Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 47

Здесь топонимически заданы и фонетически подхвачены гортанная твердость и мурчащая мужественность отрывистой грузинской речи. Стихотворение написано как бы с грузинским акцентом. В записной книжке № 44 Цыбулевский признается: «Я лишь фонетически <пишу> на русском, а говорю на заветном – древнегрузинском».

И по этой черте – сквозной в творчестве поэта – можно видеть, как пограничное, точнее, посольское бытие между двумя великими поэтическими культурами сделало его не только переводчиком, но еще как бы и переносчиком с великого грузинского языка на великий русский.

Но довольно о географии.

Поговорим о биографии Александра Цыбулевского, о его судьбе поэта…

Штрихи поэтической судьбы: от Ростова до Рустави

Александр Семенович – Шура – Цыбулевский родился 29 января 1928 года в Ростове-на-Дону. Но с самого раннего детства – с двухлетнего возраста – и до самой смерти (17 июня 1975 года) он прожил в Тбилиси, если не считать шестилетней «путевки» в Рустави от НКВД.

Отец, Семен Яковлевич, 1897 года рождения, был из Одессы, откуда и переехал в Ростов. Переехал потому, что в годы НЭПа владел часовой мастерской, где содержал наемных трудящихся, из-за чего поступить в Одессе в вуз его сын не смог бы. Спокойный, представительный, авторитетный, умевший налаживать и улаживать дела. Лично на слух он не жаловался, но в Тбилиси стал председателем республиканского Общества глухих и главой артели глухих стариков, выпускавших пояса из кожи. Он частенько наведывался в Москву, где – замужем за известнейшим почвоведом Виктором Абрамовичем Ковдой (1904–1991) – жила его сестра[7]. Главной целью его поездок в столицу были снабженческие и сбытовые дела артели.

Тбилисская юность А. Ц. была связана с двумя адресами – Новоарсенальная, 18 и Дзержинского, 6. Дела у отца шли неплохо, и, пока он был жив, никакой нужды семья не испытывала. Но отец умер рано – в 1955 году, едва успев поприветствовать сына, вернувшегося из лагеря годом раньше.

Но и при живом отце всем в семье заправляла Елизавета Исааковна, Шурина мама[8]. Своего единственного сына она воспитывала (или думала, что воспитывает) посредством перманентных наставлений, а поскольку он ее явно недостаточно слушался, то и шумных скандалов. (Из ее высказываний: «Шура разве еврей? Шура идиот!..» и т. п.)

Одним словом – классическая «идише мама» со всем невыносимым неистовством ее любви. Такое отношение, как, впрочем, и перебранки, совсем неплохо вписывалось в коммунальный уклад тифлисских дворов: у соседей, среди которых были и грузины, и армяне, тоже было свое право и на семейные скандалы, и на «правильные советы» любимым соседям. Маму же Шура не слушал, точнее не слышал. Но он ее щадил и соприкасаться с ней старался как можно меньше (тактика, вероятно, перенятая от отца).

Шура учился в 9-й русской школе (в районе им. 26 Бакинских комиссаров). В аттестате, который он получил 28 июля 1945 года, пятерки стоят по всем предметам, кроме трех – четверки по геометрии, по русскому языку и по русской литературе.

NB! Sic! По русскому языку и по русской литературе?

Но это не помешало ему поступить именно на русское отделение филфака Тбилисского университета. В той же 11-й группе, что и он, учились студенты постарше, например бывшие красноармейцы Алексей Силин и Булат Окуджава, долговязый грек Лев Софианиди (Левка), родившийся в 1926 году не где-нибудь, а в герцогстве Люксембургском! Или лучшие факультетские красавицы – Ара Арутюнова, Элла Горелова и Нора Атабекова.

Все – или почти все – вертелось тогда вокруг стихов: о них спорили, из-за них ругались, ради них тут же мирились, снова читали и снова спорили, все, разумеется, писали и сами… Главным авторитетом и ментором в вопросах поэзии, равно как и первым синдиком поэтического цеха, был Шура Цыбулевский. Он был на четыре года младше Булата, уже печатавшегося в многотиражке «Боец РККА»[9], но именно он стал для Окуджавы первым читателем и старшим товарищем[10]. Это он указал Булату на его главные дефекты того времени – упоение собой и дефицит эрудированности, распахнул для него окна в мир не только русской, но и мировой поэзии и прозы (Цвейг, Пруст, парнасцы).

При газете «Заря Востока» в годы войны сбилась группа поэтов и прозаиков, она именовалась МОЛ. Ее лидером был Густав Айзенберг-Гребнев (он же Густик)[11], ходили в нее и Элла Маркман, и Гия Маргвелашвили. Как-то пришли и три старшеклассника из 43-й школы – Роман Чернявский, Шура Цыбулевский и Рашид Кетхудов. После войны МОЛ как-то рассосался, но Чернявский организовал свой литературный кружок – «Соломенная лампа», куда ходили и Шура, и Рашид, и Юлик Эдлис[12], и Эллкин, как звал Коммунэллу Маркман Шура.

