Страница 23 из 25
Пусть. Это не важно.
Ее народ будет спасен Попугаем Вукуб-Какишем — пестрым, словно женский платок.
— Это ведь для моего народа, Прародитель? Ради всех черноголовых, Предок?
— Да!
— Чтобы народ продолжал скитание, которому не будет конца, Царь-Попугай?
— Да!
— Я должна это сделать, Старец?
— Ты должна это сделать, потому что так делали те, кто первыми пришли на Круг Станций!
Больше всего девушка Шкик любила часы, когда табор устраивался на ночлег.
Станции закрывались, и лампы дневного света начинали светить вполсилы. Воздух вкусно пах машинным маслом, жареным мясом и пылью.
Люди ее народа ложились прямо в переходе.
Бароны с черными и золотыми зубами чуть в стороне от остальных пьют горькую воду, у каждого из них в заднем кармане джинсов лежит шило.
У толстых женщин шелковые платья глубоко врезаются в складки на животах. Женщины ищут вшей у младенцев и, словно семечки, лузгают хитиновые спинки.
Все улыбаются.
Потом все ложились спать. На ночь, чтобы не замерзнуть, люди ее народа плотно прижимались друг к другу.
Она обхватила рукоятку древнего клинка. Нефритовый нож был выточен в виде сложившего крылья попугая ара. Для того, что ей предстояло сделать, годились ножи, сделанные лишь из чистейшего нефрита.
Ребенок улыбался девушке Шкик беззубым ртом.
Ее руки превратились в пестрые крылья. В тех краях, откуда, по словам стариков, черноголовые пришли на Крут Станций, птицы никогда не думают о том, зачем они машут крыльями.
Клинок вошел в коричневое тельце, как поезд входит в жаркое жерло тоннеля. От тоненького крика у девушки Шкик закладывало уши. Ее руки делали все сами — они умели это делать. Хрупкие ребрышки похрустывали, крошились.
У ребенка было маленькое и красное сердце. Оно было похоже на до смерти перепуганную вишню.
Девушка Шкик двумя пальцами сжала сердце младенца, выдернула из груди и положила на ладонь. Из тоненькой артерии вытекло немного крови.
Девушка Шкик закатила глаза, запрокинула голову. Древние гортанные слова сами протискивались сквозь ее губы.
— Тебе, Попугай! Тебе, Вукуб-Какищ! О Прародитель народа! Тебе этот дар! Ради черноголовых! Ради тех, кто покоится в тени твоих крыл! Прими этот дар, Царь-Ара!
Вода поднималась и плескалась уже возле ее подбородка. Она была красной, а мусор исчез.
Даже стоя на сиденье, девушка Шкик не доставала головой до потолка вагона Она оступилась и чуть не упала. Она больше не была птицей, и еще меньше она была рыбой. У нее болели плечи. Она попыталась смыть красную воду с глаз, но не смогла пошевелить руками.
Потом воздуха в вагоне осталось лишь на два пальца. Девушка Шкик изгибала шею, пытаясь вдохнуть последний раз. Потом она навсегда закрыла глаза.
€ € €
Говорят, на следующее утро после этого в петербургской канализации стали замечать хищных рыбок-пираний.
А еще говорят, что все было совсем не так и ребенок не погиб, а вырос и много лет спустя вывел народ с Круга Станций...
Впрочем, это - совсем другая история.
Глава 14. «БАРДО-ТЕДОЛ» ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ
С утра по делам мне нужно было в Купчино. Я съездил, быстро освободился и решил, что еще успею проскочить назад в центр до пробок.
Я ехал по широкой и пустой в это время окраинной авеню. Впереди блестело тонированными стеклами модное казино «Слава». Перед ним были припаркованы самые дорогие автомобили вселенной, а моя машина была стара, грязна и рычала при переключении передач.
Засмотревшись на казино, я не заметил несущийся справа грузовик. А когда заметил, ноги сами уперлись в тормоз, машину занесло... обеими руками я пытался удержать руль и, разумеется, зажмурил глаза... под веками мелькнула кафешка в Летнем саду... я все еще смотрел на нее из-под надвинутого на лицо капюшона, который мешал мне рассмотреть все хорошенько... но главное мне было видно... я зажмурился еще сильнее...
