Страница 63 из 97
- Я ждала вас - она сквозь слезы пролепетала еле слышно - Ждала до самой темноты. Что ж вы так долго, Володя?
- Любимая моя девочка - произнес я - Дэниел погиб в самолете. Я не смог ему помочь.
- Я порезала руку ножом на кухне - в ответ произнесла моя Джейн - Очень было больно. Но, ничего, я своей той мазью помазала, и все прошло - Джейн, словно не слышала меня и говорила о своем.
- Ты слышишь меня, моя девочка? - произнес я, понимая ее шоковое состояние. Я делал все, чтобы помочь ему, но не смог спасти твоего брата Джейн.
- Ничего все пройдет. Я помазала мазью. И все пройдет - произнесла как-то, тихо она. Сама про себя - Все заживет, мой Володя, миленький мой - она провела правой рукой по моему лицу, и снова произнесла - Такой же, как и тогда, не бритый, и колючий.
- Джейн! - уже громко произнес и нервно я - Милая моя, да, слышишь ли ты меня!
Уже подозревая ее в том, не сошла ли моя любовь с ума от такого удара.
- Ты должен мне рассказать, как было, Володя - сказала вдруг, прейдя в себя, мне Джейн. Отпустив свои руки с моей шеи. И отойдя от меня в
полной темноте на палубе - Расскажи, что случилось.
Она пошла на ощупь назад в трюм. В каюты и у лестницы вниз, произнесла, остановившись - Я должна все знать.
***
Я рассказал Джейн все. Все как было. Весь тот ужас, что я пережил там, под водой. И про гибель Дэниела.
Я не хотел всего рассказывать, но Джейн настояла, не смотря на весь тот ужас, который ей пришлось услышать. Она сказала, что простит меня, только тогда, когда узнает всю из моих уст правду о Дэни. Какой бы она не оказалась ужасной.
Джейн слушала, молча в главной каюте яхты. Она уже не плакала и не рыдала. Совершенно, хладнокровно и без эмоций. Она напилась крепкого дорогого своего французского вина. И пребывала в прострации и шоке, думая, что так ей будет легче. Смотря на меня, рассказывающего ей о том, кошмаре какой мне пришлось пережить до наступления ночи. Там на дне того морского островного плато.
Широко открыв не моргающие, черные свои она цыганские, как сама ночь девичьи в слезах глаза, осуждающе смотрела, не отрываясь на меня. Моя красавица Джейн. Ловя каждое мое слово. Стараясь все уловить в том моем рассказе. Где, правда, а где ложь. Она не доверяла, снова мне. То наше начало построенное на недоверии, вылилось вот сейчас при гибели Дэниела. Ее безумная ко мне любовь нарушила это недоверие. И вот, я получил то, что было тогда, только еще страшнее. Это, снова вспыхнувшее недоверие вернулось назад, разрушая окончательно, нашу безумную двух влюбленных друг в друга любовь. Тот ее страх еще вначале нашего знакомства ко мне, когда я появился на яхте передо мной, вылился в новом виде. В виде презрения в Джейн красивых цыганских черных глазах, моей ненаглядной любовницы.
Джейн не доверяла мне. Считая, теперь меня, наверное, подлецом, трусом, погубившим ее братишку Дэни. В Джейн пьяных глазах была озлобленность и презрение, перемешанные с неудержимой ко мне любовью. Именно, любовь ее ко мне не давала моей любовнице Джейн Морган, сломать окончательно все наши отношения. Именно, любовь.
Я, было, хотел, снова броситься ей в ноги. Целуя каждый пальчик ее тех красивых черненьких ног. Молить мою красавицу о прощении. Но, это не был выход из сложившегося несчастья. Я бы выглядел, тогда действительно настоящим трусом. И полноценным виновником случившейся трагедии. А, не сложившаяся такая вот, нелепая, не в мою пользу, трагическая ситуация.
Выплакавшись на палубе мне в спину, она, тогда я уже панически думал, попрощалась со мной. И со всем нашим недавним любовным прошлым. И слушала меня с презрительным взором в тех ее черных убийственных девичьих и уже изрядно пьяных глазах.
Джейн была сильная женщина, но и слабая, именно как женщина. И нуждающаяся в помощи и защите. И я был для нее, теперь всем. Но, смерть Дэниела пошатнула крепко наши, тогда отношения. И я, не знал, как исправить ситуацию. И хоть, как-то спасти нашу любовь.