А 18 мая 1948 года Александра Цыбулевского и Льва Софианиди арестовали, обвинив в недонесении на студенческую подпольную организацию «Молодая Грузия», в членах которой оба не состояли. Да и самой организации де-факто не было, зато была другая, более ранняя, школьная. В 1943–1944 годах шестеро учеников двух соседних школ – Теймураз Тазишвили, Элла (Коммунэлла) Маркман, Юрий Липинский, Александр Балуашвили, Наур Маргания и Дурмишхан Алшибаев – сбились в подпольную стайку с громким названием «Смерть Берии!». У каждого в семье был кто-то репрессирован: Тэмка утверждал, что его отца, дворянина, 14 декабря 1937 года застрелил лично Берия. Как и отца Эллы, Моисея Маркмана, директора Центрального строительного треста Грузии. Вот шестеро побратались и занялись писаньем и раскладыванием по почтовым ящикам листовок: «Граждане, оглянитесь вокруг! Лучшие люди расстреляны или погибли в застенках НКВД. Мерзавцы в синих фуражках полностью распоряжаются жизнью каждого из нас…»!

Когда Фанни Соломоновну Маркман, мать Эллы, арестовали и отправили на пять лет в АЛЖИР[13], Элла с сестрой Юлей осталась в родном городе под присмотром бабушки и тети. Достоин фиксации следующий случай, невероятный для любого другого советского города, кроме Тбилиси. После ареста матери девочки неделю прятались у родственников, а когда вернулись, то оказалось, что в их бывшей – ныне опечатанной – квартире забыли кошку. Голодная, она истошно мяукала, просила есть, и тогда только что вышедшие из подполья сестрички… поехали в НКВД! Плачущих, их провели к какому-то большому начальнику, которому они рассказали про кошку, добавив, что и сами перестанут есть, если ее не выпустят. Начальник, видимо, этого страшно испугался, раз послал с ними человека, который приехал и освободил кошку.

Странно, что «Смерть Берии!» не накрыли и не раскрыли еще во время войны! Но когда весной 1948 года Тэмка Тазишвили предложил воссоздать ячейку, то повзрослевший Алшибаев, испугавшись, написал 7 апреля в МГБ упреждающий донос. После чего всю шестерку, и доносчика в том числе, арестовали в разных городах (Эллу Маркман, например, 20 апреля). Заодно схватили и парочку их друзей, а именно Софианиди и Цыбулевского.

21 и 22 сентября 1948 года восемь человек судили в Тбилиси, в Военном трибунале войск МВД Грузинской ССР. Сам суд, по словам Коммунэллы Маркман, был праздником: наконец-то все увидели друг друга и –





…принесли друг другу подарки. Я помню, Шурка Цыбулевский – редкость! – туалетное мыло мне подарил тогда. Они туалетное мыло из маминых передач вынимали, потому что в это время, в 48 году, с мылом плохо было, и себе забирали, наверное. А Тэмка подарил тот платок с кровью, когда ему [на допросе] выбили зубы[14].

Дело было абсурдное, высосанное из пальца, но зато сроки реальные, точнее как раз нереальные – запредельные, максимальные! Шестерых заговорщиков, включая доносчика, по статьям 58–2, 58–8, 58–10 ч. 1 и 58–11 Уголовного кодекса Грузинской ССР суд приговорил к 25 годам ИТЛ и 5 годам поражения в правах с конфискацией имущества. А еще двоих, Шуру и Левку, – «за недонесение» (по статье 58–10 ч. 1) – к 10 годам ИТЛ.

7

Еще одна сестра жила в Сухуми.

8

Она родилась в 1898 и умерла в 1965 г.

9

Под псевдонимом А. Долженов (Быков Д. Булат Окуджава. М.: Молодая гвардия, 2009; Розенблюм О. М. Окуджава в 1946–1948 годы // Вестник РГГУ. 2008. № 9. С. 161–166).

10

Заря Востока (Тбилиси). 1984. 9 мая.

11

Г. Айзенберг (1923–2002) – советский кинодраматург, выступал под псевдонимом Анатолий Борисович Гребнев.

12

Впоследствии известный драматург и прозаик.

13

Акмолинский лагерь жен изменников родины. См. о Ф. С. Маркман: http://www.gulagmuseum.org/showObject.do?object=50561265&language=1.

14

Из интервью с К. М. Маркман. Запись от 13 июля 2011 г. (Архив НИЦ «Мемориал», СПб.). Элла Маркман хранила платок всю жизнь – и в заключении и после своего освобождения в 1956 г. В 2011 г. она передала его в музей «Творчество и быт ГУЛАГа» при Международном «Мемориале».