Начало пути

- Ты меня не знаешь,- сказал я,- я никогда ни от чего не отступаюсь.

В Тонбридже мы попали в пробку и двигались с открытыми окнами, а наше радио выдавало бетховенскую Пасторальную симфонию. Я совсем было забыл, в какой машине сижу, но вдруг увидел, как на меня глазеют, и сразу вспомнил.

- Скоро мы будем на месте?

Полли перегнулась и поцеловала меня в губы.

- Потерпи немножко. Терпение терять еще хуже, чем мужество. Через полчаса приедем.

Полли велела мне свернуть на боковое шоссе, а потом и вовсе на проселок.

- Папа никогда не ездит сюда в «бентли». Он берет «лендровер». Колеса увязали в колеях.

- Оно и понятно.

Серые облака затянули небо, стекла в машине были опущены, и казалось, уже брызжет дождик. Проселок был изрыт тракторами, а в одном месте дорога показалась мне ровной, я разогнался - и тут колеса взбили воду в глубокой колее, высоко взлетела красная слякоть, аж ветровое стекло забрызгала, а кусты по бокам дороги ветвями царапали окна, сдирали краску с кузова.

- Зря ты меня не предупредила,- сказал я.- Мы б оставили машину у шоссе.- Даже Могтерхэнгер не заслуживал, чтоб с его машиной так зверски обращались, но теперь уже поздно было про это думать: мы опять нырнули в колдобину.- Еще далеко?

- Не очень.

Я поехал дальше - переваливался по буграм и рытвинам, поднимая фонтаны грязи, и наконец выехал на асфальтовый пятачок перед незатейливым двухэтажным кирпичным домиком. Сад был обнесен белым дощатым забором, посреди газона - маленький бассейн для птиц. У парадного входа Полли порылась в сумочке, достала ключ. Но он не лез в замочную скважину.

- Дай-ка я попробую,- сказал я, но тут же стало ясно: она захватила не тот ключ,- Ничего,- сказал я спокойно, а сам прямо кипел от злости.- Как-нибудь заберемся.

- Ну какая же я дура! - чуть не со слезами воскликнула Полли.

- Не горюй,- сказал я и обнял ее за плечи.- Разыщем здесь где-нибудь гостиницу. Только не казнись-эх, мол, ошиблась,- и все обернется к лучшему, так всегда бывает.

Эта убийственная мудрость ее насмешила, а я попытался открыть окна.

- По-моему, ничего не выйдет,- сказала Полли.- Когда мы уезжаем, папа всегда запирает сам, уж это он умеет.

- Даже он может ошибиться. Пойдем-ка попробуем с тылу. Опять задождило, а внутри, за окнами, казалось очень уютно.

У черного хода на мокром насквозь коврике сидела кошка и тут же валялось с полдюжины бутылок из-под молока. Кошка встала, потерлась о лодыжку Полли - вроде обрадовалась, что кто-то наконец появился н теперь ее накормят. Дверь была заперта, да еще закрыта изнутри на засов, и я попробовал окна. Нет, ничего не выйдет, разве что выбить стекло.

- А еще на чердаке есть окно! - крикнула Полли.

- К сожалению, я забыл дома крылья,- отозвался я.- Ничего, влезу по водосточной трубе до конька крыши и съеду к окну. Ну, хочешь полезу?

Она прижимала к груди кошку - ох, и швырнул бы я сейчас эту зверюгу куда подальше!

- Нет,- сказала Полли,- не хочу, но ты ведь все равно полезешь.

Я пошел к машине за складным ножом, раскрыл его.

- Если свалюсь, пропорю себе глотку,- сказал я и зажал нож в зубах.

- И шею сломаешь. Нет уж, пожалуйста, не лезь.

- Дудки, теперь не успокоюсь, непременно полезу, а упаду - пеняй на себя. Придется тебе до конца жизни возить меня в кресле на колесах.

И я полез по трубе.

- О господи! - воскликнула Полли.

Мне надо бы для храбрости хлебнуть, тогда бы я действовал уверенней, но в машине спиртного не оказалось. Можно было подумать, я сызмалу верхолаз - такие крепкие у меня стали руки после уилья-мовых тренировок с чемоданом. Вот только дождь портил все дело, он поливал и меня, и трубу вместе со всеми ее кронштейнами, все стало скользкое. Я взобрался на крышу и начал осторожно подвигаться к окну.

- А может, и это окно тоже заперто! - крикнула снизу Полли. Кажется, она хотела меня огорошить, чтоб я свалился, только я и сам думал: окно заперто,- потому и ножик прихватил. Трудней всего спуститься по скату мокрой крыши до окна. Того гляди, сорвешься, рухнешь вниз - и поминай как звали. Лучше бы уж крыша была соломенная, но Моггерхэнгер хозяйственный черт, он предпочитал, чтоб дождь стекал у него на глазах по черепице, а не впитывался в солому, а то и не уследишь, как протечет насквозь. Черепица блестела и отсвечивала, я спускался к чердачному окошку вслепую, поскользнешься - не видно, за что хвататься. Полли стояла в огороде, оттуда ей хорошо было меня видно на фоне неба, и я тоже видел ее внизу, среди сорняков и гниющей капусты.

- Ну как, откроешь? - окликнула она, хотя видела - до окна мне еще далеко. Я распластался на крыше, ноги развернул носками наружу, руки вытянул во всю длину. По шее лупил дождь, казалось, я вот так лежу целую вечность и нет у меня ни хладнокровия, ни уверенности, чтоб двинуться с места. Туфли заскользили, я с силой прижал их к крыше - съезжать, так хоть помедленней. Это удалось, я наткнулся на подоконник, сполз еще немного ниже и все-таки остановился.

Я удержался, можно сказать, на волоске - одними только ногтями вцепился в дерево. В трудный я попал переплет, и у меня было сейчас время подумать, чего ради меня сюда понесло и еще - как же я спущусь на землю, если не попаду в дом через окно. Вниз был только один путь: упасть, точно бомба из плоти и крови, грохнуться оземь, будто мешок с яблоками и апельсинами. Не дрейфь, сказал я себе, представь, будто земля вот она, рядом, тогда и волноваться нечего. И верно, мне стало поспокойней, я повис на одной руке, вынул из зубов нож и всадил в щель между подоконником и рамой. На счастье, окно оказалось не заперто, я потыкал ножом, чуть приподнял раму и дал ей опуститься на мои пальцы, их прищемило, но я уже ухватился обеими руками, подтянулся и приподнял раму повыше. Она опиралась уже мне на голову, потом на плечи, вот я уже укрылся от дождя и заглянул вниз, на чердак. Но как же все-таки туда влезть? Кожа на голове зудела, пот смешивался с дождем, но все равно первым делом надо просунуть внутрь ноги. Мне повезло: под самым окном стояла кровать и на ней матрац. Я проскользнул вниз, точно ящерица, и, падая, сжался в комок, но все-таки зацепился ногой за спинку кровати и растянул лодыжку. Меня так и ожгло, я завертелся, выругался, вмиг забыл обо всем, кроме этой мучительной боли - один на один с ней, один в целом свете. И все же я в доме, это надо отпраздновать. Я ухватился за кровать, осторожно покрутил ногой, пошел к двери и у дальней стены увидал штук шесть дорогих дробовиков.