Страница 64 из 97
- Джейн - произнес тихо ей я - Миленькая моя, прости меня. Прости меня за все любимая - только и смог я еще раз произнести, когда она прервала меня.
- Молчи! - громко и резко, произнесла, еле выговаривая Джейн - Может, все и правда, что ты говоришь! А, может, и нет, но, я не виню тебя за смерть Дэниела! - вдруг, неожиданно моя Джейн произнесла - Но, я никогда тебя не прощу за мою к тебе ненормальную привязанность и безумную любовь, которую ты нарушил вместе с Дэни. Обманув меня. И оставив, здесь в неведении и страхе за вас обоих. Не прощу за этот обман и за то, что случилось! Не прощу! Убирайся!
Я, было, чуть не бросился, снова к ней с желанием любить, и молить о пощаде. Но, она протянула пьяную, качающуюся в мою сторону в широком закатившемся рукаве белой рубахе черную девичью от загара правую руку. Ладонью ко мне.
- Не подходи! - произнесла она зло и резко, заплетающимся от перепоя девичьим языком - Не хочу тебя больше видеть! Убирайся! Убийца моей безумной любви! Не будет тебе больше, ни любви, ни моего вечернего черного платья!
И она уснула. Закрыв плывущие уже и сонные свои девичьи черные, как ночь красивые глаза. И уронила свою пьяную пальчиками вниз правую руку с края своей постели.
Она где-то бросила тот пистолет. Наверное, положила в стол прикроватного столика со стоящим на нем с водой графином.
- "Моя красавица Джейн!" - я смотрел на нее, и душа моя болела. Все горело от боли внутри. Билось в этой страшной боли мое сердце.
- "Я безумно тебя люблю. И не оставлю тебя никогда. Я верну тебя себе!" - твердил себе я.
И, повернувшись, пошел, снова наверх на палубу Арабеллы.
Я знал, что надо делать. Я знал, что только так, можно все исправить.
Я в полной темноте, не включая на палубе света, вслепую буквально, убрал наш резиновый скутер назад в носовой с оборудованием трюм. И начал закачку баллонов для акваланга.
У меня вся еще ночь была впереди. На часах было два часа ночи. И, я должен был дотащить, эти чертовы аварийные бортовые самописцы на нашу яхту.
Я знал, это было сложным делом. Очень сложным. Потому, как дело было ночью. И еще под водой. И на приличной глубине. Но, надо было его сделать. И пока, моя милая красавица Джейн спала. И никто еще не напал на нас. Надо было уносить отсюда ноги. Это то, что хотел как раз Дэниел.
Я сейчас думал о том, чтобы те, люди Джексона не напали на нас.
Надо было быстро все сделать.
Я, вообще не понимаю, почему они с этим тянули. Что-то, там решали или получали от самого Джексона, какие-то инструкции по телефону или рации. Не знаю. Но, они не нападали.
Я закачала, по новой, компрессором несколько баллонов, и спустил их с кормы Арабеллы в черноту ночной воды до дна второго плато. Благо наша яхта, стояла недвижимой на двух якорях, плотно вонзившихся в донный вязкий коралловый белый песок.
Я проверил еще раз ту сеть на нейлоновой веревке с левого борта нашей яхты. И малую лебедку, на предмет работы, погудев ей немного вверх и вниз.
- Работает - произнес я сам себе - Годиться.
И стал надевать гидрокостюм. Новый черный его гидрокостюм акваланга. Костюм Дэниела, который он не одел в свое последнее погружение.
Я, тогда еще подумал - "Пусть умру, но в его костюме. В знак прощения моего друга Дэни. Пусть моя любимая Джейн знает, что потеря Дэниела для меня была не меньшей утратой, чем для нее. Если погибну, и она меня таким найдет. Если, вообще найдет".
Конец третьей серии
В плену черной глубины
4 серия
- Нет! Не пущу! - вдруг, по-русски, раздалось за моей спиной - Не пущу, тебя, Володенька! - этот истошный крик напугал меня. Я чуть было не выронил маску из рук и ласты. От этого сумасшедшего громкого истошного крика. Я вдруг, забыл даже, зачем оделся в Дэниела прорезиненный подводный костюм. Я резко с перепугу, повернулся. И в этот момент Джейн налетела на меня в полной ночной темноте. Ее невысокая силуэтом в свете горящей Луны и звездах девичья фигура, ударилась прямо в меня. И обхватила меня, повиснув на мне.
