошо. И река вон под боком. И фрукты любые с дерева просто.

Сашка не понимал: это они так издеваются, что ли? Как это — ночевать тут? Тут же ни душа, ни ванной, ни туалета нормального. Телевизора тоже нет. И по радио — только одна программа ловится. Что тут делать?

— А тут, знаешь, как хорошо ночью. Тихо-тихо. Только сверчки в траве. И звезды…

— Дядь Вань, мне еще на электричку надо будет, — напомнил Сашка.

— Ну да, ну да… Жаль. Просто жаль. Ты бы тут отдохнул, — вздохнул дядя и пошел собираться.

Обратно ехали тяжело нагруженные. У дяди прихватывало сердце. Тетя обмотала голову платком, который постоянно смачивала.

— Мигрень у меня, — объяснила она Сашке. — Как вот поработаю в наклон, так и мигрень…

А он не понимал: если тяжело и мигрень, и сердце вон больное, то зачем все это?

Когда он вернулся в Пермь и «в лицах» рассказывал, как тете с мигренью, рюкзаком и двумя ведрами штурмовала над-волжскую кручу, родители посмеялись, а потом мама сказала:

— Саш, а мы дачку купили. Близко. И дешево очень. Будем теперь и мы на дачу ходить…

Дрова

— Сходи за дровами!

— Ну, мам, там еще есть!

— Сейчас есть, а как все мыться кинутся, так сразу и не будет. Принеси хоть пару охапок.

В ванной стоял титан с чугунной печкой внизу. Кирпичная печка сначала была и в кухне. И кухня поэтому казалась маленькой и тесной. Но потом однажды пришли рабочие и разломали ее, вынеся все закопченные кирпичи на улицу. Потом стенку наскоро заштукатурили и побелили. А вместо печки встала у стены маленькая на вид, совсем почти не заметная газовая плита. И сразу стало просторно на кухне.

Плита сначала питалась от баллонов, которые привозили регулярно на большом грузовике. Баллоны были не эти, маленькие, что сейчас используют на дачах, а большие, почти с Сашку с рост. Они походили на снаряды для «Катюши». И таскали-перекатывали их так же. Двое рабочих в брезентовых робах стуча сапогами, вкатывали такой баллон, откручивали сверху колпак, потом подключали шланги. Обязательно слышалось шипение и пахло газом. Проверяли плиту, бросив горящую спичку на конфорку. После хлопка — это газ смешался с воздухом — загоралось поначалу неровное красное с голубым пламя. Потом оно выравнивалось и становилось синим. Можно было ставить чайник. Рабочие уходили, оставляя запах сапог, масла, газа. Мама проветривала кухню и протирала полы, в коридоре снова стелила длинную дорожку.

А потом, через много уже лет, пришли другие рабочие, пробили дырку на улицу и протянули трубу. И высоких баллонов, которые в углу пристегивали специальным брезентовым ремнем, чтобы не упали, больше не стало. Но это — потом.

Пока плита работала от баллонов. А вот в ванной стоял титан. И его надо было топить.

Летом папе выписывали пропуск на дрова. Те, кто работал на станции, могли получить дрова — те, которые собрали в водохранилище перед плотиной и сгрудили в запретной зоне на бетонке. За весну бревна высыхали до звона, и можно было за ними ехать. Заказывался грузовик, потом еще надо было договориться с друзьями и соседями, потому что катать бревна — это вам не с мальчишками в футбол… Лучшим вариантом было, если кто-нибудь приносил с собой пилу. Хоть электрическую, которую подключали тут же через розетку, висящую на столбе, хоть бензиновую «Дружбу». Тогда пилить можно было прямо там, в «запретке», а потом просто наваливать в кузов распиленные чурбаки, и везти к дому.

Звенела, зудела пила. Вкусно пахло свежими опилками. Сашка купался в теплой воде — потому что пока все не распилили, грузить было нечего. Папа поддерживал бревна. Все были при деле.

Такое веселое занятие было раз в два-три года. Не чаще. То есть, раньше было чаще, но когда печку на кухне заменили на газовую плиту — стало раз в два-три года.

