Страница 70 из 71
Шхуна «Вера — Надежда» приближалась, было видно, как у форштевня, подобно пышным усам, вскипает пена. Немного погодя стали видны торчащие над бортами бесчисленные ребячьи головы. Один за другим убирались паруса, обнажая ряды разноцветных флажков, протянутых между мачтами.
Шхуна ткнулась бортом в причал, с нее полетели канаты.
Спустя минуту по трапу потянулась вереница детей; стоящие по сторонам четыре матроса следили, чтобы никто не оступился.
По узкому людскому коридору дети прошли на площадку перед таможней. Им совали в руки каленые орехи, чурчхелу[67], белый как сахар каменный мед; те, кто не мог дотянуться, передавали сладости через стоящих впереди. К тому моменту, как дети собрались перед трибуной, руки их были полны гостинцев.
Федя, Аджин и Василид по-прежнему стояли на галерее. Припав к перилам, они с любопытством рассматривали новых сограждан. Те были одеты еще в свое, домашнее, некоторые слишком тепло для здешней погоды; большинство обуты в лапти. Мальчиков к этому времени уже остригли под машинку, девочек — коротко, под мальчишек. От этого все, казалось, походили друг на друга. За дорогу детей подкормили, но худоба все же бросалась в глаза.
К детям обратился Лоуа. Но он только успел поздравить их с прибытием. Из толпы вразнобой что-то кричали.
— Что случилось, земляки? — прервавшись на полуслове, спросил председатель. — Я ничего не пойму.
На груду ящиков поднялся абхазец в черкеске.
— Председатель! Мы узнали, что среди прибывших детей имеются сироты. Есть много желающих взять этих ребят к себе навсегда. Я хотел бы взять мальчика. Что скажешь, уважаемый?
— Не сомневаюсь, Коблух, что ты сделаешь из своего сына отличного джигита. Заявления с просьбой взять ребенка на воспитание уже начали поступать в ревком. Каждое будет рассматриваться особо. Задача семей, взявших на себя эту ответственность, не только в том, чтобы прокормить ребенка. Главное — вырастить его гражданином нашей революционной родины!..
Аджин подтолкнул друзей и выразительно повел глазами вниз. Один за другим они начали пробираться к лестнице. Митинг окончился.
Федя видел, что к Ионе подошел отец, и они вместе куда-то пошли.
Воспитатели в белых халатах построили детей в колонну по двое, и повели к монастырю. Часть людей, некоторое время сопровождала колонну, среди них были и наши друзья. Потом взрослые отстали, а мальчики, не сговариваясь, продолжали идти дальше. Строй скоро нарушился. Незнакомцы с любопытством поглядывали на троих приятелей, особенно на Аджина.
Один из мальчиков, по виду его одногодок, спросил, указывая на кинжал:
— Настоящий?
— А то, как же! — важно произнес Аджин.
— А ну, покажи…
— Нельзя без дела вынимать… Что, нравится?
— Спрашиваешь!
— Присоединяйся к нам, такой же получишь… Мы этого добра знаешь, сколько нашли! — похвастался Аджин.
— Тебя как зовут? — спросил Федя.
— Павлом.
— Отец-мать есть?
— Отца давно нет, а мать с голоду померла…
Немного помолчали. Потом Федя сказал:
— Ты вот что, Паша, не унывай… Давай отъедайся и к нам приходи — с нами не соскучишься. Договорились?
— Ясное дело…
Не доходя до монастырских ворот, колонна свернула на вновь проложенную дорогу, ведущую к гостиничному корпусу. Здесь друзья остановились.
— Куда теперь? — спросил Аджин.
— Пойдемте на кладбище, — попросил Василид. — Мне отца Георгия навестить надо.
Мальчики направились вдоль монастырской стены.
— Помнишь, ты рассказывал, как привидения на кладбище видел? — спросил Василид у Феди.
— Еще бы! Такое не забудешь.
— Привидений не бывает! — уверенно заявил Василид.
Федя и не сомневался в этом. Но уж очень неожиданным было услышать такое от вчерашнего послушника.
— Мне доктор в больнице объяснил: в сырую погоду иногда из могил светящийся газ идет, забыл только, как называется.
— Ишь, ты! А я кого ни спрашивал, никто не знает.
