Начало пути

- Пожалуй, еще чуть-чуть - и самое трудное будет позади,- сказал он, когда мы сидели в кухне и пили чай с печеньем, за которым я сбегал в деревенскую лавку.

- Если надо, я могу остаться еще на ночь,- сказал я.- В Ноттингеме никто по мне не скучает.

- Вы, я думаю, проклинаете тот час, когда столкнулись со мной - и без работы остались, и без подружки.

- Подумаешь! - сказал я.- Может, все к лучшему. Когда что-нибудь стрясется, я всегда так думаю - понятно, не в ту минуту, но до и после. Так уж я устроен. Такой уродился.

- Ваше счастье. Потерянного все равно не воротишь.

- Золотые ваши слова,- сказал я и налил себе еще чашку крепкого чая.- Я хоть и порадовался, когда меня уволили, да только вовсе не потому, что не люблю работать.

- Вижу,- сказал Клегг.- Я сегодня же рассчитаюсь с вами по справедливости. Это часы тикают, да?

Я поднял руку.

- От этой тикалки шуму больше, чем от Большого Бена. Дешевле я не нашел. Спасибо, хоть такие есть. Купил из первой получки.

- Шуму от них и правда хватает.

- Да,- сказал я,- когда я водил свою девчонку в кино, приходилось брать самые задние места. Неудобно. Она думала, это чтоб побыстрей увести ее в поле. Она эту бомбу замедленного действия прямо возненавидела.

Клегг засмеялся.

- Да уж, окрестили метко. Но вернемся к делу.

Интересно, как он это понимает - рассчитаться по справедливости? Мне казалось - хоть мы знакомы не долго, а сошлись очень близко, стали почти как родня. Благодаря моей дурацкой игре цена на его дом подскочила, теперь поглядим, отблагодарит он меня за это или нет. Если нет, у меня по крайней мере есть часы, хотя это конечно, малость - не такого жалкого вознаграждения я жду уже сколько дней.

Я зашел в ванную, сполоснулся, потом надел пальто. Клегг вышел в прихожую и протянул мне конверт.

- Вот вам за труды. На добро я всегда отвечаю добром. На-деюсь, вы всегда будете поступать так же, даже если вам иной раз не повезет. Впрочем, не думаю, чтобы вам не везло, разве что изредка. Только не попадайте в беду, вот вам мое напутствие. Если станете помогать людям, как помогли мне, все у вас будет хорошо. В этом конверте мой лестерский адрес - если будете там, навестите меня.

- А как же. Рад был вам пособить.

Мы пожали друг другу руки, обнялись, и я быстро зашагал к автобусной остановке, чувствуя себя настоящим сукиным сыном: ведь в заднем кармане моих брюк тикали лучшие часы Клегга. В автобусе на верхотуре я украдкой вскрыл конверт и насчитал сто пятьдесят фунтов пятифунтовыми бумажками. От радости я чуть не выскочил из окна, но вместо этого смял записку с его адресом и наилучшими пожеланиями и кинул ее подальше. Сейчас, когда я про это вспоминаю, я только диву даюсь - экое мальчишество, полная безответственность,- но твердо помню: тогда я ровно ни о чем не задумывался.

У себя в комнате я подсчитал свои сбережения, и оказалось, я сказочно богат: у меня 260 фунтов! Неужели и вправду столько денег? Прямо не верилось! И я по одному пересмотрел на свет все клег-говские пятифунтовые билеты - есть ли на них водяные знаки и полосы. Потом снова спрятал их под матрац, но заснуть не мог. Светила луна, я задернул занавески и дрожал, весь в поту, боялся уснуть - а вдруг подлюга вор вскарабкается по водосточной трубе, влезет в окно, хватанет меня дубинкой и даст тягу с моими деньгами. Если про них проведают в нашем квартале, мне крышка. Я крутился и ворочался с боку на бок, под конец зарылся лицом в подушку и зажмурился покрепче, силясь успокоиться и уснуть.

Об этих деньгах никто и не подозревает. Самое безопасное - поскорей их истратить. И вот наутро я надел свой лучший костюм и отправился в гараж, где торговали подержанными машинами. Хозяин показал мне «форд», выпущенный, по его словам, всего четыре года назад, и запросил сто тридцать пять фунтов; я учинил этой машине основательную проверку - проехался по городу, потом по мосту через Трент до самого Раддингтона - и после этого сполна выложил за нее наличными. Уплатил налог, страховку, купил бензин, и у меня еще осталось больше сотни монет.

С сигарой в зубах, раскрыв все окна, хотя холодно было, как в Сибири, я покатил на своей машине к дому. По Илкстон-роуд следом за мной шел автобус, и ехать медленно я побоялся - вдруг сомнет. К счастью, светофор остановил нас обоих, но когда я затормозил у обочины перед нашим домом, меня все еще трясло. Я сбегал за политурой и тряпкой, так как передний бампер был тронут ржавчиной, и работал до тех пор, пока в каждой хромированной части не стала отражаться, как в зеркале, моя довольная, ухмыляющаяся рожа.

Вечером вернулась мать и поинтересовалась:

- Чья это там машина?

- Моя.

- Не валяй дурака,- сказала она.- Тебя по-людски спрашивают: чья машина? Не знаешь, так и скажи.

- Я ж говорю: моя. Купил нынче утром.- И я объяснил, каким образом получил деньги у Клегга.

- Ты темная лошадка,- сказала мать.- А фары у нее есть?

Я сказал - есть, и мать попросила прокатить ее. Мы поехали к бабушке в Бистон. Порывами налетал ветер, и на Университетском проспекте машину даже накренило на бок, кажется, подуло бы чуть посильней - и мы бы перевернулись. Мать была на седьмом небе и всю дорогу пела.

По пути я купил пива, и в теплой бабушкиной кухне мы распили пинту-другую.

- Ты поосторожней,- сказала мать.- Не хвати лишку.

- Я хорошо веду машину, только когда выпью. А трезвый боюсь до смерти.

- Я буду пить, а ты править,- сказала бабушка.- Подходяще?

Мы смеялись и выпили еще по этому случаю, а за выпивкой последовал чай с сандвичами - щедрая бабушкина доля угощенья.

За чаем мы вдруг услыхали треск гнилого дерева, хруст ломающихся веток, и сразу же на улице что-то глухо ударило оземь. Бабушка закричала, что пришел конец света. У меня чуть сердце не выскочило, я решил - упала бомба или взорвался газ. На миг представилась раздавленная, искалеченная машина, и я, как бешеный, кинулся к черному ходу - громыхнуло вроде с той стороны.

Кричали люди, машины тормозили, сверкали фары. Холодный ветер лизнул меня в лицо. Выйти было невозможно, путь преграждала стена сухих спутанных ветвей. В ярости я продрался в сад, куда упала большая часть ствола. Дерево обрушилось на ограду, пробило ее до половины.