- Не пущу, окаянного! - она, прокричала на ломанном русском. И уже как русская, обхватив меня руками за мой мускулистый в черном гидрокостюме моряка торс. Она хорошо уже говорила по-нашему. Ломано, но хорошо. Нахватавшись от меня всяких слов. Но, применяла их правильно.
- Не пущу! - прокричала, снова она - Никуда, не пущу, тебя!
Джейн была, почти полностью раздетой. Почти, совершенно голой. Она сбросила в каюте свою длинную белую рубашку. В одних, только узких сдавивших тугим пояском ее девичьи молодые крутые черные от загара бедра и ляжки полосатых шелковых плавках. Своим овалом девичьего голого с красивым пупком живота. Голой полненькой объемной женской грудью, прижалась ей к моему гидрокостюму. Прямо, торчащими своими черными груди соскам. И, перехватив голыми девичьими руками за мою шею, потянула от бортового ограждения перил. И от скоса обрывающейся в воду кормы Арабеллы.
- Не пущу, Володенька - уже тише, глубоко и часто страстно дыша, прерывисто. Словно, задыхаясь, повторила она опять по-русски - Любимый мой - проговорила она, страстно целуя меня в диком неистовстве любви, дальше уже, по-своему на английском - Ты один остался у меня. Один. И я не отпущу тебя туда. Я знаю, ты решил искупить свою вину передо мной. И решил поплыть за этими чертовыми ящиками. Но, я не пущу тебя из-за моей обреченной и неразделенной к тебе любви. Я люблю тебя, Володя.
Люблю, и не пущу одного туда. Не пущу на еще одну смерть. Хватит мне и одной смерти Дэни.
Она повисла, подгибая свои красивые крутыми бедрами и полными икрами девичьи загорелые до черноты ноги. Выгибаясь в гибкой узкой девичьей спине на моей шее. Как дикая черная кошка. И тянула на палубу - Любимый мой, Володенька - Джейн дышала как ненормальная, и произносила по-русски.
Я не знаю, что с ней происходило. Она, то, по-русски, то, по-своему, лихорадочно, говорила. Балаболя, любовные слова и желания быть всегда любимой. Эта красивая до безумия молодая двадцатидевятилетняя латиноамериканка, почти как русская уже безумно влюбленная женщина полушепотом слова о любви, уговаривая меня остаться с ней.
- Не пущу, тебя, ради нашего будущего ребенка - произнесла внезапно мне она, страстно целуя мое, снова лицо, заросшее, снова, свежей мужской щетиной. И эти слова прожгли меня насквозь.
- Ребенок?! - переспросил ошарашенный этой новостью я - У тебя будет, мой ребенок?!
- Любимый - она повторила снова, по-русски. И, она повалила меня на палубу. Меня на свое женское распростертое, теперь подо мной ее молодого нагого, почти тело произнесла, снова по-английски - Я беременна, беременна, твоим ребенком.
- Любимая моя! - я восторженный ею и потрясенный произнес - Ты беременна! Джейн, моя крошка! Моя девочка!
Я целовал ее в ответ в губы и прижимал к себе.
- Уплывем отсюда быстрее, милый мой! - Джейн возбужденно стала уговаривать меня - Уплывем отсюда! Это страшное место! Оно погубило брата Дэни. Мы сможем, Володенька! Вдвоем! Ты и я, и наш ребенок!
- Но, как, же Дэниел? - я вдруг вспомнил, зачем отправился за борт нашей яхты Арабеллы.
- Как, же его смерть, миленькая моя, Джейн - я опомнился и произнес ей - Как же смерть твоего родного братишки? Как же смерть вашего неотомщенного отца? Джейн, любимая?
Я смотрел в ее в слезах, снова глаза. Глаза безумной и безудержной в любви молодой американки, смотрящей в глаза русского моряка.
- Ты позволишь, спокойно, дальше жить этому гаду Джексону. И твоему дяде Джонни Маквэллу - я возмутился, не желая, просто так, вот уплывать отсюда. Хотя не горел и долго оставаться здесь.
- Джейн, прости меня, но я должен - я произнес, глядя в эти наполненные снова слезами черные гипнотические ее девичьи глаза - Я обещал ему. И обещал себе, Джейн. Это, тоже ради нашей любви. Я должен сделать это. Иначе, мне всю жизнь не будет покоя.