Они подошли к склепу и, следуя примеру Василида, обнажили головы.
— Упокой душу его, господи, — сказал Василид и перекрестился.
Постояли, опустив головы. Василид в эти минуты вспомнил, как видно, о многом.
— Пойдем, — сказал Федя, тронув его за плечо. Василид побрел в глубину кладбища. Друзья, ни о чем не спрашивая, пошли следом за ним.
— Здесь, — сказал Федя.
Среди могильных крестов и памятников едва поднимался холмик; на небольшой дощечке, воткнутой в землю, было написано: «Здесь покоится тело Порфирия Смирягина, умершего 10 февраля 1922 года». Постояли немного.
— Эх, жил смешно и умер грешно, — сказал Федя. — Ведь это он тогда с лопатой по кладбищу пробирался.
— Чудак-человек был, — добавил снисходительно Аджин.
— Не говорите так, — отозвался Василид, — если бы не он тогда, мне бы здесь лежать.
Федя уже пожалел о своих словах.
— Ладно, не огорчайся. Пойдем, посидим где-нибудь, подумаем, что дальше делать.
— Я рисованием займусь, — оживился Василид. — Сначала, как все, буду в школу ходить, а потом в Тифлис поеду живописи учиться — там художественное училище скоро откроют.
— Это хорошо, — ответил Федя. — Но сейчас я не об этом…
Друзья подошли к краю обрыва, откуда открывался вид на город и море. Сели в густой тени кипарисов. От их нагретой хвои шел едва уловимый дурманящий запах. Весенние краски побережья таяли в дымке предвечернего часа. Из города не доносилось ни звука. Феде становилось не по себе среди этой мирной, успокоительной тишины. Короткая буйная весна отцветала, наступало долгое-долгое лето. «Чем же занять его?» — думал Федя. И бес, толкавший его к приключениям, снова просыпался в душе.
— Живопись живописью, — сказал он, продолжая прерванный разговор, — а надо о ближайшем будущем подумать. Ты хорошо ныряешь? — спросил он вдруг Василида.
— Я и плавать-то не умею, — сообщил тот.
— А мы с Аджином научим.
— Это зачем?
Но Федя лишь многозначительно посвистел сквозь зубы. Друзья не торопили, зная, что не в его характере останавливаться на полпути.
— Вы слышали, что раньше на месте Нового Света было? — спросил наконец Федя.
Друзья молчали.
— Я тут кое-что почитал в библиотеке. В прежние века здесь город стоял, забыл только, как назывался. Большой город, богатый, со всем тогдашним миром торговал…
— Ну и что? — нетерпеливо спросил Аджин.
— А то, что в те времена недалеко от берега много кораблей затонуло. А один — полный золота: он войску наемников жалованье вез. Смекаете? Если его найдем…
— Так его, небось уже давно нашли, — сказал Василид.
— А вот и нет! В то время берег на добрую сотню метров ближе к горам подступал — глубоко было. А потом забыли.
— Так уж и забыли… — возразил Василид.
— А как же! Две тысячи лет прошло! — Федя поочередно глянул на друзей. — Ну как, поищем?
Те переглянулись между собой. Аджин поерошил волосы.
— Надо попробовать, — сказал он и блаженно рассмеялся.
— А ты? — спросил Федя Василида.
— Я — как все.
— Вот и хорошо! Завтра же и начнем.
С этой минуты море, полное дивных тайн, уже притягивало их к себе. То ли солнце, клонившееся к закату, отражалось в нем, то ли песчаная отмель проглядывала сквозь лазурь, но только и впрямь казалось, что вода недалеко от берега отсвечивает золотом.
Несколько слов о книге, которую вы прочитали
Итак, перевернута последняя страница повести, которую, убежден, вы прочитали с большим интересом. Убежден, во-первых, потому, что она относится к приключенческой литературе, для которой характерны занимательный сюжет, напряженное действие, острые ситуации, не оставляющие равнодушными даже самых искушенных читателей. А во-вторых, потому, что и сам я с не меньшим интересом следил за похождениями ее юных героев и испытывал чувство облегчения, когда им удавалось преодолевать преграды на пути разгадки тайны пещеры Рыжего монаха.
67
Чурчхела — восточная сладость, изготовленная из орехов и виноградного сусла.