Я нес свою повинную, перед ней. Перед, моей судьей, решающую, теперь мою дальнейшую судьбу. И, рассчитывающему, хоть на какую-то, милость от своей любимой.
Я выложил все в мельчайших подробностях о тех кошмарный событиях там, на той глубине и о смерти ее брата, и моего лучшего друга Дэниела. Ожидая ее судебного, словно решения, жить мне теперь или умереть.
Знаете, я был уже готов, теперь на все. Даже, если бы моя Джейн приговорила бы меня на смерть. Я бы пошел на смерть. Я был готов на все ради ее. И нашей теперь любви. Я готов был сделать то, ради чего приплыл сюда мой друг Дэни. Ради его погибшего, теперь отца, которого я, даже не видел на фотографии, а только в рубке борта 556. В истлевшей от морской воды одежде один скелет. Даже, ради него. И в первую очередь ради моей крошки Джейн. Я дал клятву, что доведу, теперь дело это до финального конца. Дело этого проклятого золота. И все получат по заслугам. И дядя Джейн, и погибшего Дэниела Джонни Маквэлл. И этот пресловутый мистер Джексон.
Я дал клятву себе как русский моряк, что доведу дело до конца, и они получат свое, еще и лично от меня.
***
Джейн была пьяной. Я никогда ее такой еще не видел. И она, пытаясь встать с кожаного дивана в главной каюте нашей яхты. Чуть, не упала на пол. Я подхватил ее за правую поднятую вверх руку у стоящего, тут же банкетного столика и кожаного кресла. Но, она выдернула ее резко. И посмотрела на меня презрительно, и зло. И промолчала. Ничего мне не ответив. Даже, заплетающимся языком. Она пошла, качаясь из стороны в сторону в свою каюту.
Я пошел за ней следом, чтобы если, что подхватить ее при очередном падении. Но, она дошла до своей постели. И, снова, плача, упала на подушки лицом. И, по-видимому, в хорошем подпитие отключилась.
Мне так показалось, по крайней мере. Но, она не спала, она, просто лежала, убитая горем. И вдрызг пьяная на своей в каюте той постели. Она чувствовала меня, стоящего в дверях за ее спиной и молчала.
Я боялся, что нашей любви пришел конец.
Я стоял и смотрел на ее кругленькую попку в узких с большими вырезами полосатых плавках. Натянутых туго, на Джейн, почти от загара черных ляжках и бедрах ее красивых ног. Стянутых тугим пояском. Лежащую ягодицами вверх. И оголенную, из-под, заброшенной подолом вверх рубашки. При падении на постель длинной белой распахнутой на полненькой искусанной моими зубами девичьей груди.
Я смотрел на ее кругленькие загоревшие женские аккуратненькие до самых маленьких ступней Джейн ножки. Лежащие на той в углу каюты девичьей постели на вытяжку. Постели, первой нашей, тогда любви. Любви в коралловой той лагуне песчаного атолла. Посмотрел со скорбью и жалостью на растрепанные и разбросанные Джейн смоляного цвета вьющиеся змеями волосы. Разбросанные, теперь по подушкам и закрывающим ее миленькое личико с полненькими девичьими губками, миленьким носиком. И ее, теперь презирающие меня красивые наполненные любовью, презрением и ненавистью к любимому ее черные, как сама, теперь моя смерть глаза.
Джейн обняла подушки своими в широких рукавах той белой длинной рубахи загорелыми до черноты девичьими руками. Я думал, она крепко спала и ничего уже не слышала.
Я так хотел прижаться к ней сейчас. Хотя бы к ее тем миленьким полным черненьким от загара девичьим молодым двадцати девятилетней латиноамериканки красотки ножкам. Но, не мог. Не мог, из-за вины, которая была на мне. И я был так, или иначе виноват, виноват, в том, что выжил.
- "Милая моя Джейн!" - думал сейчас я - "Только искупление исправит мою вину перед тобой! Только искупление!".
***
- Уходи - еле произнесла она моя красавица Джейн, не подымая с подушек своей растрепанной вьющимися локонами, как змеи черными волосами головы - Уходи и не мучай меня. Ты не нужен мне. Уходи, молю тебя проклятый.
Она повернула в мою сторону голову. И посмотрела на меня глазами, вновь полными слез - Я ненавижу тебя. Уходи. Я не хочу тебя видеть.