€ € €
...А когда открыл глаза, оказалось, что ничего страшного: столкновения удалось избежать, грузовик поехал по своим делам а я по своим.
Который четверг подряд лили ливни, в горах закладывало уши от разбойничьего рачьего свиста, а мне вдруг захотелось кого-нибудь подвезти. Просто чтобы не ехать молча. Например, симпатичную девушку... или, хрен с ним, пусть даже не очень симпатичную.
Вообще-то, я никогда не подвожу посторонних людей на своем личном автомобиле. Машина это как герлфренд или зубная щетка. Предмет индивидуального пользования. Вы ведь не разрешаете незнакомым людям с ботинками забираться в собственную постель, правда?
И все-таки я подрулил к остановке, на которой сидел одинокий старичок. Он ягодицами упирался в краешек скамейки и обеими руками сжимал толстенный зонтик.
— Куда едем, папаша?
— Вы это мне?
— А больше здесь никого нет. Я проезжал мимо и подумал, не подвезти ли вас? Ведь троллейбусов пока что не видно.
— Куда же вы направляетесь?
— В центр.
— Годится! Но в центр чего вы едете?
— Ага. Шутку оценил. Шутка жутко смешная.
Старичок, скрипя суставами, забрался в машину. Всей спиной откинулся в кресле. Снова сложил руки на набалдашнике зонтика.
Некоторое время мы ехали молча. Мне это не нравилось. Денег с пожилого пассажира я брать не собирался, но пусть хоть развлечет меня беседой.
Для начала я сказал:
— Сегодня прохладно.
— Знавал я деньки и попрохладнее.
— Нет-нет! Погода именно дурацкая. Жена хочет поехать в Финляндию, и я склонен согласиться. Из этого промокшего города нужно валить.
— Вы думаете, в Финляндии лучше? Поезжайте лучше в теплые края. Куда-нибудь поближе к Африке.
Я покосился на старичка. Семитская внешность. На бугристой лысине шляпа. Зонтик оказался не зонтиком, а тростью с набалдашником в виде змеи.
Старичок среагировал на мой взгляд по своему: приподнял шляпу и представился:
— Моисей Левиевич Вэ-Шеммот. Пенсионер.
Я подумал: «Вот это имена!»
— Очень приятно. Вы, Моисей Левиевич, под теплыми краями имеете в виду Израиль?
— Израиль. Или Египет. Вот там действительно тепло, сухо.
— Вы там были?
— Доводилось.
— И как? Понравилось?
— Ну...
— Что «ну»?
— Ну, не понравилось.
— Почему?
— Never mind, молодой человек. Это наши ближневосточные навороты. Во время одного вооруженного конфликта в Египте, я вот этими руками завалил одного местного жителя.
Дедушка выставил вперед свои артритные кисти рук. Я смотрел на дорогу, а на его руки не смотрел, но все равно успел заметить, что одна кисть у моего пассажира покрыта белыми болячками.
— Дело могло обернуться плохо. Пришлось бежать на Синайский полуостров.
— По вам не скажешь. Такой с виду приличный старичок. Давно это было?
— Да, прилично. Раньше в тех краях у меня было собственное турагентство.
— Да что вы говорите?!
— Но его пришлось закрыть. Клиенты без конца слали рекламации, мол, экскурсии здорово затягиваются.
— А куда вы их возили?
— Так... по окрестностям.
Потом мы выскочили на Литовский, и я сказал, что дальше нам не по пути.
Старичок смотрел на меня черными глазами.
— Вы считаете, это и есть центр?
— Не совсем. Но все-таки больше похоже на центр, чем то место, в котором вы сидели.
Моисей Левиевич разглядывал меня, пальцами поглаживал трость и не собирался вылезать из машины.
— Знаете, молодой человек, мне хочется дать вам совет.
— Да?
— Вернее, три дельных совета.
— Мне? Целых три? Буду признателен!
— Во-первых, постарайтесь понять, что же все-таки общего у Бога, дога и читателя «Vogue».
— А это точно дельный совет?
— Дельнее не бывает!
— Понимаете, Моисей Левиевич, я человек почти непьющий. Такие тонкости мне не догнать.
— Во-вторых... Впрочем, ладно. Во-вторых вы поймете самостоятельно. А в третьих, постарайтесь не забывать, что окружающий нас мир — это война. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.