Между домами стояли длинные сараи, в которых тем, кто въехал сразу, дали по закутку. А между сараями росла трава. Вот в сквере, который вырос под окнами, трава не росла, потому что там стояли огромные широколистные тополя, и под ними в тени ничего не росло, кроме белых вонючих поганок. А между сараями, на солнышке, трава была ярко-зеленая, свежая, красивая, как на лужайке в лесу. Вот на эту лужайку сбрасывали чурбаки.

А потом начиналось чисто мужское: дрова надо было колоть. В кладовке стояло три топора. Но использовали только два. Потому что мама не колола. Брат тоже не колол — он был еще маленький. И выходило, что самый большой и тяжелый топор брал папа. А Сашке доставался ладный такой, с короткой ручкой, острый. Очень удобный. Вот только березу им колоть было трудно. И вообще — большие чурбаки.

Ведь как надо? надо сначала выбрать, похлопывая по боку, как арбуз, и перекатывая с места на место, большой чурбак от комля, на который потом ставить то, что будешь колоть. Плаху такую выбрать. крепкую и тяжелую. Потом брать из кучи, которая выше роста, по чурбачку осиновому или сосновому, ставить вертикально, размахиваться, целясь ровно посередине — хрусть!

Первые удары, когда только начинали колоть, всегда были неудачными. То слишком слабыми, и топор вяз в древесине. То — сильные, но с краю, не по центру, просто отщепляя длинную острую щепку. Ну, щепки тоже нужны — для растопки, например. Но надо колоть, а не на щепки переводить. Вот потом постепенно входишь в ритм, и только машешь топором.

Поставить чурбачок, прицелиться, ударить. Если сразу не раскололся, а топор завяз, перевернуть, поднять на плечо, с хэканьем опустить стукнув обухом, подобрать две половинки, расколоть каждую еще пополам. Или на три части — это от размера чурбака. Отбросить в сторону, на белеющую и растущую кучу почти готовых дров.

На другой день после первой колки, Сашка всегда чувствовал, что вырос. Побаливала спина, грудь, руки. Такое ощущение было, как будто все мускулы слегка подросли, вспухли, и поэтому немного неудобно и непривычно двигаться. Но к обеду это чувство проходило, потому что надо было колоть дальше.

А потом, когда папа уже добивал последние, самые упорные чурбаки и чурбачища, все вместе собирали из наколотого длинные поленицы, выстраивая их так, чтобы солнце больше времени светило сбоку, грея и суша дрова.

Вот и все. То есть, почти все.

Теперь месяц, а то и все два можно было играть в войнушку вокруг тех полениц, внезапно вылетая на врага из-за угла. Можно было просто забыть о дровах.

Пока однажды мама, задумчиво глядя в окно, не говорила:

— По прогнозу скоро дожди. А дрова-то высохли.

И тут уже не поспоришь. Прогноз получали с метеостанции, что внизу, за оврагом, рядом с бывшей платформой электрички. Электрички тут давно не ходят, а метеостанция и платформа остались. Там у них во дворе роскошного здания с высокой крышей стояли разные будочки, вертушки, какие-то провода тянулись к приборам. А в доме в коридорах было тихо, прохладно и просторно. Вот оттуда на электростанцию сообщали прогноз. Чтобы знать — воду сливать из водохранилища или копить на сухое время. И если мама сказала, что будет дождь, значит, так передали с метеостанции.

И тогда все брали старые драные мешки и шли таскать дрова в подвал. Там была комнатка маленькая у каждой квартиры. С потолка на шнуре свисала лампочка. По углам в густой паутине жили черные пауки. А дрова выстраивали слева, вдоль стены. Справа был высокий короб для картошки. А сверху над ним на полках стояли банки с компотами и вареньем.

День, а то и все два — таскать дрова. Нудная и утомительная работа. А вот последние охапки — прямо домой, к титану. Там и досохнут. Но сначала растопить печку с помощью щепок и бересты, подложить немного, потом уже в жар и огонь набить туго и прикрыть дверцу.

Сашка любил разжигать печку, и мог это делать долго-долго. Потому что просто закрыть и ждать, пока нагреется почти до кипения вода — это не интересно. А вот поджигать, подкладывать по чуть-чуть, подкармливать сначала маленький огонек, потом большущий огонь — это интересно. С печкой вообще все интересно. В «Пионерке» была схема, как клеить домики из спичек. Так Сашка извел несколько коробков, почти деревня получилась. А потом с братом поставил эти домики на картонку в печке и поджигал с краю. Как в кино получалось.